Распахнул я окно и легонечко свистнул...
(Из Сибгата Хакима)Распахнул я окно и легонечко свистнул,
чтобы сено подсохло, которое я накосил,
Чтобы грусть над покосом, от марева сизым,
Ветерок в твою сторону относил.
Распахнул я окно и легонечко свистнул,
Чтобы ветер взлетел
и помчался по нашей тропе,
чтобы ты, услыхав,
как на иве волнуются листья,
Обо мне загрустила, как я в этот час – о тебе.
1971
* * *
Бывший лектор районного парткабинета,
гармонист, юморист, или вовсе – плясун,
возглавляли культуру… Их песенка спета,
а культура – всё так же – бельмом на глазу…
Незавидная, глупая доля досталась
культуртрегерам наших советских времен…
Впрочем, что ж, обеспечена пенсией старость,
а культура – гори она синим огнём!
Синим пламенем!
Вся она сплошь из амбиций,
из претензий, из вечно нетрезвых «творцов»,
из насмешек, от коих нигде не укрыться,
нищеты гордомордой в конце-то концов…
2005
Сын пристанционного рабочего...
Памяти Вадима ГорожанинаСын пристанционного рабочего,
он пошёл чуток помочь отцу,
что-то разгружать позвали срочно,
интересно было всё юнцу.
А состав охрана окружила,
волкодавы лаяли вразброс.
Снег скрипел. И вороньё блажило.
И мороз стоял, большой мороз.
С лязгом откатили дверь теплушки,
он увидел – там, внутри, стоят
смерзшиеся люди, не полешки…
Как померк отцовский ясный взгляд!
Хрипло прошептал: «Отсель – немедля!».
Вслед добавил: «Матери – ни-ни…».
Командиры, матерясь, забегали…
Виденное там – и в наши дни,
«в пост-хрущизм» – не безопасно было
с другом, ужасаясь, обсуждать…
– Там вагонов десять их застыло…
До утра хватило – разгружать.
1973-2005
Разговор с учительницей
– Что вы говорили им такого –
детям, вместо лекторской нуды?
– Дал примеры тайной силы слова
и его последствий для Судьбы…
– То-то я смотрю – глаза оттаяли
у моих – и провожать бегут,
просят – об Ахматовой, Цветаевой…
Я боюсь – не то они прочтут!
Может быть и впрямь – они свободней,
но к простейшим правилам – глухи…
– Победите страхи – как сегодня
взяли верх не правила – стихи…
1967-2005
* * *
Выступайте с речами горячими,
наступайте – пусть время подчас
то глухими, то вовсе незрячими,
то безумными делает нас!
Но – останется что-то в таинственной
глубине вам внимающих глаз.
Пусть потом обвиняют в наивности.
Как её нехватает сейчас!
1987-2004
* * *
Мне думать о тебе – как пить из родника,
живым и чёрным выйдя из пустыни.
Мне думать о тебе – как в небо, в облака
смотреть, купаясь в белизне и сини.
Мне думать о тебе порой – куда нужней,
чем эти строки доверять бумаге.
Ревнива Муза... Трудно ей, бедняге,
когда мы с женщиной земной –
куда нежней.
1976
* * *
В.Чернышевой
Когда я шёл к тебе через пустыню
по неживому серому песку,
я молод был, глазаст, да ничего не видел...
Теперь, оглядываясь, вздрагиваю я,
и понимаю:
мне ни красок, ни уменья
не хватит, чтобы написать сегодня
мой путь к тебе…
Ты – зренье мне дала,
все краски мира видеть научила.
Не дай мне бог однажды оглянуться
и снова – не увидеть ничего.
1973
* * *
Я – с ней.
Куда же вам – ясней?!
2000
* * *
Оглянись, окинь простор безбрежный.
Вниз, на спуск сломился путь земной.
Как вершина в шапке белоснежной
молодость сияет за спиной.
Неужели ты на той вершине
побывал, в снега впечатал след?
Всё тесней ущелье, меньше сини.
Оглянулся – и вершины нет...
1975
Каким лиловатым цветом...
Сергею МалышевуКаким лиловатым цветом
березы сквозят... Не то...
Кроме тебя – об этом
не напишет никто?!
Брось, это видит каждый.
И каждый может сказать,
не склонный к писчебумажной
страсти – чистописать...
А то, что ты знаешь действительно –
по сути – так нелегко,
так неподъёмно-губительно,
упрятано так глубоко,
что не понять случайному
взгляду –
в каком словце,
проступила нечаянно
вся боль на твоём лице.
27.02.2001
Ты говоришь: «Что голову повесил...
(Из Фаниса Яруллина)Ты говоришь: «Что голову повесил?»
Не спрашивай и не тревожься, друг.
Всё хорошо. А если я не весел –
то не всегда виною – мой недуг.
Бродил ли ты под вечер за деревней,
видал ли, как на ниве золотой,
пустые стебли – сплошь прямолинейны,
склоняет голову – лишь колос налитой.
И если я виски в руках сжимаю,
не думай, что беда ко мне пришла.
Во мне колосья дум неспешно созревают,
и полем золотым волнуется душа.
1967
* * *
Ежедневным бегом – лечат тело.
Укрепляя тело – лечат дух.
Только надо и лечить умело.
Ведь иной – спортивен, лёгок, сух,
а души не видно – улетела...
1978
* * *
Вышел я из себя
и пошёл по земле необъятной…
А когда я вернулся в себя,
посмотрел – а меня уже нет!
1977
* * *
Двое ставят палатку.
У каждого – собственный взгляд.
Так сцепились, бродяги, едва топоры не летят!
Этот мир переделать сложней,
чем палатку поставить.
Впрочем, двое в палатке
давно уже рядышком спят.
1975
* * *
А на закате начинал светиться глетчер.
И это чудо повторялось каждый вечер,
как будто – чтоб о вечности напомнить
включал ледник таинственный диспетчер.
1970-1976
* * *
Над пропастью бездонной повисать,
не дурью маяться – товарища спасать.
И уж потом – сложить такую песню,
которую не грех и записать.
1975
* * *
Скопленье органических молекул,
кровавой эволюции венец,
о, Homo sapiens, когда же, наконец,
ты станешь мыслящим, свободным человеком!
1974
* * *
У нас технической давно б хватило мощи
перевернуть корнями вверх леса и рощи.
Зачем? Ведь так декоративная рябина
растёт. А ягоды не слаще – даже горше.
1977
Говорят, что поэзия – снова не в моде...
В. Ченцову
Говорят, что поэзия – снова не в моде.
Некто пишет стихи о нелетной погоде.
Дескать, черные тучи над миром не тают…
Ерунда! Кто без неба не может – летают!
1969
* * *
Когда-то в стольном городе Казани
был сад державинский,
в нём – памятник Державину,
Гаврил Романычу, поэту, земляку...
Но где он, этот памятник?
– Ку-ку!
"Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный..."
Но что на свете славы скоротечней?
Погиб "бакыр-бабай"
Бакыр-бабай (тат.) – бронзовый дедушка "...означенный Державин
был попросту – адепт самодержавия.
Он даже написал одý Фелице,
в виду имея угодить императрице..."
И в назидание грядущим поколеньям
казанцы свергли с пьедестала земляка,
сей акт оправдывая времени веленьем…
Ни у кого не дрогнула рука!
Напротив – пионеры в горны дули
и в барабаны били, взрослых веселя,
а взрослые –
канат на шее затянули,
и вот,
подпиленный, как видно, накануне,
Державин рухнул, только дрогнула земля...
Потом – большой фундамент заложили
на месте сада…
Торжествуй, казанский край!
У стен театра имени Джалиля
стоят сегодня Пушкин и Тукай.
Два вольных гения поэзии российской,
две бури, две стихии языка,
два подвига...
Казани – оба близки.
Но, оробев, как два ученика,
они стоят и думают мучительно:
– Казань, Казань,
зачем же так – учителя…
1972
