Басни

Пчела

В цветущий лотос залетев,
Пчела его нектар сосала,
И всё ей было мало.
И, наконец, отяжелев,
Она забылась в сладкой дрёме,
Забыв о долге и о доме.
И солнца шар ушёл за лес,
И опустилась тьма с небес,
И листья лотоса закрылись.
Пчеле моря нектара снились.
Вдруг пробужденье!
“Что со мной?
Я в заточеньи!
Боже мой!”
Пчела в отчаяньи забилась.
Металась в темноте. Молилась.
Но крепки сладкие оковы,
И сердце проиграло бой.

Когда ж над утренней водой
Луч солнца заискрился снова,
И лепестки цветок разжал,
Лишь хладный труп внутри лежал.

Мораль: стремление к свободе
Подчас наносит вред здоровью.
Так уж заложено в природе:
Платить за идеалы кровью.

Лиса и Львица

Лиса детьми хвалилась перед Львицей:
– Смотри моих, три дочери и сын,
И как у них прекрасны лица.
А у тебя всего один.
Тут Львица гордо отвечала:
– Глупышка, ты бы помолчала.
Смешон задор твоих утех.
Задумайся, кто сын мой? Лев!
Мораль, пожалуй, в этой басне не нужна.
Здесь мысль важна.

Кошка

Солила огурцы хозяйственная Кошка.
Добавила в рассол укропу, хрена ложку.
Хватилась – гнёта нет.
Другой бы долго шевелил мозгами,
Искал для гнёта подходящий камень,
А Кошка помнила прабабушки совет:
В простых делах не стоит в дебри лезть –
Используй то, что под рукою есть.
Недолго думая, хозяйка
Схватила телевизор «Чайка» –
И в бочку вместо гнёта.
Удались огурцы на славу,
Кричали все хозяйке: «Браво!»
Но телевизор больше не работал.

Хоть можно головой колоть орехи, право слово,
Она дана нам всё же для другого.

Ворона

Ворона каркнула и тут же возгордилась:
Так громко было карканье и кратко.
Но вот поклонников толпа не появилась.
А почему, ответа нет. Загадка.
Свет на загадку пролил Муравей
В кругу друзей:
«Нет, карканье ворон – не бриллиант.
Ведь краткость – лишь сестра таланта.
А где, скажите, сам талант?»

Крот

Крот в юности создал стихов две строчки.
И так от подвига сего устал,
Что больше творчеством он мучиться не стал,
Зато всю жизнь с речами выступал –
Гремит пустая бочка.

Червяк и Кит

Играли в шахматы Червяк и Кит.
Кит, проиграв, со вздохом говорит:
«Я бы разбил тебя в момент,
Да голова болит».
Червяк в ответ:
«Весомый аргумент.
С такой большою головой
Весьма нелёгок жребий твой.
Не знаю, как живёшь ты с этим грузом.
Я, к счастию, лишён такой обузы.
Ещё сыграем?»
Проиграл Кит снова.

Легко на свете безголовым.

Золотая рыбка

Жила на свете золотая рыбка –
Вселенской эволюции ошибка.
Имела свойство странное она:
Бывала обещаниям верна.
За это всяк мечтал её словить,
Чтоб все свои желания излить.
И вот однажды Рыбка в плен попала
Огромного уродливого трала.
И рыбаки застыли в восхищеньи,
Завидя золотое оперенье,
Все тут же стали спорить и гадать,
Что загадать.
И спорили с ужасным рвеньем
До посиненья.
Через неделю вынесли решенье,
Измученные спором бесконечным:
Нам нужно рыбке дать прошенье,
Чтоб мир был на земле навечно.
Пришли с такою просьбой к Рыбке,
Но тут сползли с их лиц улыбки.
Одна деталь испортила всё дело –
За это время Рыбка околела.

Мораль: коль ты поймал удачу,
Решай насущную задачу.
И с этим делом не тяни:
Недолговечны счастья дни.

Овечка

Овечка прыгала по лугу
И меканьем звала подругу,
Чтоб вместе из ручья напиться
И на траве резвиться.
– Я так боюсь одна идти, –
Она подруге говорила. –
Вдруг Волка встречу на пути
И мне – могила.
А жить на свете так прекрасно.
Пойдём, попьём.
Идти вдвоём
Не так опасно.
Пришли на речку. Тишина
Очарованием полна,
И весело в груди:
Все страхи позади.
Подружка начала шутить:
– А может, вовсе нет волков,
И сказки страшные про них
Придуманы для дураков?
Овечка молча посмотрела
И, пасть раскрыв, подружку съела.

Что ж, в мире есть ещё напасть:
В овечьей шкуре – волчья пасть.

Язык

Язык работал на износ,
Потел неутомимо,
С него всегда большой был спрос,
Что только он с трибун не нёс,
А все награды – мимо.

Из дома выглянув однажды,
Язык увидел: вот те на!
Грудь получает ордена,
И смотрит на других так важно,
Как будто только лишь она
Для орденов и создана.

С тех пор Язык живёт в дремоте,
Однако Грудь по-прежнему в почёте.

Лев и Кабан

Кабан и Лев, измученные жаждой,
Пришли к ручью холодному напиться,
Тропа узка, и торопился каждый
Водою долгожданной насладиться.
Заспорили, кто первым будет пить,
И ни один не хочет уступить.
В пылу решили: глупо препираться,
Чтоб спор закончить, надо насмерть драться.
Уже готов был разгореться бой,
Уже весь мир до узкой тропки сжался,
Как Случай вдруг в судьбу врагов вмешался,
Заставив их взглянуть перед собой,
И перед схваткой дух перевести.
И что же видят? Метрах в десяти
Вокруг уже сидит воронья стая,
Кровавого финала ожидая,
В мечтах уже тела врагов терзая
И с нетерпеньем клювы разевая.
Льва с Кабаном почти в одно мгновенье
Как молния постигло озаренье:
Уж лучше им, не ссорясь, дальше жить,
Чем для ворон обедом послужить.

Хорошего в раздорах мало –
Они ведут к опасному финалу.

Мышь

Однажды Мышь в амбаре очутилась,
Поевши, прилегла. И ей приснилось,
Что ростом догнала она Кота,
Который ходит по её пятам.
И Мышь подумала во сне:
«Теперь-то он не страшен мне,
Хоть Мышь я, но уже совсем не та...»
И тут проснулась в лапах у Кота.

Вмиг счастье превратилось в муку,
Не каждый сон бывает в руку.

Собака

Собака шла по берегу пруда
И в пасти кость огромную держала.
Была в пруду как зеркало вода,
И, вниз взглянув, Собака задрожала.
Вдруг перед ней явился пёс
И кость в зубах он тоже нёс.
Кость всем костям! Подобной сроду
Собака раньше не встречала.
Она с угрозой зарычала
И кинулась бесстрашно в воду,
Решив не отступать, пока
Не вырвет кость у чужака.
Но враг мгновенно задрожал
И вниз трусливо убежал...

Собака, мокрая и злая,
Плелась по берегу пруда
И, хвост стыдливо поджимая,
Клялась, что больше никогда
Не взглянет на добро чужое,
Пока свою кость не зароет.

Мораль: кто слишком много жаждет,
Всё может потерять однажды.

Поэт и Вошь

Вошь ползала по голове Поэта
И будоражила его свободный ум.
И в результате родились куплеты,
Затмившие вершины прежних дум.
Поэту всё: и гонорар, и слава.
Ему хвалу усердно воздают,
А Вошь в тиши как прежде пребывала.
Мораль: не тем награды раздают.

Навозный Червь

Навозный Червь попался на крючок.
Сначала дёргался, крутился, возмущался.
Потом застыл на месте – и молчок.
Висит недвижим. Надорвался.
И думает: «Как ты ни суетись,
Крючок стальной. Он крепок. Разве слезешь?
Что дёргаться? Лишь раз даётся жизнь.
И надо жить. Пусть даже на железе».
Червь рыбьей пасти чудом избежал,
Но от слепой судьбы не убежал:
Был на куски разодран рыбаком
И кончил жизнь как грязной слизи ком.

Тех, кто смирился с несвободой,
Обычно жалкий ждёт удел:
Не совершив достойных дел,
Стать лишь отбросами природы.

Белые вороны

Всю жизнь ворону гнали птицы,
Решив ей не прощать вовек,
Что угораздило родиться
Ту с оперением, как снег.
Она б отдала жизнь за стаю,
Стремясь к собратьям всей душой,
Но слышала, лишь подлетала:
«Рви белопёрых в порошок!»
И падал белый пух на кроны...
Но через много ль, мало лет
Упрямо белые вороны
Рождались вновь на белый свет.
И убеждались: мир всё тот же,
По воздуху, лесам, полям
Всё так же гонят непохожих
По цвету, мыслям и делам.

Ужель и мы гнать вечно будем
Принадлежащих к белым людям?

Сазан, Щука и Карась

В заросшем озерце Сазан, Карась и Щука
Не первый год дружили, как могли.
Хотя верней назвать их дружбу мукой,
Поскольку были разными они.
И вот однажды, голодом томимый,
Сазан решил вдоль берега проплыть.
Вдруг слышит голоса идущих мимо:
– Здесь рыбу надо нам переловить.
– Давайте уж, когда вернёмся.
– Да, нынче с вчера возьмёмся.
Сазан решает на ходу:
«В другое озеро уйду
Я по протоке; слава богу,
Давно разведал ту дорогу».
С собой друзей он пригласил,
Но те решили по-иному.
– Мне хватит и ума, и сил
Спастись. Останусь лучше дома.
Плывите, коль у вас горит, –
Без страха Щука говорит.
Карась, в дремоте пребывая,
Бормочет, сладостно зевая:
– А может, не вернутся люди?
Судьба – индейка. Будь что будет.
Сазан послушал эти речи
И говорит: – Ну, что ж, до встречи...
Под вечер рыбаки пришли,
Вмиг место узкое нашли,
Протоку перегородили
И озеро сквозь бредень процедили.
Тут Щука проявила смелость:
Увидев, что такое дело,
Всплыла, как мёртвая она
Со дна.
И рыбаки, на удочку попавшись,
Отбросили её к протоке.
А Щука сразу в воду – скок! И
Жива осталась, чудом спасшись.
У Карася была судьба иная:
Он долго задыхался, умирая.

Мораль здесь будет выглядеть напрасной:
И так всё ясно.

Перестройка

Однажды Мозгу надоела
Роль управленца. Он решил:
Пора покончить с этим делом,
Что ж я свободы всех лишил?
Неужто без моих приказов
Не смогут Ноги иль Живот?
Смешно указывать мне Глазу
Назад смотреть или вперёд.
И почему свободу слова
У нас имеет только Рот?
Где демократии основы?
Коль Ухо хочет – пусть поёт!
Ну что ж, все органы привыкли –
Как Мозг решает, так и быть.
В свет новых указаний вникли
И начали свободно жить.
Стук Сердца, словно стук набата,
Проник до кончиков волос:
– Чья кровь, собраты-демократы?
Вот ныне основной вопрос.
Желудок пробурчал:
– Простите,
Ведь кровь всем нам принадлежит.
Так что же вы ещё хотите?
Пусть, как бежала, так бежит.
– Ага, хорошенькое дело, –
Ехидно Печень пропыхтела. –
Вожусь я с кровью день и ночь,
И хоть бы кто пришёл помочь.
Нет, кровь моя, и кончим споры!
– Нашлась хозяйка! Вот умора! –
Забулькала Аорта. –
Пошла ты, Печень, к чёрту!
– Сама иди туда!
– Не ссорьтесь, господа, –
Ресница тут вступила. –
В единстве – наша сила.
– На кой нам чёрт, скажите, Ноги? –
Взметнулись Руки ошалело. –
Они лишь бродят по дороге, –
Мы, как рабы, всегда при деле.
Нет, пусть идут своим путём,
А мы свободу обретём.
Пожили мы артелью,
Теперь хотим отдельно.
– Я перекрою кислород, –
Пообещал с угрозой Рот. –
Кто хочет отделиться,
Очутится в больнице.
Тут Мышцы начали роптать:
– Нас не удастся запугать.
Ведь мы ради свободы
Копили силы годы...
Сначала были заявленья
И робкие поползновенья
Творить, кто что хотел.
Но ставили пока что узы
Их многолетнего союза
Безвластию предел.
Но постепенно связи рвались...
Процесс пошёл... И вот итог:
От тела стройного остались
В кровавой луже пара Ног.

Муравей

«Что за вопрос?» – воскликнул Муравей,
Услышав рассуждения людей
О том, в чём жизни смысл, и для чего
Все отыскать пытаются его.
«Вопроса нет, – он бодро продолжал, –
Когда бы Человек соображал,
Он понял бы легко, что смысла нет,
И в этом заключается ответ.
Но Человек – инстинктов раб
И мозгом слаб.
Решить простой вопрос не в силах,
Он будет этим заниматься до могилы
И мир покинет, так и не решив
Того, над чем ломал мозги, пока был жив.
Лишь Формик Сапиенс живёт, не занимаясь
Решением надуманных проблем,
Неразрешимое решить и не пытаясь,
Я знаю, для чего я пью и ем.
Нужно решать свои задачи,
Всё остальное – чушь собачья...»

Все Муравьи с апломбом судят
О непонятных для них людях.

Паук и Муха

Подарил Паук на день рожденья
Легкокрылой Мухе паутину.
Муха, задрожав от нетерпенья,
Сладостно представила картину:
Вот она летит в роскошном платье,
В невесомом платье на липучках,
И жужжат с восторгом сёстры, братья:
«Ах, какая наша Муха штучка!»
Паутина Мухе ночью снилась,
И она, глаза едва открыв,
Сразу же в обнову нарядилась,
Мысленно над миром воспарив...
Никуда она не воспарила,
Больше ей не взвиться в облака.
Паутина чудо сотворила:
Муха превратилась в Паука.
И сидит она теперь в подвале,
Бесконечной пряжей занята.
Вещи не однажды оплетали
Крылья тех, кто был рождён летать.

Лебедь, Щука и Рак

Однажды Лебедь, Рак и Щука
Решили написать роман.
«Литературная наука
Несёт народу лишь дурман.
Должны мы с вами отрешиться
От низкой прозы, звать в полёт», –
Стал Лебедь говорить. «Нет, птица,
Тогда никто нас не поймёт, –
Рак возразил. – Зачем нам браться
За то, что невдомёк самим?
Всех критиков мы разозлим
И только. Нет, уж лучше, братцы,
Возьмёмся, тщательно настроясь,
За историческую повесть.
По крайней мере, здесь всё ясно
И потому не так опасно».
Тут Щука подавила смех:
«Что нужно нам, друзья? – Успех!
А вы мечтаете, как дети,
О том, чего и нет на свете.
Один толкает нас в полёт,
Другой в прошедшее зовёт.
Ну, кто ж читать всё это будет?
И там и там немало белых пятен,
Мы только время зря потратим.
Совсем иное нужно людям:
Писать о нашем с вами дне.
Иначе будем в западне”.
Хоть Щука излагала ясно,
Соавторы с ней не согласны.

Всяк лишь свою идею славит,
А прочие и в грош не ставит.
Лет пять уж длится этот спор.
Но нет романа до сих пор.