Авторы

После очередной неудачной попытки сдать экзамен я ехал на станцию «Воробьёвы горы». Это было идеальное место для прогулки в одиночестве, для свидания, просто для отдыха, душевного и физического. И я отдыхал, наблюдая за разными людьми. Это было и остаётся моим любимым занятием. В тот самый осенний солнечный день я впервые увидел её. Сначала я не обратил на неё особого внимания. Здесь было много других девушек, которые пришли с друзьями, со своими половинками, были и одиночки. Я стал присматриваться к ней. Когда прошло четыре часа, а она продолжала стоять у берега. За это время она почитала книгу, смотрела на реку, с кем-то переговорила по телефону, но не уходила, хотя все остальные уже ушли, и на их места пришли другие люди. Спустя ещё полчаса она всё-таки отошла и села на скамейку. Я сидел неподалёку от неё на траве, подложив сумку. Уже наступал вечер, и было достаточно холодно. Она сильнее укуталась в своё синее пальто, а длинные тёмные волосы трепал вечерний ветер. Только тогда я увидел, насколько она хороша собой. Такая загадочная, романтичная. Прошло много лет, но я до сих пор не могу понять, почему мне даже не пришло в голову познакомиться с ней в тот день. И вот даже я замёрз и решил было отправиться домой. Но только я шевельнулся, как девушка вскочила с места и стала смотреть в сторону метро. Оттуда шёл парень, почти бежал. Так вот кого она столько ждала! Она показалась мне ещё прекрасней. Честно говоря, я ожидал обвинений, хоть незначительных, ведь опоздать на почти пять часов... Я не видел выражения её лица. Парень подошёл и встал перед ней, так что я мог видеть её, а не его лицо. Она улыбалась...

...Сейчас по личным делам освободиться от работы работник по своей воле не может, даже без содержания, даже за уже отработанный отгул. Только по усмотрению и разрешению хозяина-работодателя. Но это и есть принудительный труд. Или может освободить врач по болезни. Но это статус рабочего скота, где только хозяин или ветеринар могут освободить животное от работы. Кстати, некоторые работники, у кого есть возможность, покупают у врачей больничные, чтобы получить дни для личных целей. И начальству не надо кланяться...

…Небытие первично, оно представляет собой нормальное состояние мира, в то время как бытие – всего лишь временное отклонение, форма существования небытия. Небытие небытия есть бытие. Поскольку небытие существует, не существуя, и не существует, существуя, оно есть время. Только небытие может быть и первопричиной и самопричиной: ведь то, что не существует, не нуждается в причине для своего существования. Всё большие скорости, всё более высокие темпы жизни, всё более дальние перемещения в пространстве, – разве это не стремление бытия хотя бы на миг оторваться от небытия?

«Мы все ходим по тонкому льду над океаном небытия. Чем интенсивнее бытие, тем оно более хрупко, тем оно сильнее подвержено гибели», – говорит Чанышев. – «Любовь – это попытка зацепиться за чужое бытие, и тем самым сделать своё бытие более устойчивым». Отсюда берёт начало и любовь к Богу: ведь часто именно перед лицом невыносимых физических и душевных страданий люди обращаются к Богу, пытаясь зацепиться за его вечность.

На эти доводы можно было бы возразить, например, следующим образом: всё преходяще в частных своих проявлениях, а в своих сущностных, то есть, в идеальных основаниях оно вечно. В таком контексте «ничто» можно одновременно рассматривать как «нечто». Может быть, это и есть та самая пустота или нирвана, которая «в позднем буддизме дхармы выступает как мир во всём его многообразии»?..

…Стыдно признаться, но я вел себя как первоклассник. Совершенно пропало чувство юмора. Я мучительно подбирал фразы, старался выглядеть оригинальным, но неизбежно проваливался в трясину собственного косноязычия. Какой-то мелкий бес наступил мне на язык и не хотел убираться восвояси. Но с другой стороны, мне было приятно просто идти рядом с ней, слушать о чем она говорит… Даже не что именно говорит – просто голос ее слушать: как музыку неба! Я шел и улыбался сам себе, и был счастлив!

Группы на сцене сменялись одна за другой, но стоило ли обращать на них внимание! Весна утвердила свои права над жизнью, и нашлось ей имя – Ирина! Все казалось простым и ясным, как дуновение ветра над каналом, как всхлип пролетающей чайки… И уже вне времени оказался Юсуповский сад. Я набрался смелости и взял Иру за руку, а она улыбнулась, глядя в сторону, и легко сжала в ответ мою ладонь. Так и рождаются мгновения, которые мы с чистой совестью называем лучшими в жизни.

Потом были медленные танцы. Андрей не отходил от своей Лены, а Ира танцевала по очереди то со мной, то с Юрой. Ревности не было совершенно. Как можно подозревать в чем-то ангела? Как можно не доверять другу? Я стоял в стороне и любовался грациозностью ее движений, – так феи парят над землей в самых сказочных снах! В один из танцев я обнял ее крепче допустимого, но она не оттолкнула, положила голову на плечо, и прижалась всем телом… Мир зашатался в своей основе! Я закрыл глаза, и мы оторвались от земли…

Это было счастливое время. Мир расцветал новыми яркими красками каждый день. Ей казалось, что быть ещё счастливее уже практически невозможно. Коллеги по работе отмечали, как она похорошела, мужчины на улице оборачивались на задорный стук её каблучков, да и она сама, глядя в зеркало, видела там озорную девчонку с небрежной белокурой чёлкой.

Выяснилось, что ей идут платья с пышной юбкой, длинные серьги и звенящие браслетики. Солнышко светило даже сквозь тучки, начальник вёл себя как душка, коллеги были милейшими людьми, и даже мама перестала донимать её вопросами о том, когда же она, наконец, устроит свою личную жизнь и найдёт достойного отца своему восьмилетнему сыну.

Как-то в пятницу вечером она пошла с подругой в модный клуб поболтать и выпить. Электрический свет преломлялся в гранях бокала, отчего пузырьки дорогого шампанского сияли подобно бриллиантам, модная музыка задавала ритм, а мужчины, пропущенные через призму веселящего алкоголя, казались интересными и привлекательными.

– Ты его так и не видела? – спросила подруга.

На секунду Галина замялась, но волшебные пузырьки уже сделали своё дело, убрав барьеры контролирующего мозга.

– Он говорит, у него на компьютере камера не работает.

Ольга помолчала. Для неё ситуация всего этого Галиного романа выглядела странной, но она не могла не порадоваться за подругу, видя её такой сияющей каждый день.

– Он же мне пишет каждый день, а по субботам мы разговариваем по скайпу… У него такой бархатный голос!

Её взгляд затуманился и стал мечтательным.

– Ты знаешь, он так меня понимает… так чувствует! Как будто мысли читает! Недавно Артур мне скандал закатил – по поводу велосипеда, помнишь, и я так переживала, а потом получаю письмо от Глеба, и он спрашивает: «Как там у тебя с сыном?», как будто на расстоянии считывает...

Ольга подумала, что это вполне себе обычно-вежливый вопрос для того, кто знает, что у собеседницы есть сын… Почему бы про него и не спросить, если он есть?..

...Кретьен разворачивает газету и, взглянув на дату, бросает её на скамейку.

Кретьен. Что за ерунда?! Этот старый болван писатель окончательно сведёт меня с ума.

Встаёт и начинает ходить из стороны в сторону, повторяя скороговоркой.

Я – Антуан Кретьен! Я – Антуан Кретьен! Никакой я не Сент-Экзюпери!

В это время над площадкой загорается свет. Виден стол, заваленный кипой бумаг и газет. Начинает звучать музыка. Кретьен идёт к площадке, осторожно вступает на неё, садится за стол и, взяв в руки связку писем, начинает читать.

Поначалу всё шло гладко. Но где-то над Африкой мы с Прево заблудились в ночи в поисках сигнальных огней… (Кретьен откладывает рукопись и оглядывается.) Это, должно быть, его комната, его вещи повсюду, его письма и дневники, но меня не покидает ощущение, что всё это принадлежит мне или, точнее, принадлежало когда-то. Быть может, душа этого Сент-Экзюпери переселилась в меня при рождении? Чертовщина какая-то!

Опускает глаза, несколько мгновений перелистывает рукопись, затем продолжает читать.

Я только и ощутил, как наш мир содрогнулся и затрещал, готовый разбиться вдребезги. На скорости 270 километров в час мы врезались в землю. Потом сотую долю секунды я ждал: вот огромной багровой звездой полыхнет взрыв, и мы оба исчезнем. Ни Прево, ни я ничуть не волновались. Было только какое-то напряжённое ожидание, и всё. Самолет задрожал, нас яростно трясло и колотило. Пять секунд, шесть… Вдруг всё завертелось, новый удар вышвырнул в окна кабины наши сигареты, раздробил правое крыло, и всё смолкло.

За сценой слышен гул мотора, когда он стихает, – однообразный шум ветра.

Кретьен в это время молчит. Он словно мысленно переносится туда. Затем продолжает.

Непостижимо, как мы уцелели. Жизнь нам спасли круглые чёрные камни, что свободно катятся по песку, – мы съехали, как на катках. Но спасение это было, или отсрочка окончательной гибели, мы ещё не знали. На тысячи километров вокруг простиралась молчаливая пустыня без признаков жизни. Было, от чего предаться отчаянию...

...В один понедельник всё изменилось. Тот день начинался с философии. Я ненавидел философию, никогда не понимал, зачем мне, экономисту, этот предмет? Ну, к чему мне Диоген с его бочкой, или Сократ с его нравоучениями, или Кант и его «вещью в себе»? Если они не могут объяснить мне, куда лучше всего вложить капитал и как его приумножить, мне не о чем с ними разговаривать. Мудрость природы, ограниченность познания, первоначало и диалектика – это всё чушь собачья! В современном мире всё решают деньги, философии здесь больше нет места. Она так не считала.

В тот самый день я слегка проспал и не успел позавтракать. Задержался у буфета на какую-то минуту, чтобы купить шоколадку. Естественно, когда влетел в аудиторию, лекция уже началась. Чудаковатая перподша позволила мне войти. Ближайшее свободное место оказалось рядом с ней, и я, не раздумывая, упал на свободный стул.

Пока я доставал тетрадь и ручку, она искоса, с нескрываемым недоверием смотрела в мою сторону. В моём животе всё бунтовало: ни о чём, кроме еды, я думать просто не мог, однако галантность не позволяла мне не предложить шоколадку соседке. Она молча отказалась и отвернулась, покраснев. Меня как током шарахнуло! Да она влюблена в меня! Кто бы мог подумать! От одной этой мысли, а точнее, от осознания её, я самодовольно ухмыльнулся. Вообще-то раньше, когда мне признавались в любви в открытую, мне было неловко, но сейчас, хоть она не произнесла ни слова, почему-то я не мог убрать с лица эту отвратительную самовлюблённую улыбку. Выглядел я, должно быть, по-идиотски, даже наша странноватая женщина-философ заметила и сделала какое-то ехидное замечание вроде того, что любовь крутить нужно вне аудитории и следует отключить на два часа свои примитивные позывы к размножению. Все смеялись, но её это задело. Она готова была заплакать и метнула в мою сторону такой обиженный взгляд, что мне стало неудобно. Нас подначивали всю лекцию, хоть мы за два часа не сказали друг другу ни слова. Она смотреть-то на меня избегала, зато я только и делал, что пялился на неё. Она заметила, и я лишь диву давался, как она не въехала мне в челюсть...

...Прошло три года. Северная Америка уже погибла; ужас нарастал теперь среди людей всей Земли.

Европа и Россия пока не чувствовали сильного холода, проходя через экваториальные широты, но уже исчезла под водой Венеция, прорвало дамбы в Голландии и Санкт-Петербурге. Пошли вширь реки, затапливая равнины на континентах, на сушу наступали все моря. Везде! В Россию ринулись южане.

Орлов знал: это война... Она уже шла – пока еще не очень явно, но события на юге развивались стремительно. Российская армия отступала к Ставрополю и Ростову, бои разгорались; стало очевидным, что все клонится в худшую сторону. Была объявлена мобилизация резервистов.

Александр забил скотину, собрал походные вещи в рюкзак. Часть мяса положил в морозильную камеру, остальное роздал соседям – те радовались нежданной удаче, не зная еще, чем она вызвана. Наказал Валентине ждать объявления эвакуации и готовиться к отъезду. Когда повезут, кошек выпустить – может, поживут еще немного. Жалко убивать.

Наконец за ним приехали из военкомата.

Обнялись с Валей, поцеловались... Прощались, почти уверенные в том, что никогда больше не увидятся.

Сводный отряд УВД был уже сформирован. Принял медпункт, аптеку, стал со всеми ожидать отправки на фронт.

Через неделю, шестого июля 2012 года, бойцы заняли позиции под Ростовом...

В начале 1925 года в Крыму под Керчью был найден клад. Крестьянин крымского села Марфовка Семён Нешев на месте распаханного кургана натолкнулся на старинные погребения. Под плитой среди костей лежали золотые украшения. Там были ушные подвески тонкой работы, диадемы и женский головной убор, украшенный сердоликовыми камнями. Столь богатое убранство говорило о том, что погребённая женщина при жизни занимала очень высокое положение в обществе. Это вполне могла быть могила царицы Фидеи, правившей готами в первые века нашей эры.

Уникальную находку по решению советских властей передали в Керченский историко-археологический музей, знаменитый на весь мир своей экспозицией – от древнегреческих скульптур до золотых и серебряных украшений скифов и сарматов. В 1926 году музею исполнилось 100 лет. Это событие было отмечено выходом особой книги, своего рода каталога находок, сделанных на Керченском полуострове за всё время существования музея. Издание стало известно всем историкам и археологам планеты, но и не только им. Сенсационные материалы из каталога перепечатывали газеты других государств. Американец Арманд Хаммер сделал запрос о стоимости этого собрания драгоценностей и получил лаконичный ответ – керченская коллекция бесценна.

В 1941 году началась Великая Отечественная война. Войска гитлеровской Германии вторглись в Советский Союз. Когда немцы вошли в Крым, сокровища приготовили к эвакуации. Сложили в большой чёрный чемодан, закрыли, затянули ремнями, наложили печати и вместе с остальными экспонатами музея отвезли в Керченский порт. Эвакуация драгоценностей проходила в обстановке строжайшей секретности. Общий вес сокровищ составил 80 килограммов. О том, что́ именно находится в чёрном чемодане, знали несколько человек: директор музея Юлий Юльевич Марти, первые лица горкома партии и некоторые высокопоставленные военные. Только вот отправленное в эвакуацию золото обратно не вернулось.

Армавирское местное отделение русского географического общества (РГО) заинтересовалось этой историей и стало выяснять, куда же всё-таки оно пропало. Основным помощником в нашем расследовании был русский и советский журналист, писатель и краевед, уроженец станицы Надёжной Отрадненского района Краснодарского края, бывший главный редактор Отрадненской районной газеты «Сельская жизнь», член Союза журналистов России Станислав Кириллович Филиппов, с которым мы неоднократно встречались в станице Отрадной. Он и посвятил нас в тайны и загадки этой истории. На основании его рассказов и была написана эта статья...