Авторы

...Он улыбнулся ей, как прежде, как улыбался всегда, когда уходил, и ничто в мире, да и во всей Вселенной, не могло остановить Его. Он, не сводя глаз с замершей на балконе Лины, коротко махнул рукой, приказывая ливню затихнуть, и через мгновение стало так тихо, что девушка услышала стук собственного сердца. В наступившей тишине Он надел свою шляпу, и через мгновение дождь опять застучал по крышам домов, по стволам и листьям деревьев, по фонарным столбам, по асфальту и лужам, выбивая в воде глубокие воронки. Возле рябины же никого не было: Он ушел. Запахло свежестью и молодой листвой. Лина улыбнулась и прошептала:

– До скорой встречи... До свидания!..

...Ты всегда думал, что пустота – это вакуум, что в ней ничего нет. Это не так. На самом деле Пустота наполнена до отказа самой Пустотой, потому что она материальна. НИЧТО само по себе не может быть угнетающим. Гнетет материализованное НИЧТО…

И, правда, кто придумал рубежи дождя? Кто сможет с достоверностью сказать, где, по какую сторону рубежа находится то, что ищешь? И как понять, что же в действительности ты потерял? Было ли ЗАГАДАННОЕ ТО?

А глупая жизнь меж тем осторожно, но стремительно проскользнула мимо, будто не желая тревожить твою летаргию, не заметив, что эта твоя, с виду перманентная кома может мгновенно прерваться, если немного помочь, толкнуть посильнее в бок или что-то ещё. Тебе позже всегда казалось, что время, уже ушедшее, то время, когда ты ничуть не думал, что наступит момент и ОНА останется в растворившемся прошлом навсегда – что это время было наполнено до отказа. До отказа кого-то сверху, произнесшего слово «стоп» – но не потому что хватит, а лишь чтобы уберечь мир от лопанья. Чем наполнено? Всеми теми эманациями, особой атмосферой и удивительным по силе лирическим настроением, всем, что чудилось тебе в первом английском романе Набокова. Предметы просвечивали, ты видел все варианты будущего с ошеломительной ясностью, все варианты того будущего, что сейчас. Но отказывался верить в это.

Куда, куда же, Боже мой, во что вложить мысли свои? Кто скажет, откроет тайну, как немыми устами высказать? Где примут птицу – бьющуюся песню внутри? Кто поймет её, кто узнает? Прочитают ли в глазах то, что даже в мысль не складывается? Как объяснить себе всё вокруг? А то, что в самом? Кто задумается вместе со мною о небе? Кто песню немую услышит? Уж не ты ли – дальняя, не спрашивающая, не помнящая? Помнящая НЕ ТО?..

...Это кольцо на безымянном пальце ничего не значило. Оно не было ни обручальным, ни даже просто подаренным мужчиной. На 25-й день рождения его подарили родители, а она сама выбрала носить так, как обычно носят «обручалки»… Личная жизнь не складывалась, всё не возникал тот единственный, с которым в огонь и воду, и она даже не особо комплексовала по этому поводу. Вот только кольцо на безымянном пальце… Она почему-то начинала дико завидовать, когда где-нибудь в транспорте попадалась на глаза тонкая девичья или грубая мужская рука, на которой блестело кольцо. И она, чтобы отвлечься от этого, и сама решила «занять» обручальный палец. И заняла.

С Ромкой они познакомились на авиакосмическом салоне в Жуковском. В одной очереди за чаем стояли. Она была с подругой с новой работы, он – с одноклассником из Питера. Разговорились. Вместе смотрели на показательные самолеты, ругали американцев, которые испугались непогоды и летать практически не стали, и хвалили русских, которые на погоду наплевали и вытворяли в воздухе такие фигуры высшего пилотажа, что дух захватывало… Обсудили съёмные квартиры, родные города, Москву… Он дал ей телефон пресс-службы Минобороны – она подыскивала работу, хоть каким-то образом связанную с авиацией, уже тогда «болела» самолётами и вертолётами… Вместе уехали. На выходе из автобуса он подал ей руку, и она ощутила надежное тепло. Привычно нарисовала себе картину совместного будущего и осталась довольна.

Она была уверена, что он позвонит тем же вечером. В крайнем случае – на следующий день. Ждала этого звонка, телефон далеко не убирала… А он не позвонил. Она прождала неделю, потом забыла. Хотя осадок «несбывшегося» остался, конечно…

Если бы она знала, что виной всему её кольцо, она стала бы носить его на обручальном пальце? Ведь стоило переодеть на другую руку, и всё пошло бы по-другому, совсем другому сценарию…

...Где-то в мире есть доктор, который помогает людям выйти из сильнейшей депрессии (такой, когда человеку ничего и никто уже не нужен, когда он потерял смысл жизни, самого себя и веру). Так вот, этот доктор выводит человека из депрессии всего за одну ночь очень необычным способом: он кладёт его живого в гроб и закапывает в землю на ночь. Человек всю ночь лежит в этом гробу. Эта самая длинная ночь в жизни человека, он несколько раз всерьёз думает, что про него забыли и не выкопают, он колотит в крышку гроба, кричит, плачет и хочет назад. Ему страшно в этом тесном ящике, в котором нельзя даже повернуться набок, у него затекла спина, ноги, руки, он потерял счёт времени, ему кажется, что он лежит здесь целую вечность и скоро к нему начнут заползать змеи и черви. И вот тогда, в ту самую минуту человек понимает: «Да что же это я делаю-то?! Да как же я живу? Жизнь-то проходит, да на что я её трачу?!» И человеку больше всего на свете хочется видеть и слышать своих вечно поучающих родителей. И человеку больше всего на свете хочется обнять свою вечно недовольную жену. Человеку больше всего на свете хочется почувствовать рядом другого человека. Когда утром этого человека выкапывают, он просто убегает домой. По дороге он видит, какое чудесное небо, как светло от солнца и как хорошо ходить, а не лежать. И никогда, никогда в жизни у него не будет больше депрессии, потому что он понял, что на самом деле он счастлив, просто раньше он не замечал этого...

Есть девочка, которая постоянно попадает в разные истории. Вроде как нечаянно. Девочка Галя с каштановыми косичками и белыми бантиками. Или не с бантиками, а... Никогда ведь не догадаешься, что, кроме бантиков, можно увидеть в волосах у первоклашки. А Галя, она бы не только навязала, но и приклеила. Астры с клумбы, подсолнухи из бабушкиного огорода и воздушные шары с витрины магазина. Иногда пластилин или даже сахарную вату.

И это ещё ничего! Вполне допустимо. А если бы она, к примеру, решила солнышко в волосы вплести, тут уж все закричали бы:

– Ну, что ты, Галя!

И даже погрозили бы пальцем. Так проще всего её успокоить. Или отправить в новую историю. Главное, чтобы она ничего не перепутала...

...Это болото так бы и продолжало меня засасывать, если бы я снова не влюбился. Она была студенткой родом из Балтимора. Как раз заканчивала учёбу, и через полгода я уехал вместе с ней. Сам не знаю, почему я так поступил. Просто... знал, что это самое правильное, что я делаю в данный период времени. Сначала мы поселились у её родителей, а впоследствии купили прекрасный домик на берегу озера. У меня были кое-какие сбережения, но большую часть пришлось брать в кредит. Нас это не пугало. Она нашла работу по специальности в лаборатории, а я временно устроился мастером-механиком на сталелитейном заводе. К недвижимости я возвращаться не хотел ни за что на свете. Я любил свою работу. Что-то делать руками у меня получается гораздо лучше, и там я могу быть лучше остальных. Когда я подхожу к механизму, я как бы думаю и вижу руками. Передо мной ставят задачу инженеры, а я нахожу её решение на практике. Да ещё и с наименьшими затратами времени и средств для производства. Но с работы я ушёл... Я запомнил на всю жизнь, как система избавляется от винтиков ради спасения себя самой. Больше не было прежней лояльности и преданности предприятию.

Я устроился в одну компанию, которая занималась сигнализациями и видеонаблюдением. Через полгода уже самостоятельно выполнял заказы. Платили хорошо. Да и мне очень нравилось. График не жёсткий. Заказчик часто платил наличными сверх нормы, потому что всё-таки система безопасности не просто так ставится. А все коды у нас. Но эта работа не сделала бы меня богатым. Работая в этой конторе, я познакомился с несколькими частными детективами. И узнал, что это достаточно прибыльное дело, если открыть своё агентство. Была необходима лицензия, и я пошёл учиться на соответствующие курсы. Но эта затея была обречена на провал. Когда я открыл фирму, то понял, что в этом деле необходима еще большая жесткость и чёрствость, чем быть агентом по недвижимости. Одно дело теория, а совсем другое – это когда берёшь деньги за то, чтобы собирать компромат на кого-либо. А потом рыдающей даме рассказывать, как её муж принуждает к сексу свою несовершеннолетнюю падчерицу. Я закрыл агентство. Знакомый окружной судья, которому я когда-то оказывал услуги, предлагал мне заняться системами безопасности в аэропортах и в правительственных учреждениях. Сказал, что может помочь с рекомендациями для открытия подобного бизнеса. Опыта у меня было предостаточно. Да и дело это мне очень нравилось. Но я уже ни во что не верил. У меня не осталось никаких моральных сил. За что бы я ни брался, всё было обречено на провал. Это была не та жизнь, которую я себе представлял, когда мне было восемнадцать лет. И не та жизнь, которую я рисовал себе и своей любимой. Она хотела семью, хотела детей. Мы бы смогли прожить. Ей не было важно, в какие рестораны мы ходим, какую машину я вожу. Но я чувствовал себя ущербным, находясь рядом с ней. Я был обычным бедным работягой. И казалось, что ничего не изменилось с момента моего первого отъезда из городка, где я вырос. Мне всегда казалось, что ещё чуть-чуть, и всё изменится. Но жизнь протекала мимо, и вся – в погоне за счастьем, за самореализацией. Я принял решение и расстался с любимой. Она думала, что дело в ней, и все мои убеждения, что всё как раз наоборот, не помогали. Мы оба сильно переживали. Каждый по отдельности. Я не мог больше там оставаться. И... вернулся сюда. На какое-то время. Подумать и перевести дух...

...Пока старик раздавал служащим северной канцелярии взятки, на улице подул ветер, суливший ясную погоду. За оградой стоянки Василий Родионович наметил место для операции – широкий поворот к проезжей части, где депутатская машина могла остановиться, не помешав свободной циркуляции транспорта других депутатов.

Дед Мороз достал из кармана пальто сложенный пластмассовый флажок, предусмотрительно купленный в аэропорту Внуково. Флажок был китайского производства и содержал орфографические ошибки. Начертанный на нём призыв, который следовало понимать как «Хочу дать взятку», приобрёл поэтому лёгкий кавказский акцент: «Хачи дат взиатку». Впрочем, дед не сомневался, что депутат поймёт обращение верно.

Служебный белый «Тигр II» городской модели, водитель которого, несомненно, не впервые видел у дороги товарища с флажком, остановился, не доехав до просителя нескольких метров. В заднем окошке показалась физиономия охранника:

– У тебя одна минута, дедуля!

Василий Родионович заторопился к рокочущей машине – к той точке бифуркации, которую он ясно увидел, забирая из детдома Тату. На заднем сиденье ждали румяный парень в бушлате с коротким автоматом и депутат Желиборко.

– Нам передали, что появится чудной старик, – чуть подавшись к окну, сказал депутат. – С белой бородой до пояса. Василий Родионович Морозов, я не ошибся?.. Борода не приклеенная?

Охранник моментально выбросил руку из окошка и дёрнул за бороду. Василий Родионович даже позы не переменил – так и стоял, вглядываясь в Желиборко.

– Мощный старикан, – проворчал охранник. – Как дуб стоит.

– Вы напоминаете мне Деда Мороза! – воскликнул депутат. – Неужели оппозиционер? Из какого движения? Или в частном порядке протестуете? Учтите, публичные протесты запрещены! Кстати, это мысль!.. Надо будет внести в законопроект дополнение: запретить в России белые бороды…

«Эмоциональный какой, разговорчивый, живенький, – думал дед, словив наконец взгляд вертлявого депутата, приморозив его и совершая задуманное, – Татоньке понравится!»...

…Пришёл навеселе. Сёстры в шахматы играют. Это у них так называется. Хотя больше на шашки похоже или на уголки – одним словом, рэндзю.

На шахматы потянуло. Подсаживаюсь к ним. Всё расплывается. Однако мысль их уловил, играем. Вдруг кто-то руку на плечо положил, оглядываюсь – стоит.

Лицо незнакомое, но понимаю: он, классик.

Играем все вчетвером. Через некоторое время меня осенило – какой там классик – Сашка Михайлов, сосед наш, пришёл.

Закрываю глаза – глубокий-глубокий сон.

Снится шахматный турнир – сижу, играю – фигуры сливаются, позиция поэтому непонятная. Полагаюсь на удачу, хожу как попало. Ну, ничего, вроде играем нормально. А соперник ходы комментирует:

– Пешки, смотри-ка, словно три богатыря…

– А король-то голый!

– И вечный бой…

Однажды мой дед вышел за ворота и не вернулся.

Это был обычный осенний день, какие случаются с каждым. Утром дед работал за письменным столом. Вообще-то, никаких важных дел у него не было, он просто любил сидеть за своим столом. Аккуратно сложенные стопки бумаг, свежая газета «Труд», шариковые ручки, печать, треугольная и синяя – дедушка председательствовал в уличном комитете. Над столом висел овальный портрет Сталина. Утиное перо всегда лежало справа. Длинное, белое, с пожелтевшими от жира и старости бородками. Зачем оно, знал только дед. Перо не макали в чернила, в него не вставляли пасту от ручки. Оно просто лежало. Если долго смотреть на него, можно дорисовать крыло, а потом и тушку, красные лапки, шею, длинный тупой клюв и чёрные бусинки глаз. Перо некогда принадлежало Филиппу. Так звали нашего селезня.

Дед любил животных, но старался тщательно это скрывать утилитарностью. Драный кот Тишка ловко ловил крыс, за что ему позволялось есть с хозяйского стола. Маленькая кошка Машка прогревала суставы, пока дед смотрел хоккей по телевизору. Малыш – невыносимый кобелёк – бегал по двору и сигнализировал, если что-то не в порядке. А не в порядке, по его мнению, было всё и всегда. Белый петух Петя, который клевал всякого до крови и синяков, жил у нас, чтобы куры несли яйца. Но любимцами деда были корова Марта и бычок Маркус.

Марта родилась в марте и в марте двумя годами позже отелилась Маркусом. Бабушка настаивала на продаже бычка. Но дед убедил вырастить его на мясо. На самом деле, он не хотел расставаться с пегим телёнком, которого отпаивал тёплым сладким молоком.

– Маштак пришёл, – сказала бабушка, войдя в дом.

– Зачем? – дед поднял голову от газеты.

– Быка резать.

Дед долго смотрел на бабушку, она ждала.

– Нет, – наконец произнёс он.

– Птфу на тебя, – сказала бабушка, и капелька слюны вылетела из её рта...

В большой художественной прозе есть целый пласт литературы, мало знакомый рядовому читателю: про такую принято ронять свысока: «все знают, но никто не читает». Джеймс Джойс, Томас Манн, Франц Кафка, Марсель Пруст, Юкио Мисима – такие громкие имена, при всей своей непохожести, объединены именно этим: элитарностью. Читать их без специального настроя и некоторой подготовки, значит обречь себя на непонимание и неизбежный вердикт: «Чушь!». Возможно, именно это предощущение недоступности для современного обленившегося сознания и привело нашего нового автора к столь отталкивающему псевдониму. Мы предложили ему не обрезать таким образом и без того нелёгкие пути к читательскому вниманию и публиковаться под реальным именем.

И вот – перед вами роман Влада Чучалина «Никогда». Это, вне всякого сомнения, новаторский текст: большинству читателей ни с чем подобным сталкиваться не приходилось. Гладкое, приятное глазу изложение удивительным образом сочетается в нём с немыслимым препарированием реальности. Жизнь его героев, плавно перетекая из секунды в секунду в пределах нашей трёхмерной вселенной, в один и тот же миг оказывается вывернута наизнанку и скручена в запутанные узлы в закоулках параллельных миров, многомерных пространств и вневременных континуумов. И выясняется, что заурядная квартира, домашний кот и рядовой абитуриент на деле (например, с многомерной точки зрения) могут оказаться: одна – узловой станцией всемирной истории, второй – проводником в вечность, а третий – самим…

Впрочем, оборвём себя на полуслове и предоставим читателю самостоятельно разобраться, откуда взялась вселенная и куда она денется, когда и как это случится, кто в этом виноват и что теперь нам всем с этим делать – по Чучалину. Наше дело – по возможности сориентировать читателя в предстоящем путешествии, которое потребует от него интеллектуальных и эмоциональных усилий. Надеемся, что привычка потреблять и развлекаться ещё не отбила в нём способности использовать эти усилия по назначению – чтобы взбираться, а не скатываться.

Главный редактор журнала «Новая Литература»

Игорь Якушко