Цикута для философа

Дом поэтов

Холмы. Закат. Старинный дом.

В шкафах – на полках – пыль и книги.

В саду покрылись лужи льдом,

И скорым праведным судом

Осенний постриг на вериги

Сменил декабрьский мажордом.

 

Камин. Поэты. Рифмы бой

Милее соловьиных трелей.

Читает мэтр… и слог витой

Чеканной стройной красотой,

Стигматом на нескладном теле

Возносит в небеса… мечтой…

 

Гремит! Нездешний. Царь-глагол!

Кусает губы поэтесса

И шепчет: «А король наш – гол»,

Но сквозь метафор частокол

Талант, бродяга и повеса,

Врывается за Круглый стол.

 

Барокко. Кич. Бездушью – морг!

Себя и Музы обожанье.

Кто первый? Неуместен торг.

Когда строку ведёт восторг –

Какое, к чёрту, состязанье…

Есть только перед стилем долг.

Я принял всё…

Я принял всё: себя и мир,

Вдаль уходящую дорогу,

Реальность, стёртую до дыр,

И злую непредвзятость Бога.

 

Я принял всё: холодный пот,

Болезни, суету страданий…

И смерть приму, когда придёт,

Без сожалений и стенаний.

Пока я – есть, а раньше – был:

Писал стихи, бродил по свету,

Играл, воспитывал, любил…

И море книг прочёл при этом.

 

К тому же мир я «посетил

В его мгновенья роковые»,

А значит – счастлив! Пусть грустил

И истин строки прописные,

Исчёркивая Книгу Судеб,

Интерпретировал неясно.

Я принял всё. А то, что будет…

Приму, быть может, и напрасно…

Кирпич летит (фатальный индетерминизм)

Случайно всё: закат и тьма,

Восход и свет, любовь и дети,

Убийство, деньги и… тюрьма.

Случайно всё на этом свете.

Кирпич летит и без причины

(Не за грехи или неверье),

Виновны мы или невинны…

И порождает суеверья.

 

Мы крестимся и в кошке чёрной

Источник видим наших бед.

Судьбу ругаем девкой вздорной,

Но верим в самый глупый бред.

За спину соль бросаем часто,

Через плечо плюём сквозь зубы,

Предохраняемся… Напрасно!

Кирпич летит… И наши губы

Тихонько шепчут оправданья,

Проклятья, просьбы… Есть надежда,

Что снова мимо. Расстоянье

До неба – велико. И прежде

Везло. А обереги что же?

Сильна ли фетишей защита –

Поможет или не поможет?..

Летит! Макушка не прикрыта…

Мир

Мир – это склеп, прохладный, пыльный.

Над саркофагом – саркофаг,

А в землю втоптан изобильно

Рассыпанный веками прах.

 

Мир – это море: гладь и бездна,

В саргассах вязнут корабли.

На дне ржавеют бесполезно

Создания Большой земли.

 

Мир – это сад: краснеют вишни,

Ползёт и вьётся виноград,

Плод падает. Должно быть, лишний…

Сгниёт. А может быть, съедят?!

 

Мир – это воля: лёд и пламя,

Любовь, мятежная мечта,

Подобранное сыном знамя;

Мир – это, братья, Красота!

 

Мир – это, сёстры, наслажденье:

Эксцессов ярких круговерть,

Пороков низких искупленье;

Мир – это боль. Мир – это смерть…

Двоеженец

Мне снятся сны: на русском языке

Ушедшие беседуют со мною…

Мне Украина – дом, но я не скрою –

Россию часто вижу вдалеке.

 

Пусть патриот плохой я, но мне ближе

Толстой, чем Леся, Пушкин, чем Франко,

Шевченко я ценю намного ниже

Шекспира, Гёте, Гейне и Фуко.

И многих я читал лишь в переводе

На русский, с детства мой родной язык,

Но «шокать», кстати, также я привык,

Как сало с луком «їсти» на природе.

Предпочитаю гетманский бардак

Корректному правленью самодержца,

Мне в водке часто не хватает перца,

И вольницу люблю я, как казак.

А за бугром – по дому ностальгию

Полтавский суржик друга вызывал.

Так, может быть, я двоеженцем стал

И сплю я… не с одной Россией,

Но также с её младшею сестрой

(С последней – брак давно официален).

Пусть не инцест, но так ли я нормален?

Любить двоих. И с этой спать… и с той.

* * *

Дыши, малыш, в морозный день,

Когда сжигает холод губы

И на задворках деревень

Сугробов вырастают шубы.

И в солнцепёк дыши, малыш…

Когда расплавленный и вязкий

Стекает битум с чёрных крыш.

Дыши: под марлевой повязкой,

Сквозь мокрый носовой платок,

Через соломинку и трубки,

Вдох! Выдох! И ещё глоток…

И даже если кашель жуткий,

В груди свистит – дыши сквозь хрипы.

Когда ты бодрствуешь и спишь,

Когда смеёшься и сквозь всхлипы,

Живи, малыш!.. Дыши, малыш!..

Воды жизни

Прозрачной как слеза мечтой,

Пьянящим ароматом воли

Струится Молодость. Густой,

Тягучей смесью вязнет в поле,

Болотами, седая Зрелость;

Здесь верность обрела покой,

Но здесь же утонула смелость…

 

И где-то – Детство: у истока,

Весёлым вьется ручейком,

Шалит, не ведая порока,

Сил набирается. Песком…

Колодцами встречает Старость;

А в них, без жизненного сока,

Скучают мудрость и усталость…

 

Но море… Под землёю! Море –

Вне времени и вне пространства.

Всё высыхает. Больно. Горе…

Но вновь с завидным постоянством

Вода сквозь камень бьёт проходы

И глину размывает в споре

За чьи-то дни… недели… годы…

Стена

Не тусовщик… Прости, старина.

Не люблю вечеринки с фуршетом,

На которых прозвали Поэтом,

Захмелев не от фраз – от вина.

Тесен смокинг, и галстук мне трёт

С непривычки багровую шею,

И тошнит от скабрезных острот –

Пошлость в виски топить не умею.

 

Для чего столько книг я читал,

Столько дрался, терял… Чтоб в итоге

Экстрасенс мне шипел «про астрал»,

Озабоченно щурясь на ноги.

Для того, чтобы спонсор блатной

(Покровитель шансона и Зоны)

Вёл себя панибратски со мной,

Говоря мне, с кем спит Примадонна.

 

Да не нужен мне этот гламур…

Старина! Мы об этом мечтали?

Об авто? О белье от кутюр?

О респекте в престижном журнале?

Помнишь, шли мы наивно и зло

Под «Пинк Флойд» с топорами на Стену.

Что же, брат, так нам не повезло –

Обрели ту же накипь и пену!

И теперь пустота пузырей

Покрывает экраны и лица…

Старина, мне Стена часто снится.

Она там же. И мы – перед ней…

Цикута, всё-таки…

Текст – это мир! Мир – это Я!

Тогда и Я в своих стремленьях –

Сцепленья букв, а вся Земля –

Пергамент для стихотворенья.

Ты – это текст! Мир – это Ты

(Страница в мягком переплёте) …

По Брейлю, ощупью, мечты

Я пальцем жму на развороте.

 

Я мыслю знаками, а знак…

Как незнакомки образ чудный,

Меняет краски Мира так,

Что «опыт, сын ошибок трудный»,

В парадоксальности скорбит,

Не принимая результата,

И разбавляет скучный быт

Слог, в ожидании Сократа.

 

Быть может, разъяснит старик,

Как в руны воплотить минуту…

Но тишину не тронет крик.

Цикута, всё-таки… цикута.

Гончар

Судьбою мира озабочен,

Смирившись с участью творца,

Гончар небесный строг и точен.

Вращает звёздный круг… Отца

По-прежнему смущает глина

Своей нестойкостью к дождям…

Он слишком мягким сделал сына,

А дочь нечасто ходит в храм…

 

День был тогда – не для творенья!

Но он рискнул. И результат

Парадоксален. Но сомненья

Гнетут… Он рад или не рад?

Ленилось солнце, плохо грело,

Быть может, следовало – в печь!

И как бы повернулось дело…

Не поленись бы он обжечь?

История

Как волны в море, катятся столетья.

Запущенные мощной тетивой,

Несутся сквозь культуру лихолетья,

И зарастают города травой.

 

Цивилизаций чудную огранку

Кромсает неумелый ювелир.

Но выпрямляет горделивую осанку

Родившийся в руинах Новый мир!

 

Мир молод, весел и пассионарен.

В нём дикость, необузданный талант.

Да, он жесток, но как потенциален

Живущий в нём мальчишка-дилетант.

 

Подъём! Расцвет! – Пресыщенно-красиво.

Упадок! Гибель! – Глина и песок.

Курганы, колосящиеся нивы…

И новый предсказуемый виток…

Становление

Я люблю этот мир: тёмный, скользкий и злой,

С его грязью, размазанной по тротуарам,

С его сексом, поэзией и детворой.

Я люблю его даже с попсой и пиаром!

 

Мир не любит меня, говорит, что – эстет:

Элитарен, вальяжен, живу не по средствам.

Изгоняет из ниш и насмешливо вслед

Награждает в Нигде постоянным полпредством.

 

И я снова бреду по дороге из слов,

Попирая ногами кирпич силлогизмов.

Невод брошен давно, но мой скромный улов –

Черепаха и кит в плоском мире софизмов.

Сонет

Плесни судьбу в коктейль прожитых лет,

Смешай соломинкой усталость и тревогу

И помолись языческому богу,

Взирающему на безумный свет.

Возьми фонарь – и подожги рассвет!

Надень сандалии и, облачившись в тогу,

Расчисти посохом заросшую дорогу,

Ведущую туда, где Да есть Нет…

 

Очисти мысли и сожги мосты,

В ломбард сдай устаревшие мечты

И позабудь вкус мяса и вкус хлеба.

Стеклянным призраком разбейся о скалу,

Рассыпься брызгами по кормчему веслу

И растворись в хрустальном звоне неба.

Выбор

Уходят те, кто всё сказал, –

Они вне жизни и вне смерти…

Всем тем, кто, мудрствуя, молчал,

Не верьте; в золото не верьте;

Так, как и тем, кто говорил,

Но невпопад и не о главном,

Столбцы, эстетствуя, лепил

И рифмою гордился плавной.

 

Того, кто в гневе голос рвал…

Хрипел, но выдавил созвучье…

ОН сразу же к себе призвал,

Пусть голос был и непевучий.

 

Что лучше: праздность болтовни

Или фатальность верной фразы?

В нелепой схватке рвутся дни,

Наш выбор – угли и алмазы.

Один и тот же углерод,

Но форма ль правит содержаньем?

Ведь принцем выглядит урод,

Когда владеет высшим знаньем.

Сократ с отвисшим животом…

И Диоген, плюющий звонко, –

Философ рядится скотом,

Как наряжается девчонка.

Никто не хочет уходить…

(В шанс Бодхисатвы плохо верим),

Но Слово можно и забыть,

Уснув перед порогом Двери.

Что я люблю и что я не люблю…

Что я люблю?.. Песок и море.

Весну. Игристое вино.

Распахнутое в сад окно.

И силлогизм в весёлом споре.

 

Люблю шашлык и сацибелли.

Сациви. Чёрный шоколад,

И друга с укоризной взгляд,

Струн перебор и звон свирели,

Тяжелый рок. Романса плач.

Хрип барда, но без микрофона

И подтверждение закона

Парадоксальностью задач;

Строк книжных быстрое мельканье.

Плеск рифмы… Девочек в бикини

И проходящих рядом в мини

Не оставляю без вниманья.

 

Что же ещё?.. Стекло бокала.

Мощь интеллекта. Чувство меры.

Отсутствие глубокой веры.

Трансцендентальность ритуала.

 

Что я забыл?… Сиянье глаз.

Восход. Закат в оттенках меди.

Ах, да! Конечно же, миледи…

Конечно… я люблю и Вас.

 

Что не люблю?.. В расцвете сил

Об этом нам Володя спел.

Жаль, нет Поэта.… Не узрел…

Иначе б тоже не любил:

Холёность «голубой» эстрады,

Фальшь мелодрам, книг пустоту,

Моделей тощенькие зады

И ветеранов нищету.

 

Нет, не могу играть мечтами,

Когда они в чужом мозгу,

И жвачкой наслаждаться в храме

Я почему-то не могу.

И не терплю софизмов свыше,

Игру в коаны с бодуна.

Когда охотник в спину дышит,

Мне тоже, кстати, не до сна.

 

Я ненавижу нож и мину:

Войну, гробы, над речкой смог…

И выстрелить чеченцу в спину –

Не думаю, что я бы смог.

Мне рейтинг глупый не по нраву

Поэтов, песен и идей,

Я не люблю порнозабавы,

В которых мучают детей.

 

Мне неприятны пересуды

О том, что всё само пройдёт,

И не жалею я Иуду –

Пускай Пилат его убьёт…

Ронин

Горчит саке, и серп луны

Со склонов снег срезает бритвой.

Спит Фудзи. Ронин после битвы

Вдыхает запахи весны…

Считает звёзды, ждёт рассвета

И молит Будду лишь о том,

Чтоб подарил ему Князь Света

Гостеприимный тёплый дом,

В котором шелковые ткани…

Циновки мягки, риса много,

Но запах сакуры дурманит –

И манит странника дорога.

Падений – семь, подъёмов – восемь!

И сединой виски покрыты.

В глаза заглядывает осень.

Не спится. Мысли и…москиты.

Сонет Дао

Сколько осталось их – дней и ночей…

Хватит ли времени нам для прощанья…

Или внезапным глотком расставанья

Скромно исчезнем при свете лучей.

Может, отыщем источник ничей…

И в поцелуях, шепча заклинанья,

Мы потеряем тела и сознанье,

Искрами станем в дуэли мечей.

 

Пагоды храмов, насмешливый звон…

Кто будет первым, утратившим сон

И позабывшим о встрече со мною?

Может быть, ты, а быть может, и он…

Инь или Янь, Вечный Путь и Закон –

Дао, мерцающий поздней весною…

Притча о Силе

Маг не верил в красоту,

Силу чтил превыше Бога.

И вела его дорога

В Запредельную Мечту.

Был он горд сознаньем власти

Над Землёй и над Звездой.

В Силе – Разум! В ней же – Счастье!

В Силе – Вечность и …Покой!

 

Атрибутика смешила:

Посох – нищего костыль;

Плесень тронула кадило,

Мантию покрыла пыль.

Свечки, жертвы, заклинанья –

Это Слабого игра,

Как и мантры распеванья,

Так и пляски у костра.

 

Сильным будет тот, кто видит…

Тот, кто вне добра и зла.

Равнодушие обидит,

Но эмоции – зола.

Чувства безразличны Силе,

А Любовь – лишь тела стон!

Воля правит в этом мире,

Воля выше, чем закон.

 

Но однажды, ночью тёмной,

Сила взвилась на ветру,

Заискрилась вдруг нескромно

И растаяла к утру.

 

Маг не смог к себе вернуться:

Скучно Здесь и глупо Там! –

Стал Тропой, а тропы вьются

И ведут все к родникам.

 

Нынче все, кому так милы

Пыль дорог и крики птиц,

Отыскать источник силы

Пробуют под блеск зарниц.

Пьют из каждой грязной лужи,

Носят рваную суму,

Только Сила где-то кружит…

Ей хозяин ни к чему.

Завещание короля

Бесчувственность чувств… Пустота Бесконечности…

Неясны бывают моим визави.

Тебе, мой преемник, чернилами Вечности

Письмо шлю своё с Переправы Любви.

 

Развеян невроз в Безупречности Воина,

И кармой бесцветной струится Монах…

Короны Шута голова удостоена –

Куда делись слёзы, страданья и страх?

 

– Туда, куда ненависть и неприятие,

Вся жалость к себе и оргазмы тоски!

Когда седина покрывает виски –

Сменяем проклятия Мы на заклятия.

 

За Дверь все Мы входим, ладони раскрыв, –

И будет в них также – одна Пустота.

Однако, покуда Король ещё жив,

Империей правит Его лишь Мечта.

 

Её бережёт он, как злато Кощей!

И любит сильней, чем наложниц в гареме.

Ведь столько прекрасного в мире вещей,

Чего не докажешь в одной теореме.

 

Поэтому будет он – Кант и Эзоп –

Качучу плясать с молодым Кастанедой,

В лесах его столько нехоженых троп…

А в кухнях – нетронутых столько обедов…

 

Не нравится мир? Напряженность растёт…

Ну что же – взорви и создай Зазеркалье.

Сорви незнакомый таинственный плод

Чужого неведомого пониманья.

 

Тогда, может быть, станешь ты королём

И магом чуть-чуть, если хватит терпенья.

Запомни, мой принц, нищим Мы подаём!

Они ведь, несчастные, Наше творенье…

Принц Флоризель (ответ наследника)

Париж, Париж!… Мадрид и Ницца!

И вас люблю. И вы мой сон…

Но только Лондон часто снится –

Здесь принц живёт… Вот, кстати, он!

 

– Что там, в Богемии, шталмейстер?

Я слышал, плебс опять восстал.

( Мой ход. Вам снова мат, гроссмейстер,

Зачем же пешку ферзь ваш брал?)

 

– Увы, мой принц, дела так плохи!

Престол Ваш, к сожаленью, пал.

Накинулись они, как блохи,

На то, что Сир Вам завещал.

Всё исказили до предела,

Не поняв смысла старых рун…

– Полковник! Да какое дело

Мне до того, что старый врун

Писал с любовницей в постели,

Вы думаете – Я читал?…

– Ну как же, принц… – Он опоздал.

Я маг почти что с колыбели.

И часто в вересковый мёд

Лью ром и создаю коктейли.

А что от мага вы хотели,

Чтобы жевал он корнеплод?

Разве дворцы – мои владенья?

И разве строчки – мой Закон?

Да я люблю валторны звон,

Но ближе мне русалок пенье.

И всё же, Джеральдин, тоскливо…

Как там вилланы? Чем живут?

 

– Икру, мой принц, уже не жрут

И до заката пашут нивы.

В Богемии у власти братия,

Бардак, делёжка и бедлам…

– Кто лорд-протектор? Демократия?!

Она ведь из парижских дам?..

– Да что Вы! От голландцев, шлюха…

И тянет каждого в постель.

В ней нет помазанника духа…

– Остановитесь, менестрель!

Я вспомнил ночь ту, в Амстердаме:

Парик, раскраска, жадность губ…

Нет. С женщиной я не был груб,

Но отказать пришлось мне даме.

 

Ну что ж! Пускай так и живут,

Без нашей милости монаршей.

– Их временщики ведь сожрут,

Под рокот барабанный маршей!

 

– Да ну их. Надоели. Скучно…

Вот попугай мой, третий век,

Не говорит «пиастры» звучно!

Это проблема, человек…