Кентавры и кентаврессы

Река

Мимо течёт река,
Словно тихая грусть старика,
Слушающего пластинку.
И в реке облака и века,
И когда я ещё не родился,
Она точь-в-точь так же текла,
И когда я всерьёз и надолго
Закрою глаза,
Она не заметит, не вздрогнет
И не замутится.
А будет всё так же нестись,
Неутомимая, как само время,
Отражая в тягучем и призрачном чреве
Байдарки, глаза, небеса и былинки,
Величественна и глубока,
Как застывший взгляд старика,
Слушающего пластинку.

(июнь 1999)

Пьеро

Пьеро под лунным светом
Идёт по парапету,
Московским душным летом
Танцует менуэт,
Покачиваясь плавно,
Как старенькие ставни,
Вершит свой достославный
Классический балет.

Во флейту дует ветер,
Собаки спят, как дети,
А он танцует в свете
Слепого фонаря
Под злые переплеты
Свирели и фагота,
Царапаясь об ноты,
Об острые края.

Глаза – две капли сажи,
Шаг четок и отлажен.
Я с ним танцую там же,
В полуночном дворе
Пляс на краю болота,
Лихого поворота,
Последнего чего-то,
Как листья в ноябре.

Жара лежит на крышах,
Весь город еле дышит
И сам себя не слышит,
Контуженый жарой.
А взгляд из глаз-миндалин
Задумчив и печален –
Он слышит фортепиано,
Валторну и гобой.

Ну что ж теперь поделать?
Такое наше дело –
Одеться чёрно-белым
И выйти в тёмный двор.
Живите без печали.
Я выбрал. Я причалил.
Я не танцую в зале.
Я – уличный танцор. 

(июнь 1998)

* * *

Сохрани мое пятно.
Сохрани мои стамески.
Сохрани все рукава,
Все доклады, все повестки.
Кто же знает наперед –
Может быть, произойдет
Измененье в расписании
Пригородных поездов.
Что тогда ты будешь делать?
Кто тогда тебе поверит,
Что была зима когда-то
Этих взбалмошных годов?
Кто поверит? Кто оценит
Это горькое веселье,
Эти рифмы, эти сны,
Эти взлеты и паденья?
Кто поймет, что черт и ангел
Ходят тихо между нами,
Между завтра и сегодня,
Между жестами немых...

Я степной забытой вьюгой,
Злой, упорной и упругой,
Раскрою тугое темя
Неживого забытья,
Я сошью себе кирасу
Из резиновых матрацев,
Я войду в больную заводь
Самодельного жилья.

Этажей высотных выше,
Выше окон, выше крыши
Ты взовьешься и услышишь
Солнца светлый приговор.
Будет день, как будто выстрел,
Будет ночь, как дно канистры,
Звезды выткут серебристый
Хаотический узор...

Сохрани мою пижаму.
Сохрани все занавески.
Сохрани календари,
Все доклады, все повестки.

(январь 1995)

* * *

Смотри, как бабочка хочет летать,
Разрывая удушливый кокон,
Как солнце жонглирует бликами
В осколках оконных стекол,
И деревья взрываются в небо зеленым салютом
Почему-то...

* * *

Бог мой
Тихо расплескался,
Как в прозрачном стакане,
Словно зарево в окне.
Он со мною попрощался
И ушел под стук колесный
Через осени и весны,
Сквозь резцы, клыки и десны
С парой крыльев
На спине.

Он ли
Правит этим миром?
Тихо было как в могиле,
Пальцем по стеклу водила
Ночь в лиловых галифе.
Здесь ветра кричат и воют,
Здесь трава растет весною,
Здесь разит от всех героев
Тонким
Запахом конфет.

Он ушел,
Накинув шляпу,
Вниз по лестницам и трапам,
Пересылкам и этапам,
По подземным поездам,
По подъездам и подвалам,
Где и в полдень
Света мало,
Где ни разу не мигала
Путеводная звезда.

Пусть ушел –
Он там нужнее.
Под дождем металл ржавеет,
На востоке тьма редеет,
День проходит по стране...
Только он идет упрямо,
Так же собранно и прямо,
Колыхая воздух пряный
Парой крыльев
На спине.

(август 1996)

Девочка

Девочка из воска
С фарфоровыми глазами
Сидит на скамейке
В дряхлеющем парке
Ее волосы раскрашены
Цветными карандашами
Ей скучно с нами
Сыро и жалко 

На длинные ломкие пальцы
Садятся птицы
Словно на ветки
И капли росы
На недвижных ресницах
И поздний прохожий
Заглянет в глаза
Из глянцево-белого камня
Ладонью потрогает кожу щеки
Жива ли она 

И тонкая слюнка изящно
Из уголка рта
Ползет как улитка
По лезвию бритвы
Спеша за пределы лица
И вот она капает вниз
Будто самоубийца
С моста
Остановиться
Жива ли она 

Но вот она встала
Поправила синее платьице
Медленным воском руки
Махнула назад
Разноцветные пряди волос
Упавшие ей на лицо
И канула просто
Просто пропала
В стеклянные травы
И звон ледяных бубенцов 


(июнь 1999)

* * *

За окно снова вылили ночь,
И по улицам хромает бездомный дождь –
Старый знакомый.
Праздники как будни, веселый плач.
Я смотрю, как осень надевает свой плащ
И выходит из дома.

Я бежал за ней вслед, догоняя свой миф,
Просил новых слов, просил новых рифм,
Но она прошла мимо.
Осень – как долгий пустой разговор,
Осень – как старый усталый актер
Без грима.

(ноябрь 1998)

* * *

Под ногами блестят 
Паутинки луж
Леденящим хрустальным огнём,
Словно слёзы
Навеки ушедших душ
Намерзают на лике земном.
Воздух пойман
Сухими ладонями стен
В одноцветный казенный сквер,
И на крышах
Чёрные крылья антенн
Крестят небо на свой манер.
А на крыльях –
Великая пустота,
Ослепительно-белый свет.
И на чем-то похожем
Распяли Христа,
И прошло две тысячи лет...
И как будто вчера,
И как будто игра,
Где никто не сумел победить.
И как будто пора
Пробудиться с утра
И найти путеводную нить,
Стать свободным и чистым,
Как ветерок,
Налегке улететь в леса,
Разукрасить ноябрь
Миллиардами строк
И уйти босиком в небеса.
Но минует ещё
Две тысячи лет
И ещё две тысячи вер,
Две тысячи войн
И свежих газет,
А вокруг меня – тот же сквер.
И всё тот же мёртвый
Оттенок стен,
И всё тот же ларёк за углом,
И всё та же холодная
Сталь антенн
Крестит небо фальшивым крестом.

(ноябрь 1999)

* * *

Холостое пустое время,
Излёт пути,
На алтарях –
Паутина и прах.
А где-то высоко в горах
Недавно умер последний апостол.
Выкачали воздух –
И нечем дышать,
Захлопнулись двери –
И некуда бежать.
Всё так просто.

Всё просто.
Куда мне идти?
Чему поучиться?
Во мне кончились
Звонкие злые слова,
У меня болит голова
От когда-то любимых гимнов.
Наверное, скоро я буду овощ
Или какой-нибудь съедобный гриб.
Я тщетно пытался погибнуть –
Ан нет, не погиб.
И, видимо, долго ещё не погибну.

Зато я умею любоваться
Цветом грозы,
Заворожено следить
За танцем крыла стрекозы,
Я умею смотреть на кленовый лист
И восторгаться...
Не много ли мне одному?
Но кому это нужно, кому?

Я не знаю.
Я не у дел.
Я сижу отдыхаю.
Я наблюдаю,
Как новая молодёжь
Поёт песни старого Летова,
И иногда помогаю.

(июль 1999)

«Брёл Под толстыми спящими липами...»

Брёл
Под толстыми спящими липами,
Между стен
Умудрённых годами домов –
Волхвов,
Повидавших и знающих всё.
И мой взгляд застывал
В древних кирпичных трещинах,
В тенях ветвей,
Загадочно перекрещенных,
Время застыло
И больше уже не крутило
Своё колесо. 

Брёл, молчал,
Не расходуя попусту сил,
Никого ни о чём не просил:
Не выпрашивал жизнь
У мёртвых,
У слепых не пытался
Выклянчить свет,
У кипящих в аду
Не просил прохлады.
Это всё – лишь болезненный бред,
Ничего у них нет.
И не надо.

Брёл
По тихой сумрачной улице,
Радуясь, что ничей.
За мною шёл дождь
И мыл меня дочиста,
И ангел вселенского одиночества
Сидел на моём плече. 


(июль 1999)

Календарь

Я сжёг календарь.
Я смотрел
На янтарный огонь,
Пожирающий
Месяц за месяцем,
Обращая их в клочья сажи.

Год моей жизни,
Улетевший дымом
В царство теней,
Пепел дней и ночей,
Сгоревших заживо.

(июнь 1999)

* * *

Мой мир –
Это хитросплетения слов.
Я родом из холода,
Родом из снов,
Из стен самодельного рая.
У меня за душой
Евразийская степь,
От края до края –
Лететь и лететь,
Ни боли, ни дней не считая.

Я гулял по московским
Седым облакам,
Я огонь отпускал
Погулять по рукам, –
Он бежал, веселясь и играя.
У меня за душой лежит
Плоская степь,
Пуста и огромна –
Смотреть и смотреть.
Ни конца, ни предела, ни края.

(декабрь 1998)

«Небо Облокотилось на крыши...»

Небо 
Облокотилось на крыши.
Слышишь? –
Будто кто-то поет.
В лед
Превращается мякоть земли.
Угловатые здания,
Как корабли,
Как ледоколы
Без названия,
Очередная
Условная модель мироздания.
Жаль, что они плывут,
А не я.
В небе чертится красная линия –
Это заря.
Я шагаю по сетке календаря,
Словно по нервам.
Кто первый?
Это был я.
Сквозь паутину
Белья и былья
Смотрит незрячее время
И метит в спину.

(декабрь 1998)

* * *

Зелень листвы
Сквозь бетонную скорлупу.
Живой огонь
На мертвом сыром ветру.
Одинокий голос
Сквозь вечную немоту.
Неведомый путь
Через липкую суету.
Последний глоток,
Оставшийся поутру.
Осколок боли,
Вонзившийся в пустоту.
Снег, упавший в тот час,
Когда ждали весну.
Дверь, которой я хлопну,
Когда уйду.

* * *

Стрелял наугад –
Попадал в себя.
Искал небеса
Глубоко под землей.
        Греметь и плакать
        Звала гроза
        За собой.
Тупые ножницы
Режут жесть,
Кроя мой плоский
Порочный круг.
        Лют и светел,
        Звал северный ветер
        На юг.
Запах дыма –
Горит трава.
Пыль да небыль,
Усталый грех.
        Бежать полями
        Живыми ручьями
        Звал талый снег.
Сезон закончен,
И гасят свет.
Куда не глянешь –
Кругом стена.
        Звенело солнце
        Во все колокольцы –
        Звало меня...

* * *

Ну конечно же, я доживу до весны.
Она выплеснет целое небо тепла.
Но зимой будут лишь черно-белые сны
И воздух, как из литого стекла.

И пожить не успел, а как будто бы стар.
Я многое нес, но не донес ничего.
К двадцати годам от людей устал,
Но гораздо больше – от себя самого.

Но я еще буду ходить среди их лиц и зонтов,
Вдыхать в себя запах листьев и шелест шагов.
И они не будут знать, откуда я к ним пришел,
Из каких загадочных темных миров.

А я буду просто сидеть и молчать,
Вспоминая свое житие-бытие,
Интересное лишь тем, что оно мое...
А потом я улягусь и буду спать.

И зима мне покажет черно-белые сны,
Покажет город больничных тонов,
Разложит снег по своим местам,
Нарядит елку на Новый год.

Ну конечно же, я доживу до весны.....

(октябрь 1998)

Район

Я болтаюсь здесь на каждом дереве,
На любом фонарном столбе.
Я здесь всеми своими потерями,
Мухой, пойманной в янтаре.

Здесь ничто никогда не изменится –
Тополь, лавочка, мусорный бак...
В зыбкой мороси лестница щерится,
На которой учился летать.

Я промерил здесь всё ладонями,
Всё исползал, обтёр собой.
Мимо люди такие идут незнакомые
Незнакомой холодной весной.

      Моя денежка в потной руке,
      Мой бетон под горячим затылком,
      Танец атомов в сжатом виске,
      Тихий смех в недопитой бутылке.

По газонам и детским площадкам
Бродят боги, забытые мной.
Всё здесь пройдено мною в поспешном порядке,
По прямой...

Я исчерпываю терпение.
Я спускаю борзых собак.
Я здороваюсь с привидением –
Тополь,
      лавочка,
            мусорный бак.

1.11.2003.

* * *

Жизнь кончилась одна,
Теперь пришла другая.
Я стал таким как все,
С чем вас и поздравляю.

Жизнь кончилась до дна,
До сколотого края.
Теперь я – домосед,
Спокойный тихий малый.

Не бегаю, не бьюсь,
Не лаю, не кусаю,
Не пью и не колюсь,
С чем вас и поздравляю.

Не езжу по стране,
Не шляюсь по квартирам.
Нет ада, рая нет –
Как пусто в вашем мире

Без дна и без верхов,
От стула до кровати.
Я не пишу стихов –
О чём теперь писать их?

И жизнью не живу,
И смертью не играю.
Как все... Как наяву...
С чем вас и поздравляю.

(март 2001)

* * *

Вдаль убегал двадцатый век,
Роняя хлопья снега,
Дремало солнце на цепи,
Уставшее от бега,
И пыль всех суетных сует
Летала по квартире,
И сутки капали с небес,
И я не знал, зачем я здесь –
В огромном сером мире.

Но ты – как ясный новый день,
Как тёплый южный ветер.
Я не встречал такой как ты
На том и этом свете.
Нас двое – только ты и я,
И ничего не надо.
И нету в мире никого.
Мы две частицы одного
Возвышенного лада...

Так жизнь явилась
Вещим сном,
Большой красивой тайной.
И таял прошлогодний снег
От нашего дыханья.

(январь 2000)

«Я никуда не уходил...»

Е.С.Т.


Я никуда не уходил.
Знай: я всегда с тобой.
Я – белый утренний туман,
Я – небо над Москвой,
Я – лист кленовый на ветру,
Я – щебет воробья,
И зайчик солнечный в окне –
Конечно, тоже я.

Я – ватный купол облаков
И полная луна,
И шорох шин по мостовой,
И крик, и тишина...
Не верь, что рядом нет меня –
Всё это сон пустой.
Я никуда не уходил.
Я рядом. Я с тобой.

(май 2000)