Архив публикаций за апрель 2003

...Продавщица смотрит на него – долго, с сочувствием, и нежно, робко, как будто он раковый больной, говорит – "мужчина..." Она красавица, блондинка, румянец, ажурные колготки, сиреневый фартучек, и "мужчина" говорит. В очереди ропот и смешки – выискался, деловой, все – ириски, а он – лукум. За ним уже десяток народу выстроился, и все возмущены, хотя действуют явно против себя – кто-то может без ирисок остаться, если очкарик этот послушается-таки общего настроения. А продавщица нежно продолжает, скромно, но убедительно: 

– Лукум у нас, представьте, не совсем свежий, даже можно сказать совсем не очень удался, я вам не советую...

...В скверные голодные годы, когда в карманах только медь звенит, появляется на улицах странный бродяга – он знойным летом закутан до бровей, на голове старая меховая шапка, челюсть замотана грязным полотенцем, глаза сверкают из глубоких ям, нос без ноздрей, одним словом, чудище. И ведет себя очень нагло – садится каждый день в один и тот же трамвай и сует кондуктору под нос один и тот же банковский билет...

...Люблю ли я лето... Звучит? Представьте себе, был когда-то конкурс языков на красоту звучания, и каждая нация могла выставить одну фразу. Сказки, вы скажете, не могло этого быть, что, им делать было нечего, и вообще... разве можно сравнивать по звуку! А вот и было, мне рассказывала в детстве старушка-эстонка, Люба. Хорошо бы расспросить поподробней, но ее уже нет среди нас. Хотя кто среди нас, кого нет... кому судить!..

...Там была одна пара, блондиночка такая спортивная с печальными глазами и брюнет лет сорока: он женат, она замужем, противоположные стороны походы ненавидят, и это у них отдушина – встречаться. Так у них лет двадцать продолжается – настоящая любовь, и семьи не разбиваются. Они печально так танцевали, вырвались – она в магазин, он на совещание. Скоро едем? И все тут же  – едем, едем! Пора, брат, пора... Потом узнал, что муж у нее умер, внезапно, а тот брак, туристический, не завязался – у туриста жена срочно заболела. Ему совесть не позволила сердце ей разбить, больное как разобьешь...

...Потом… потом как обычно – революция, индустриализация, коллективизация. Потогонов в отдельный ряд поставили и приравняли к государственной собственности. Так, что каждый потогон был прямо на вес золота. Благо весу в самом потогоне немного. Правда меньше шуб требовать не стали. Наоборот, все семь стали отбирать так что мой отец уже снова жил в бедноте. Но потогоны народ твердый – как сдавали семь шуб, так и продолжали несмотря на все...