Архив публикаций за июль 2014

В маленьком живописном местечке, где-то в Полесье, жил меламед Янкеле. Ой! До чего жизнь была его праведной, до чего прекрасной! Солнце ещё не успевало вставать, а он уже омывал руки и произносил утренние благословения. Никто не считал Янкеле ни мудрецом, ни великим праведником. Хоть был он уже не молод, но почтительное обращение «реб» заслужил только от соседских мальчишек, которые в шутку кричали: «Шолойм, реб Якев!». Для остальных он так и остался Янкеле.

Одевшись второпях, но очень опрятно, меламед отправлялся в синагогу, чтобы успеть вместе с ещё девятью молящимися с первыми лучами света произнести «Шма Йисроэль» – «Слушай, Израиль…». Помолившись, он заходил в комнатку, наспех пристроенную к синагоге, где дети постигали Тору, раскрывал дневной лист Талмуда и углублялся в споры древних, пока ученики не соберутся.

Никто так и не узнал, из каких мест меламед Янкеле. Одни говорили, что откуда-то из Литвы или Пруссии (уж очень его поведение отличалось от простых манер жителей Полесья). Да и кому, кроме нескольких сплетниц, было интересно: откуда этот Янкеле?! Кто он – Виленский Гаон, что ли!

Приехал он уже с женой – Рейзл и полуторогодовалым сыном Шмуэлем-Ицхоком. Рейзл с утра до вечера была занята своими четырьмя детьми, несчитанными курами и производством сахарных петушков. Леденцы продавал Шмуэль-Ицхок. Янкеле как мог, прививал сыну любовь к Торе, но увы, гроши были ему милее всех благ Будущего Мира. Так что после занятий в школе, где на всех уроках, кроме арифметики, лицо его было кислым, что этрог, он целыми днями ходил и продавал ребятне мамины сладости. Складывал копеечку к копеечке и мечтал, что когда вырастет, уедет в Киев или Одессу, станет фабрикантом или ростовщиком. Был он, короче говоря, мальчиком умным и весёлым. Правда, в субботу грустил, чем сильно расстраивал отца. Так, оно и ясно, чего радоваться, если нужно целый день слушать, кто куда ходил две тысячи лет назад, вместо того, чтобы пойти сейчас и сделать свой гешефт! Тем более, он видел, что жить Торой, конечно, здорово, только так и помрёшь в том сюртуке, что на свадьбу подарили.

Так они себе и жили: Янкеле копил праведные знания, Шмуэль-Ицхок – деньги, а Рейзл – домашние хлопоты. Но на их голову, а, может, и не только, до местечка докатилась новая власть. Таки стоит вам сказать, что несколькими годами ранее вся Россия докатилась до этой самой новой власти!..

...Таксист был немолодой. Седовласый и очень улыбчивый. Даже его преждевременный комплимент не отпугнул меня. Но на всякий случай я села на заднее сиденье.

Таксист посмотрел в зеркало заднего вида на меня.

– Не боитесь так поздно одна на такси ездить?

– Что вы, с вами не страшно, – постаралась отшутиться я.

– Такая красивая и без сопровождения, – не унимался он.

Я немного насторожилась. На вид он был из Грузии. Мужчины этих краёв особенно ревностно относятся к традиционной роли женщины. Подумала, что начнёт сейчас учить, ценности «правильные» прививать… и постаралась предотвратить ещё не начавшийся разговор.

– Сопровождение дома ждёт, встречает.

– Это хорошо. – Он улыбнулся. Мне кажется, он мне не поверил, но предугадал моё нежелание слушать лекции.

– А откуда, если не секрет, возвращаетесь?

– День рождения у подруги отмечали.

– Хорошо отдохнули?

– Ну, сказать, что уж совсем хорошо, не могу. Место хорошее. Музыка и всё прочее. Но как-то… видимо, просто устала от вечеринок, старая уже, – улыбнулась я. – Кухня хорошая была.

– Ну, такой молодой нельзя так говорить, а то, что нам, старикам, делать тогда. – Опять улыбка. – Хорошая еда – это важно.

– Да, вы, наверное, много мест знаете, забираете пассажиров из разных мест, – улыбнулась я своей знакомой теме в разговорах с таксистами.

– Не скажите, я ведь их забираю, в сами места не захожу, – улыбнулся он снова. – Фасад здания оценить только могу, а они, как правило, все одинаковы. Да и не со всеми можно разговориться.

– Мне кажется, вы со всеми можете.

Он, правда, был похож на человека, которому раскрывают души все. Такая искренняя улыбка и сияющий взгляд… Видно было, что человек счастливый и добрый. Что такому душу-то не раскрыть?..

...– Чего вскрытие показало? – спросил Иван, закусывая селёдкой.

– Чего? – не понял Васька.

– Вскрытие, говорю, – повторил Иван. – Ну, диагноз какой? Ферштеен?

– Какой диагноз? – непонятно всполошился Васька и почему-то даже оглянулся по сторонам. – У кого?

– Тяжело у нас в деревне без нагана, – с явной издёвкой пояснил Иван. – У Мишки! Не у тебя же! У тебя ещё рано! А?

– Чего «а»? – опять никак не мог въехать в тему этот дуболом.

Иван досадливо крякнул. Вот же послал Господь собеседника!

– От чего Мишка помер? – спросил уже напрямую. – Инфаркт, может, какой? Нарушение проходимости коронарных сосудов?

– Какой инфаркт, ты чего! – понял, наконец, Васька. – Никакого у него инфаркта не было! Утром на крыльцо вышел, побрызгал, икнул и там же, на крыльце, и крякнул. Петька говорит: услышал, как чего-то грохнулось. Он сначала и не понял, чего. На крыльцо выскочил – папаша валяется. Пульс пощупал – нету. Вот и все дела.

– Не поддал он вечером-то?

– Кто?

– Мишка, кто!

– Из бани пришёл. Ну, понятно, четвёрочку влил. Как же после бани и без четвёрочки?

– Какой четвёрочки?

– Четвертинки! После бани – это обязательно! Портянки продай, а выпей! Суворов сказал!

– Балагур… – поморщился Иван. Не любил он таких вот… фольклорных замудрёностей. Слишком уж они лукавые. Любой случай оправдают, любой повод дадут, чтобы выпить. Да ладно выпить – нажраться!

– Значит, здоровым помер? Кто не курит и не пьёт?

– А чего ему, Мишке-то? – удивился Васька. – У них в родне все такие. Ходят-ходят, потом вдруг сразу бац – вторая смена. Обзавидуешься! – и на самом деле завистливо вздохнул.

Дурак ты дураком, – досадливо подумал Иван. – «Обзавидуешься»… Нашёл чему завидовать! Самому скоро на пенсию, а ума так и не нажил. Да и где ему его наживать-то? В «стальнухе»? Там наживёшь! Геморрой с силикозом в придачу...

Танцующая пара. Музыка смолкает, они садятся за стол.

Бахтияр. Фу, запыхался!

Лала. Раньше лучше танцевал. Нет, и сейчас – отлично.

Бахтияр. Раньше практиковался чаще. Теперь всё больше сиднем сижу. Вот ты не меняешься.

Лала. Я чего мне меняться? Я и так – хорошая.

Бахтияр (лукаво). И скромностью по-прежнему не страдаешь.

Лала. А чего мне страдать? Я страдать не люблю, я люблю удовольствия.

Бахтияр. От твоих удовольствий народ плачет.

Лала. Это про соперниц моих? Хватит тебе. Сами лезут мужики – отгонять их, что ли?

Бахтияр (шепотом, глядя пристально). А… Нигяр? Помнишь?

Лала (раздражённо). Да, да, помню… (улыбается, вспоминая. Бахтияр наблюдает и с восхищением, и со страхом.) Я была на концерте, смотрю, она с Мурадом. Такие нежные – Ромео и Джульетта! Я подхожу, говорю ему: «Мурадик, у меня с туфлей непорядок, не поправишь?» И он… ха-ха!.. нагибается, возится с моей ногой. Она смотрит на нас глазами круглыми, лицо бледное. Крутанулась и ушла. Он встаёт, бедненький, а невесты… ой умру!.. а невесты нету! Не огорчайся, говорю, проводи меня лучше в зал. И он провожает, как лунатик.

Бахтияр. Ты расстроила их свадьбу. Он сейчас запил.

Лала (вскидывает голову, прекрасна, как никогда). Я права, и ты это знаешь! Я – красивая, и давить других имею право. А разве ты сам не таков? (Бахтияр слушает молча, застывши.) Помнишь, до бешенства всех доводил? И правильно делал. Ты – умнее, я – красивее...

И вновь нам предоставляется возможность коснуться современного российского кино. Буквально недавно вышел в прокат новый фильм Карена Шахназарова «Палата №6». В принципе, Карен Георгиевич режиссёр настолько значительный – без преувеличения можно сказать: мэтр и советского, и уже российского кино, – что заслуживает отдельной передачи или даже целой серии передач. Но сегодня сфокусируем внимание на его тринадцатой картине по знаменитой повести Чехова.

То, что в творческой биографии режиссёра фильм оказался по счёту тринадцатым, обернулось удачей. «Палата №6» уже выдвинута в качестве претендента на «Оскар» в номинации «Лучший иностранный фильм года». И кто знает, может быть, он повторит судьбу легендарной оскароносной картины Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки». Да и тема сумасшествия, как помним, тоже основная.

Хотя Шахназаров на такие перспективы и не замахивался. «Палата №6» выполнена абсолютно не в голливудской эстетике, в ней вообще нет никакого экшена, одни только диалоги да монологи героев. По форме это очень экспериментальная экранизация классики с просто ничтожным по нынешним меркам бюджетом в пятьсот тысяч долларов, и снята картина в рекордно короткие сроки – всего за двадцать восемь дней. Но при всей скромности затрат фильм получился необыкновенно сильным и с успехом идёт в кинотеатрах.

Вообще, Чехов – он же всегда остаётся актуальным, а тут ещё режиссёр перенёс действие в наше время, а как основной художественный приём выбрал репортажную съёмку. Фильм и начинается так, как будто мы смотрим не художественное кино, а репортаж из провинциальной российской психушки...

...Так вот, я верю в то, что гармония есть реальность, распространяющаяся как на объективную, так и на субъективную сферы. Она является сущностным, корневым, неотъемлемо изначальным аспектом бытия. Она есть максимальное, или, лучше сказать, наивысшее проявление всеобщей согласованности, единства мира.

А дисгармонии в глубине бытия просто нет места. Она может существовать только в сфере субъективного, только как чьё-то переживание. Она имеет свою основу для возникновения и существования, свой так сказать, «субстрат», только на периферии бытия. В сознании микроскопических существ, обитающих на поверхности песчинки, затерянной в бескрайних ледяных просторах Вселенной. Существ, самодовольно считающих себя венцом мироздания, которые появились и продолжают жить благодаря сцеплению огромного числа невообразимых и неподвластных им космических факторов.

И вот эти живые существа, называющие себя людьми, тоже очень по-разному проявляют эти фундаментальные аспекты бытия. Я бы сказал, что в зависимости от того, как мозг отдельного человека воспринимает, обрабатывает и оценивает внешнюю информацию, как реагирует на события и принимает решения, зависит и то, какой из названных аспектов будет преобладать во всём, что этот человек делает.

Поэтому я бы предложил (не без доли «стёба», конечно) ещё одну классификацию в области прикладной психологии. Наподобие той, что предложил Аристотель по делению темперамента на четыре типа. И ведь та классификация оказалась эффективной! Она настолько близко описывает реальность, что до сих пор ею пользуются.

Я тоже попробую нарисовать своего рода обобщённую «картографию» человеческой натуры. Только на географических картах роль координатных осей играют стороны света. А на моей карте это будут направления к полюсам хаоса и порядка, гармонии и дисгармонии...

...Первая Мировая война застала его во Франции. Не колеблясь ни минуты, Зиновий вступает в ряды французской армии (ведь Франция была союзницей его родины, России!) – и за тридцать пять лет службы, участвуя в двух мировых войнах, проходит путь от рядового солдата Иностранного легиона до корпусного генерала с наибольшим числом наград во французской армии – более пятидесяти!

Он был военным советником в войсках белого движения, встречался с генералом Деникиным и адмиралом Колчаком.

Он воевал во Франции, Марокко и Сирии – против нацистов и их французских союзников.

Однорукий полковник Пешков, дважды раненный, командовал подразделениями Иностранного легиона в 20-е годы в Марокко.

Он был послан с важными дипломатическими миссиями в Америку и Китай.

Он был полномочным французским послом в Китае и Японии.

...Даже сейчас, накануне смерти, его не оставляет боль в несуществующей правой руке...

В предсмертном тумане ему вдруг вспомнился его рано умерший младший брат Яков. Вот у кого по справедливости надо было бы отхватить его правую руку – до самого плеча! Ведь этой рукой Яшка – Яков Михайлович Свердлов, ближайший соратник Ленина, Председатель Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета – подписал множество документов, закабалявших народы многострадальной России во имя утопической «мировой революции»!..

...Как только Иван Иванович попал на войну, ему дали сапоги, зелёную форму и автомат. Автомат был тяжёлый, чёрный, пах маслом. Командир объяснил, как надо стрелять и в кого. Когда он говорил о врагах, он брызгал слюной, и все сразу понимали, что это настоящие враги, и все с ним соглашались.

Только Иван Иванович не мог согласиться.

По ночам, лёжа в брезентовой палатке и слушая близкий шум ветра, он представлял, как вдруг окажется перед тем самым неведомым врагом, как наведёт на него чёрный автомат, и тот вдруг прорвёт воздух своим страшным стрёкотом…

– Тра-та-та-та!

Но это же человек, он дышит, любит, смотрит на небо. Иван хорошо помнил взгляд той самой коровы, а здесь человек… Как он будет смотреть? Как?! А самое главное, как ему, Ивану Ивановичу, жить после этого взгляда?!

Потом были взрывы, что-то свистело совсем рядом, падали люди, словно из них прямо на ходу выдёргивали душу. Иван Иванович бежал рядом со всеми, но украдкой старался целиться в сторону. Так продолжалось много дней...

...Роман Оленев: Я знаю, насколько для вас важна роль в фильме «Адмирал», роль Анны Тимирёвой. А как вы для себе объясняете, почему широкая зрительская аудитория полюбила картину, а вот кинокритики в целом не слишком её оценили?

Елизавета Боярская: Да вы знаете, я, честно говоря, никогда не смогу этого объяснить, но… Не знаю, я вообще к критике сейчас стала относиться достаточно спокойно, потому что про меня ещё ни разу в жизни ничего хорошего не сказали, я уже не жду...

Роман Оленев: Не может быть…

Елизавета Боярская: Единственное, что театральные критики более лояльны, потому что всё-таки я работаю в театре, в Малом драматическом. Это театр Европы, там серьёзная работа, серьёзное положение этот театр занимает в мировом масштабе. Это и спектакли, которые получают «Золотые маски», и так далее, и так далее… Я причастна к этому театру, я училась у этого мастера, я понимаю, о чём идёт речь. Раньше я очень болезненно реагировала на такую критику, а сейчас перестала. Потому что, как сказала одна журналистка – я не считаю, что она права, но мне было приятно – она говорит: «Ну а почему нет, за что вас любить, за то, что у вас фамилия, за то, что вы симпатичны, за то, что вы играете в Малом драматическом театре, за то, что у вас утверждают на эти роли, за то, что у вас благополучная семья, за что вас любить?». Я говорю: «Ну, в общем, наверное, да». Но при этом, если перечислить всё это, я могу сказать, что если у меня действительно что-то из этого есть, то мне этого тоже мало. Потому что я не собираюсь останавливаться на тех уровнях, которые сейчас у меня достигнуты, скажем так. Потому что мне кажется, что это такая профессия, в которой невозможно достичь потолка. Если ты когда-нибудь себе скажешь, особенно в двадцать три года, что «мне кажется, я очень крутая и вообще всё у меня хорошо», то это неправда, здесь не может быть пределов. Всё время бесконечное самопознание, самокопание и так далее, и так далее. Я не знаю – вот конкретно в случае с «Адмиралом» – я не знаю, почему. Но, честно говоря, для меня важнее мнение зрителей в принципе, потому что они какие-то более простые, очень доступные и честные. И для меня это намного важнее. Вот сейчас прошёл по «Первому» каналу сериал «Я вернусь», и одна бабушка – очень приятная была – подошла и сказала: «Я этот фильм посмотрела от начала и до конца и, вы знаете, всё время плакала, потому что вспоминала и думала, что так оно всё и было». Два слова, а вот ради этого стоит работать, ради этого стоит год не вылезать со съёмочной площадки, выходить на сцену и очень многое терпеть...

...Что же касается важности освещения подлинных исторических событий, то актуальность этого вопроса будет востребована до тех пор, пока на земле существуют противоборствующие силы, желающие или способные поглотить этот мир. Мы, простые люди, можем не замечать, а значит – не понимать значения и огромной роли истории, на которую опираются современные политики.

Наглядным примером могут послужить недавние события в Крыму. Удивительно, но уже на фоне одного лишь разговора о возможном возвращении полуострова в состав России вдруг обнаружился всенародный подъём энтузиазма, и те же отечественные СМИ, по сути своей либеральные и вредные, недолго думая поддерживают инициативу возвращения Крыма в родную гавань. В чём причина такого подъёма? Вероятно, каждый россиянин, да и здравомыслящие люди в других странах, ясно понимают, что истина на стороне жителей Крыма, и что присоединение Великой Тавриды – дело правое и справедливое. Думаю, причиной такой уверенности, обнаружившейся в каждом из нас, были именно исторические соображения.

Завтра на нашу землю придут специально обученные люди, эмиссары из чуждого нам мира, объявят о реорганизации и гуманизации государства. Но разве мы их звали? На каком основании? Необходимость обоснуют историческими справками, покажут подписанные кем-то когда-то документы, старые карты с пограничными столбами, предъявят и заключения экспертов о якобы подлинности всех без исключения предъявленных документов... Разве это не вероятно?

Такой сценарий не только возможен, но он уже давно и успешно используется во всех уголках планеты. Просто мы ничего не замечаем. Или же не придаем этому значения, считая историческую науку пустой нематериальной затеей, пользы от которой как от козла молока; существующей только для того, чтобы у голливудских сценаристов была возможность писать свои безупречные киносценарии. А ведь сила искусства, как говорил кто-то из классиков, это не хухры-мухры. Насмотришься таких фильмов, не только в Навуходоносора с Клеопатрой поверишь. И то сказать – не станут же американцы тратить свои миллиарды на никому не нужную белиберду? Стало быть, всё, что они снимают, рисуют, пишут, говорят, всё, что хоть как-то связано с прошлым человечества – чистейшая правда? Нет. Это – чистейшая фальсификация с промыванием мозгов...

«Почему русский язык старше европейского?» – спрашивает заголовок статьи Избушкина Фёдора, – и содержание этой статьи отвечает на вопрос примерно так:

1. потому, что в «европейском языке» имеются заимствования из русского языка;

2. потому, что европейцы относятся к России враждебно, и исконно преуменьшают значение и заслуги Российского государства в мировой истории.

Понятно, что с точки зрения формальной логики эти ответы не являются доказательствами положения, вынесенного в заголовок статьи. Хотя бы уже потому, что понятие «европейский язык» изобретено самим автором, – без пояснения смысла, вкладываемого им в этот термин. Ввиду того, что Европа не говорит, – по крайней мере, пока, равно как и в прошлом, – на некоем едином языке. Или же это положение, как минимум, нуждается в дополнительном авторском пояснении и самостоятельных доказательствах.

Даже если закрыть глаза на тот факт, что в статье не даётся внятного объяснения тому, отчего автор считает европейские слова, сходные по звучанию, производными от русских слов, – и никак иначе, – назвать статью доказательной нельзя.

И дело даже не в том, что, теоретически, этому созвучию может наличествовать как минимум два вполне самостоятельных объяснения: заимствование корня всеми указанными языками из третьего источника, а также общность ассоциативных полей восприятия человека, – коль скоро совершенно игнорируется возможность случайного совпадения. А в том, что единственное, по сути, фактическое доказательство, претендующее на убедительность, – схожесть звучания слов со схожей семантикой из разных языков индоевропейской языковой семьи, – вообще не является, с точки зрения логики, доказательством того, что «русский язык старше европейского»...

...Ждать Изольда не любила и не умела. Ожидание входило в разряд самых неприятных и раздражающих своей бессмысленностью состояний: ей казалось, что вместо того, чтобы что-то создавать, расти и куда-то продвигаться, оно, как паралич, пригвождает её к чему-то или к кому-то, в то время как жизнь проходит мимо и двигается вперёд.

Однако ей часто приходилось подолгу ждать, и ждала она без видимого сопротивления и недовольства.

Сначала она напрасно ждала момента, когда её родители помирятся и в семье воцарится покой взаимопонимания. Потом она ждала безумной любви и романтического Тристана, который так и не появился. Большую же часть своей жизни она ждала настоящей востребованности своих талантов, пока не увидела себя в зеркале и чётко поняла, что больше не является девочкой, подающей надежды.

Ждала без уменья, без любви, но не сетовала...

Оказываться в середине между кем-то Изольда любила ещё меньше, но несмотря на все её старания, она оказывалась в такой ситуации постоянно, с самого раннего детства.

Вот и сегодня досталось ей место в середине ряда ожидания, между праздными, обсасывающими чьи-то косточки и чинно восседающими на атласно-розовых в пластиковых чехлах креслицах дамами.

Дамы слева обсуждали чей-то скандальный развод, дамы справа – чьё-то неожиданное банкротство. На сидящую между ними Изольду с обеих сторон шрапнелью неслись осколки раскалённых эмоциями фраз: кое-что из этого пролетало мимо, кое-что залетало в ее уши, кое-что вызывало поверхностный интерес. Изольда попыталась примкнуть к одной из сторон, всё равно к какой, лишь бы хоть к кому-то, чтоб хоть как-то участием в общем разговоре скрасить муки ожидания, но ни «обанкротившаяся», ни «разводящаяся» стороны её в свой состав не принимали... так и осталась она в своём ожидании непримкнувшей и неприкаянной...

Откровенно говоря, мне никогда не нравились успешные люди. Я всегда замечал в них нечто ущербное. Некую отстранённость от реальной жизни. Скорее всего, это происходило потому, что сам я никогда не обладал статусом делового человека. Я всегда был катастрофически неуспешен и потому вынужден был находиться в народной гуще.

Я никогда не имел престижной должности. За всю свою жизнь я ни разу не пришёл на службу в новом костюме и не примерил перед зеркалом красивый новый галстук. О запонках я уже не говорю. Сколько себя помню, на моих плечах всегда была пятнистая зелёная куртка, на ногах – кирзовые сапоги. В этом смысле жизнь на севере России не отличается большим разнообразием в выборе одежды.

Встав с постели, я никогда не говорил жене: «С добрым утром». Она мне тоже ничего не говорила. Молча ставила на стол тарелку овсяной каши, нарезала хлеб, я тянулся за маслом. Мы ели и смотрели в разные стороны. Потом мы пили чай. Она говорила, что ей пора на работу. Я кивал. Она уходила. Я не провожал её даже глазами.

За всю свою жизнь я никогда не спешил на работу к восьми часам. Моя работа всегда была неспешной, но тяжёлой, и не имела строгих временных рамок...