Любовь слепа, любовь натуру гложет, Любви лета покорны и сословия, Любовь ввергает в дикие условия, Любовь была, любовь ещё быть может… Любовь и во грехе, и в богословии, Любовь изводит до седьмого пота… Но перейдём от фазы предисловия (Пока на слушателя не нашла дремота) К палитре чувств – она стара как мир, Её воспел в наследии Шекспир, Гуно же разыграл её по нотам. Итак, представим: ночь, звучит клавир, Лягушка без ума от Бегемота...
«Басни нового века»
Смешно сказать, только стыдно стало, что я шарахнулся от безногого. Он ведь тоже человек, есть-пить хочет. Кто говорил, что когда умирает человек, умирает целая Вселенная? Не спрашивай, по ком звонит колокол…
Иногда интересно представить, как бы ты сидел на его месте. Взгляды с разных сторон баррикады. Ты – идешь, он – сидит, ты идешь и движешь за собой весь мир, вот он за тобой поспевает, шеренги домов маршируют тебе навстречу, салютуя, ты и людей вовлекаешь в движение по улице, продираясь сквозь заросли встречных Вселенных. А вот ты – сидишь. Ты – стекло, за которым их много, они одинаковы, малые бухарцы, урча, мечтают о лепешке, густо намазанной медом. У них нет глаз – спрятаны в карманы. Зеркала душ. Они – мимо. Мимо. Мимо… они чужие.
Я быстро шел, замедляя с усилием шаги, и заставлял себя думать о других вселенных. Хотя бы подойди, заговори с братом твоим человеком! Простое сочувствие, на одном месте, без движения, на ветру, такой сильный ветер, холодно – я сам поглубже втиснулся в шапку и воротник, пряча уши и гордый античный нос…
…На стоянке перед закусочной было безлюдно. Только дорожники в оранжевой форме заканчивали залатывать выбоину в асфальте. И никаких признаков потерянного сотового. Я обшарил все кусты и закоулки вдоль и поперек, но тщетно. Прямо, мистика какая-то. Конечно, неудачи на моем поприще случались, телефон мог найти и кто-то еще, но это был редкий разворот событий. Скорее всего, поступил входящий звонок, и тогда его точно обнаружили. Взбешенный, я вернулся на работу. Кинув взгляд на монитор, я озверел еще больше. Телефончик преспокойненько лежал на своем месте. В восьмидесяти метрах от нашей антенны.
Я схватил операторскую карту местности и попробовал прикинуть местоположение моего «потеряшки» поточнее. Но получался полный абсурд. Он должен был находиться там, где я видел дорожных рабочих, то есть прямо на асфальте, у светофора. Его там не было, я помнил. Да и как бы он уберегся от цепких мозолистых рук «королей асфальта» или от колес проезжающих грузовиков? Для меня это было загадкой.
Я с трудом дождался конца смены. Я был очень уставшим. Я пятьсот сорок восемь тысяч раз пообещал себе никуда не ехать, но вскочил в машину и помчался опять к светофору. Результат был тот же. Пусто. Неужели высокоточная техника дала сбой? Я двинулся домой отдыхать, по пути уверяя себя, что к следующей смене сбой устранится сам собой, и я не увижу этого злополучного дразнящего номера у себя на мониторе. Ну, а если я совсем ослеп или телефон попался невидимый, то батарейка его через три дня точно сядет, и мои нервы более не пострадают.
– Я люблю тебя! Ты так прекрасна! – воскликнула Грязь и нежно прикоснулась к Чистоте. На Чистоте осталось грязное пятнышко.
– Что ты наделала! – закричала та.
– А что? – спросила Грязь.
– А то! Я была безупречно чистой, а теперь – запятнанная! – негодовала Чистота. – И всё из-за тебя, из-за твоей глупости!
– Это не глупость, – оправдывалась Грязь, – это нежность. Я очень огорчена. Мне очень жаль...
– Ей очень жаль! – передразнила Чистота, – А мне-то что делать?
– Давай, я тебя почищу, – и Грязь придвинулась к Чистоте.
– Не трогай меня! – воскликнула Чистота.
– Я аккуратно, – заверила Грязь. Чистота попятилась и, видя, что Грязь не останавливается, развернулась и побежала.
– Куда же ты? – испугалась Грязь, – останься, не убегай! Я не буду тебя трогать.
Но Чистота не слушала. Грязь бросилась вдогонку. Долго они бежали: по лесам, по полям. Одна убегала, другая догоняла. Одна чистосердечно просила простить, другая ругалась грязными словами...
Иль невдомек мне, что с каждой минутой Жизни, ползущей за горизонт, Ширится, точно пятно мазута На глади моря в купальный сезон, Усталость; и нет для бравады причины: Возраст, рекордам наперекор, Знаки меняет и величины Страсти, толкающей на разговор; И убывает горечи привкус Фраз, отточенных загодя, – Проще книжки читать и стричь фикус Никуда из дома не выходя…
«Все тот же сон…»
Завистников холодные глаза – То сумерки, то холод предрассветный. И знаю я: едва ли чудеса Их сделают сиянием победным.
Трудны дороги и безумен мир. Вдруг слава, подразнив, нас покидает. А истины, затертые до дыр, Нас не спасают и не утешают.
Сердец разбитых много на земле – Непонятых, оставленных, забытых. Но кто-то нас зовет: "Спеши смелей!" А дверь еще заманчиво открыта.
«Стихи и баллады»
У Анютиной соседки по палате Антонины Федоровны до больницы было необычное занятие: она жалела и подкармливала пупырей.
Вы подумали, что это такие забавные зверьки, вроде кроликов или хомячков? Вот и Анютка удивилась, что не слыхала о них раньше. А всякий раз, когда эта широкоскулая девчушка из вологодской глубинки чему-то удивлялась, она приподымала свои соболиные бровки и восклицала: «Вока!», что было, видимо, чем-то между «Эка!» и «Вот как?»
Но оказалось, что пупыри – это люди. Нет, не бомжи. Скорее, что-то вроде больших гномов. Любят лакомства, особенно домашненькое, очень добрые, привязчивые. Легко идут на контакт, невозможно доверчивые, а едят – так просто с руки.
Началось все с того, что Антонине Федоровне не давали полновесную пенсию...
Когда ты считаешь баранов, к которым недавно вернулся Как тот Полифем за Улиссом в родную пещеру, То движется счет на паденье валютного курса, На коем теперь не построишь лихую карьеру. Но все же духовный полет – буду бля! – независим От цен на себя, когда срезана в штопоре лопасть, Когда, не стремясь к супергипотетическим высям, На свет – не без мук – появляется маленький опус.
«Ой, ты гой еси»
…сгущая краски – не иначе, а по-другому – как слепец живописует бедным зрячим и тот октябрьский багрец на полотне лазурном, и те тончайшей выделки, почти глазам невидимые нити осиротевших паутин?..
И, отколовшийся взлетая от группы гипсовой резной на фризе арки сизой, стае вдогонку трепетной живой, не ангел – голубь белоснежный – кружит легко, и небеса располовинивает нежно сверхзвуковая полоса на акварели – не иначе, а по-другому – как ещё живописать несчастным зрячим сиюминутное ничьё?..
«Сгущая краски – не иначе…»
...За столом никого не было, а ему хотелось продолжения праздника, хотелось пообщаться и развернуться во всю ширь своей души и кошелька. Он жаждал показать этим столичным занудам, как гуляет простой парень из Энска, предприниматель Вася Быков.
У стола, собирая на поднос посуду, мельтешил официант, ряженный в серебристый камзол петровской эпохи.
– Эй, любезный! А что это за прикид на тебе? Клёво смотришься, брат! Как барон какой или граф! – и Вася заржал над своей шуткой, треснув ладошками по столу так, что задребезжала посуда.
Официант, едва глянув на Васю, продолжал заниматься своим делом.
– Да ладно, не обижайся, брат! Ты сам-то откуда будешь?
Официант выпрямился.
– Извините, но разговаривать на личные темы мне запрещено, – без эмоций на лице пояснил он Васе.
– Ладно. Я просто забыл, что ты не граф, а лакей. Ну, тогда быстрей налей! Вопля, стихами заговорил! – и Вася раскатисто захохотал.
Официант, дождавшись, пока тот отошёл от смеха, поинтересовался:
– Что угодно налить?
– Да ладно, не напрягайся. Я сам налью. Ты ведь не знаешь, сколько мне надо наливать. Вы тут все культурные, по грамулькам водочку чмокаете, а я её стаканАми люблю глушить! Понял, лакей?!
– Так точно-с, понял, – опять сдержанно ответил официант, но в глазах его на мгновение сверкнули недобрые огоньки...
27.12.2024
Мне дорого знакомство и общение с Вами. Высоко ценю возможность публикаций в журнале «Новая Литература», которому желаю становиться всё более заметным и ярким явлением нашей культурной жизни. Получил одиннадцатый номер журнала, просмотрел, наметил к прочтению ряд материалов. Спасибо. Геннадий Литвинцев
17.12.2024
Поздравляю вас, ваш коллектив и читателей вашего издания с наступающим Новым годом и Рождеством! Желаю вам крепкого здоровья, и чтобы в самые трудные моменты жизни вас подхватывала бы волна предновогоднего волшебства, смывала бы все невзгоды и выносила к свершению добрых и неизбежных перемен! Юрий Генч
03.12.2024
Игорь, Вы в своё время осилили такой неподъёмный груз (создание журнала), что я просто "снимаю шляпу". Это – не лесть и не моё запоздалое "расшаркивание" (в качестве благодарности). Просто я сам был когда-то редактором двух десятков книг (стихи и проза) плюс нескольких выпусков альманаха в 300 страниц (на бумаге). Поэтому представляю, насколько тяжела эта работа. Евгений Разумов