Архив публикаций за февраль 2006

...Минуты мелькают как столбы за окном вагона и вот уже скоро мой Гаррисон. Он торопливо дочитывает мои листки, – мои планы и замыслы. А я встаю и начинаю натягивать плащ. И вдруг мужичок поднимает глаза в нелепой старой оправе:

– Куда ты и зачем?

– Мне выходить, – скоро Гаррисон, – меня ждут дела, – надо закончить проект, возвращаться домой, в Москву.

– Зачем? – повторяет он удивленно, – когда же мы начнем писать?

– Почему «мы»?

– Мне нравятся твои наброски. Мне нравится наша встреча – кто бы мог предположить, что на заброшенной станции встретятся два писателя, – один из Америки, другой из России, два человека случайно закурят вместе, два человека вдруг поймут, что думают об одном и том же.

Поезд набирает скорость – остается последняя станция. Я стою в вагоне и пытаюсь удержать равновесие.

– Мне нужна работа, – торопливо отвечаю я, но уже совсем ничего не соображая, – ты улетаешь сегодня. Значит – не судьба.

И мысли как сумашедшие барабанщики начинают перестукивать стук колес поезда...

– Брось, – ухмыляется он, – тебе не нужна работа. Тебе нужен роман. Мы держим в руках гениальный сюжет, а по дороге в Мексику набросаем канву и, к весне, – роман будет готов. О «русских мальчиках», о всех нас, о скитальцах, о философии вокзала, о мыслях провинциальных перронов, – что тебе еще нужно?!

Поезд замедляет ход, – впереди поворот и дорога идет вверх, – последний склон перед Гаррисоном.

– В Мексику… – шепчу я и сердце махом заходится сладкой болью и все мои папки падают россыпью на пол.

– Ну да, в Мексику, – задыхается он и зажмуривает от счастья глаза, – задержимся всего на день в Нью-Йорке, утрясем формальности – я помогу, и завтра, уже завтра, мы – в Мексике.

Голова стремительно камнем падает в бездну, и я начинаю терять равновесие…

– Я не могу, – выдавливаю из себя липкий ком слов, и они повисают на губах как семечная шелуха, – у меня работа, мне нужно доделать проект, отчитаться и, может, на следующий год...

– Слушай, – прямо кричит он, – о чем ты?! О чем ты говоришь?! Плюнь, наконец, на все и – летим. Возьмем в ремонт несколько лодок, там, в Мексике, – денег хватит. Что же еще тебе нужно?! У меня с собой роман Достоевского и много яблок, – я собрал их сам, – и вдруг даже с вызовом смотрит мне в глаза, – ты же сам сказал всего полчаса назад, что нужно бросить все к черту и бежать, ну... Ну?!?!

Поезд сопит и пыхтит, и дрожит от волнения и будто выстукивает нервно колесами: «Ну?!», «Ну?!»...

...«Вот так и поселись в глуши жить», – Тейе ехала как раз к застройщику на переговоры. Её давняя мечта построить домик в лесу и жить поближе к природе была, наконец, близка к осуществлению. Сегодня Тейе взяла выходной и решила устроить себе мини-путешествие. Она любила иногда вот так сесть в авто и отправиться на прогулку по неизвестным дорогам. До встречи с застройщиком оставалось еще около двух часов. «Что ж, время терпит. Но неужели мой внутренний компас, не подводивший меня даже в глухих таежных лесах во время туристических походов, «заржавел»?», – спрашивала она себя, упрямо не желая признавать поражение, и отвечала, – «Ничто не вечно. Старею, наверное». Еще несколько больших крюков – поле, снова лес – и Тейе стала подумывать, что, пожалуй, на этот раз ей без живого путеводителя не обойтись. Она сбавила скорость, всматриваясь в глубь леса возле редких, сиротливо обосновавшихся у дороги, почтовых ящиков… Нога, как будто, сама перескочила на педаль тормоза напротив небольшого серого бревенчатого дома, расположенного недалеко от дороги в уютном окружении огромных заснеженных сосен и елей. «Неудобно людей беспокоить, да деваться некуда. Бензин почти на нуле…», – Тейе припарковала авто вдоль дороги напротив дома и неохотно направилась по узкой тропке к крыльцу. Звонка не было. Пришлось стучать. Громкий лай за дверью и приближающиеся быстрые шаги приободрили неудачливую путешественницу: «Значит, гостям рады. Или ждут кого?»...

...Если я живу в том же городе, где могила моей жены, и я два раза в месяц хожу на ту могилу… Чтоб размять ноги. И прихожу. И никаких чувств не испытываю. И ухожу. – Это не жизнь, а прозябание. А ведь я когда-то так любил мою жену… Но это – просто слова.

А сюрреалист – против. И, если художник, фотограф – порождает волосатую чашку… Это значит, что он против самой причинности, против самого времени, раз физика не способна сама по себе приводить к интенсивному переживанию.

Я был в Нью-Йорке. Чтоб посетить музей современного искусства. Чтоб посмотреть на это средоточие безобразия, всунуть пальцы в язву человечества, катящегося к гибели. И был поражен… гигантской очередью в этот музей. А шел проливной дождь. Но люди не затем стояли, чтоб спрятаться от дождя, ибо стоять в очереди приходилось дольше, чем прохожим добежать до ближайших дверей магазинов или других заведений. Я тогда так и не понял, зачем в музей так валит свободолюбивый американский народ. Теперь только понял, почитав Мамардашвили. Они, американцы, суперэгоисты. Им важна вот это настоящая внутренняя жизнь, не подчиняющаяся никакой причинности, а уж тем более – каким-то общественным ценностям. Они надеются в присутствии волосатых чашек или вилок с загнутыми в разные стороны зубьями встряхнуться от автоматизма в общем-то устроенной обществом жизни. Они бегут от скуки, авангард человечества, катящегося к своей гибели...

Попытка доказать, что Роман больше Жизни, привела к совершенно удивительным последствиям. Все-таки можно называть Эти сто страниц Романом, потому что написал это Предисловие не я, а Герой моего Романа. Он это пишет и продолжает: