Сны и кошмары фермера Сведенборга

 

книга 1 из 3 (см: 2, 3) – главы 1, 2, 3, 4 и 5

 

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за апрель 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 11 часов | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

– Остановись, Сведенборг, – раздался голос Иеронимуса, эхом отразившийся от стен.

Сведенборг захлопнул журнал и с удивлением посмотрел на старосту.

– Факелы уже мерцают, – заметил он, – не желаешь ли выйти на воздух?

Иеронимус аккуратно взял журнал, поставил его на место и направился к выходу, Сведенборг двинулся вслед за ним. Подъём наверх был трудным, но погружённый в свои мысли, старик не чувствовал усталости.

Полная Луна на небосводе густо заливала долину жёлтым цветом, отчего Сведенборгу подумалось, не мираж ли всё это?

– Тебе, наверное, есть что сказать? – сказал Иеронимус, унимая одышку.

– Даже не знаю, с чего и начать.

– Путь отсюда не короток, так что можешь не спешить, – в словах старосты слышались нотки обиды.

– Я знаю, что нарушил правила, чем расстроил тебя, уважаемого главу общины, но то, что я увидел, сильнее чувства стыда. Мне не всё понятно из того, что скрывалось под обложкой журнала «Эммануил Сведенборг», и тем не менее, кое-какие вопросы беспокоят меня. Начну с главного. Если верить записям, фермеры являются порождением миров, населённых одноцикловыми созданиями. Тогда получается, что все эти эпохи существовали, а за горами, окружающими ферму, может, и сейчас живут люди, пожираемые временем?

– То, что лежит в Хранилище, лишь буквы на бумаге. Ты уверен, что именно там стоит искать ответы? Ты ищешь истину? Она в сознании Эгрегора, а вовсе не в фермерских журналах.

– Видимо, я тоже так думал, потому как в моём текущем цикле журнал чист.

– И это правильно, – с нажимом сказал Иеронимус, – это может означать лишь одно – в Дазайне многочисленными контактами ты и Эгрегор отредактировали, отшлифовали друг друга. Ты наточил своё «Я» как меч, избавившись от крючков и шероховатостей – этого мусора, цепляющегося за детали, наивно ищущего причинно-следственных связей, логических цепочек, больших идей, – мешающих фермеру искусно и точно рассекать пласты смыслов, из которых, как из кирпичей, в итоге будет построено здание вечной Гармонии. И теперь ты хочешь плюнуть на всё? Ковыряешься в архиве в надежде понять тексты, к которым даже не знаешь, с какой стороны подойти.

– Но их написал я!

– Ты уверен, что это был ты? Искать знаний в архивных журналах – всё равно что пытаться найти истинное значение видений Эгрегора! – воскликнул Иеронимус. – То, что находится в архиве, лежит там лишь потому, что таков порядок. Вещи такие какие есть независимо от того, что мы о них думаем. Делать далеко идущие выводы – неправильное занятие для порядочного фермера. Ты же не собираешься получать практический опыт и знания в Дазайне, не так ли?

– Нет. Брат Карлос пытался это сделать, а я никогда не поддерживал его стремлений, – ответил Сведенборг.

– Брат Карлос, – староста с нескрываемой мукой повторил имя, – именно поэтому я здесь. Я искал его в надежде, что он разыграл нелепую, глупую шутку, а нашёл тебя.

– Что с ним случилось?

– Дело в том, – сказал Иеронимус, – что Карлос сбежал.

– Сбежал, – повторил Сведенборг, заново пробуя на вкус знакомое слово. Что это значит? А-а, понял, он совершил ужасный поступок и добровольно сменил цикл. Поверь мне, брат Иеронимус, несмотря ни на что, ты можешь рассчитывать на меня. Я приму участие в его обучении и объясню правила прилежно и аккуратно. Карлос – мудрый фермер, в новом цикле мысли его станут чистыми, что послужит прекрасным примером для всех.

– К сожалению, всё не совсем так, – упавшим голосом сказал Иеронимус, – сегодня утром в Гимназиуме я обнаружил записку. Он вытащил из кармана рубища кусок свернутого в трубку пергамента и протянул Сведенборгу, – прочти.

Сведенборг развернул пергамент, запись гласила: «Уважаемые братья. Я – фермер Карлос, оставляю это послание по причине, которую могу объяснить не иначе, как ощущением той призрачной связи, что незримо существует между нами. Я стараюсь убедить себя, что связь эта – не более чем душевная привязанность, а не часть скрытого от нас механизма, повредив который я рискую нарушить существующий порядок вещей.

Надеюсь, ни моё письмо, ни мой поступок, который я намерен совершить, не явится для вас причиной выйти из того блаженного неведения, к которому стремится каждый порядочный фермер, и та рана, что я нанесу без злого умысла, но по душевной необходимости, быстро затянется и не оставит даже шрама на теле фермы – того единого организма, частью которого мы все оказались. Прошу не судить меня строго, потому как все части, составляющие целое, должны иметь направление и волю к сохранению того самого целого, а ошибка должна быть исключена из уравнения.

Признаюсь, перо дрожит в моей руке, когда я пишу главные строки моего послания. Я покидаю ферму, братья мои. Прошу не судить меня строго, ибо я – поврежденный элемент системы, со всей искренностью стремился к достижению Гармонии, но понял, что не достигну её. Я чувствую, нет, практически знаю: я не тот же фермер, что возделывал землю в прошлом цикле, и не часть следующего Карлоса, а значит, заражён временем. Что делать со осознанием своей смертности? Я выбрал побег. Так поступают одноцикловые, несмотря на то, что никто из них не добегает до финиша – инстинкты, знаете ли. Будь я не прав, их наверняка бы у меня не было. Если Регенератор породит нового безбородого Карлоса, о чём я, к сожалению, не узнаю, не записывайте в свои журналы этот случай, а текст этой записи считайте досадной шуткой. Если же Хозяин не сочтёт нужным использовать бракованный элемент – желаю удачи и сил справиться с последствиями возможной катастрофы. Надеюсь, мой побег не вызовет в ваших умах презрения и ненависти, и моё имя будет милостиво предано забвению.

Всегда Ваш Карлос».

 

– Брат Иеронимус, я не понимаю. Куда можно сбежать с фермы?

– Сам не знаю. Надеялся, что беспокойный Карлос понаписал сам не зная что, и отправился в Архив нарушать правила.

– Вполне возможно, он бродит где-то по лесу и пьёт самодельный одурманивающий напиток.

– Я бы охотно в это поверил, если бы... – староста сделал вымученную гримасу, – в общем, Эгрегор ведёт себя странно – он издаёт такие звуки, словно ему больно. Ты сам это скоро услышишь. Как староста я обладаю неким знанием о правилах, и одно из них гласит, что фермеров должно быть всегда двенадцать, ни больше не меньше. И я боюсь, что с Эгрегором произойдет что-то очень дурное.

Усталые путники молча шли по каменистой равнине, погружённые в мрачные предчувствия.

– Иеронимус, – нарушил молчание Сведенборг, – а что если Карлос был в чём-то прав? Если за пределами фермы существует другой мир, получается, наша наука неверна?

– Мы лишь инструменты Эгрегора, и должны идти указанным путём, – уверенно сказал Иеронимус.

В ночной тишине послышались далекие звуки, фермеры остановились и прислушались. Это были трубные звуки Эгрегора, в них, казалось, слышались гнев и страдание.

– Вот, – прошептал староста, – именно про это я говорил. Хозяин встревожен. Сведенборг, я вынужден объявить Большой Сбор. Луну спустя все фермеры должны собраться в Дазайне и совершить одновременный контакт. Я уповаю, что Хозяин даст нам знак, дабы не свернули мы с пути Гармонии.

Большой Сбор – ещё один сюжет, вдохновлявший Сведенборга на роспись кувшинов: фермеры, носящие бороды, собираются в Дазайне, отчего возникает контакт большой силы и красоты.

По легендам, услышанным в Гимназиуме, сбор проводился в исключительных случаях, когда Эгрегора осеняла великая, ведомая лишь ему одному идея. Говорили, что при контакте со всеми фермерами одновременно Хозяин связывал отредактированные нарративы в узлы и создавал новые протяжённости и хронологические линии в своём воображении.

На тропе у берега реки фермеры попрощались: Иеронимус пошёл по жилищам собратьев предупредить их о предстоящем событии, а Сведенборг отправился домой.

 

Оказавшись в лачуге, старик пил чай; образ коллежского асессора Эммануила Сведенборга стоял перед глазами, не давая уснуть.

Если конечная жизнь асессора явилась причиной появления фермера Сведенборга, то почему его имя должно выветриться из журналов?

В своих бессмысленных жизнях временные люди ищут закономерности и взаимосвязи, складывают сложнейшие конструкции из наблюдений, фактов и размышлений, достигают новых высот, но всех ждёт единый итог – они исчезают. Фермер поймал себя на мысли, что парадоксальным образом видит что-то красивое в этом несправедливом и противоречивом порядке вещей. Тот Сведенборг, что закончил свой единственный цикл в далёком от Гармонии мире, судя по журналу, стремился к воссоединению с Эгрегором, объемлющим явления видимого и невидимого миров, обитатели Ре-Элласа его называли Господом. Судя по всему, способность установить прямую связь с хозяином всего существующего являлась большой редкостью среди проживающих единственный цикл. Изначальный Сведенборг был учёным, исследующим закономерности материи, чтобы к концу цикла путём умозаключений открыть обитель высшего разума. Почему же редактируемые в Дазайн, и описываемые в фолиантах Гимназиума эпохи столь несовершенны? Может быть, совокупность вещей и явлений вместе с заложенным в них бесконечным потенциалом развития, в некоем месте, находящемся вне пространства и времени, содержит в себе как совершенное, так и несовершенное, конечное и бесконечное? Ферма же есть циклический механизм, инструмент шлифовки и устранения ошибок, возникающих в процессе сбора многочисленных вероятностей.

Старику стало не по себе от нахлынувших мыслей, и он, покинув лачугу, вышел на воздух с кружкой чая.

Спокойствие. Нельзя позволять себе теряться в домыслах и фантазиях – это прерогатива Эгрегора; фермер, как сосуд, должен держать свою форму и благодарно принимать и отдавать содержимое. Глиняный кувшин может ли понять замыслы гончара?

Надёжный, как мотыга Миколаича, староста Иеронимус разъяснил всё правильно: не следует вытворять никаких фокусов с журналом, а пространные рассуждения лишь мешают скользить в соках Дазайна.

Прохладный ветер растрепал седины Сведенборга, он почувствовал, как что-то глубинное, противоречащее здравому смыслу, пробуждается и, не выходя на территорию сознания, уверенно заполняет собой всё внутреннее пространство волной неожиданного вдохновения. Рассуждения порядочного землепашца растворились, Сведенборг уже знал: то, что сейчас произойдет, давно созрело, как урожай, и вызывало тихую радость неизбежности.

Он вернулся в лачугу, старательно затворил вход камнем, залил крутым кипятком свежую щепоть чая, достал из ниши журнал, перо и чернила.

Сведенборг писал о сбежавшем с фермы брате Карлосе, об архиве и борноботах, о Софии и Эмеренции Польхем, о Дюжоне с его отвратительным homunculus, об одноцикловом асессоре Эммануиле Сведенборге, одержимом науками и сверхъестественными видениями; закончив, старик положил журнал поверх своего, наполненного пустыми страницами предшественника, взял свою самую крепкую мотыгу и отправился к полям, где колосились молодые початки маиса. Он принялся рубить недозревший урожай, тщательно выкорчёвывая растения, уже глубоко пустившие корни. Побежденный маис отправлялся в компостную яму. На небосводе появилась бледная Луна, когда Сведенборг закончил работу. Здесь, на отвоёванном у маиса участке, он посадит цветы магнолии, а сейчас его ждёт заслуженный сон.

– Зачем ты прервал цикл маиса, Свен? – прозвучал знакомый голос.

– Я выращу тут цветы, – не оборачиваясь, сказал Сведенборг.

– Я люблю цветы. Ты единственный, кто возделал почву ради цветов, а не ради пищи.

Сведенборг обернулся. София сидела на траве, скрестив ноги, глаза отливали зелёным цветом.

– Как тебе удаётся появляться незаметно?

– Это несложно, фермеры слишком увлечены своими делами.

– Не замечал, чтобы ты уходила от рощи так далеко.

– Скучала по тебе, вот и решила прогуляться.

– Я лишь один из всех остальных.

– Когда я думаю о тебе, всех остальных не существует. Пройдет несколько Лун, пока запущенные тобой циклы растений будут радовать глаз своими хрупкими лепестками, но сегодня особая ночь – ночь предчувствия красоты. Глаз пресыщается формами и цветом, но ожиданием невозможно насытиться.

– Что ты имеешь в виду?

– Время, Свен, оно существует.

– Люди возделывают землю, Эгрегор мыслит время. Зачем нарушать порядок?

– Ты задавал себе этот вопрос, когда брался за перо?

– Как ты узнала?

– Фермер, столь дерзкий, что решился посетить архив, не испугается пустых страниц.

– Твоя осведомлённость беспокоит меня.

– Женская интуиция. Так что было в журнале?

– Хоть чего-то ты не знаешь.

– Борнботы не пускают меня туда. Подобные шалости доступны лишь фермерам. Ты прочел об Эмеренции Польхем?

Сведенборг вскочил на ноги, ужаленный вопросом Софии.

– Откуда ты знаешь про Эмеренцию?

– Я не меняю циклов, и до сих пор перед глазами стоит тот юноша, что путает моё имя, и любит Софию и Эмеренцию одновременно, – девушка заливисто расхохоталась.

– Что ты знаешь об этом? – старик навис над гостьей почти угрожающе.

– Ты встречал ящериц, что обитают в джунглях на юге?

– Тех, что меняют цвет своей кожи?

– Да, их называют хамелеонами. Так вот, я, пожалуй, больше похожа на такую ящерицу, чем на человека. Моя внешность меняется под взглядом фермера, что должен полюбить меня. Но обмана здесь нет, потому что это происходит помимо моей воли.

– Как такое возможно? – Сведенборг отступил от девушки, будто пытаясь её внимательней изучить.

– Не нужно больше вопросов, я твоя София, твоя Эмеренция.

Сведенборг смотрел в её зеленоватые глаза и тонул – он не понял, в какой момент их губы слились в поцелуе, а тело Софии заскользило в его объятиях. То, что произошло дальше, было похоже на добрый сон – тот нарратив, что фермеры желают друг другу при встречах и расставаниях. Старик и девушка лежали под безумным жёлтым светом, на земле, омоложенной мотыгой.

– Сейчас бы сигарету, – сказала София.

– Откуда ты знаешь про палочки из высушенных растений, которыми люди из мыслей Хозяина укорачивали свои циклы?

– Знания вещей того умозрительного мира, что открывается фермерам в Дазайне, присутствовали во мне с тех пор, как я себя помню.

– Ты от меня что-то скрываешь, – спокойно сказал Сведенборг, поглаживая бедро девушки.

– Кто-то вложил ваши скрытые желания мне в голову и остался неизвестным, – в голосе Софии послышались нотки обиды. – Когда Карлос вырвался из этого круга повторяющихся циклов, я поняла… почувствовала себя пешкой в шахматной партии, разыгрываемой невидимыми игроками.

Старик молчал, не находя слов для ответа. В голове была лишь мысль, что София знает о побеге Карлоса, и об игре, которую одноцикловые люди использовали, чтобы выяснить, чья способность к стратегическому мышлению выше.

– Свен, я хочу покинуть ферму. Я здесь задыхаюсь.

София, вечная и нерушимая, как Дазайн, вдруг стала разрушительным вихрем. Ферма с ее незыблемой монументальностью вдруг приобрела хрупкость стекла, а наяда – свойства камня, брошенного в эту иллюзорную декорацию.

– Боюсь, я не смогу помочь, – сказал Сведенборг.

– Пообещай мне кое-что, – девушка обвила руками шею старика и тихо прошептала в ухо, – если однажды, не знаю каким образом, ты решишь покинуть ферму, то возьмешь меня с собой.

– София, – Сведенборг запнулся, – я не собираюсь уходить.

– Я не прошу тебя об этом, но если вдруг случится невозможное…

– Этого не случится.

– Тем легче тебе будет дать мне слово, Свен, – вкрадчиво шептала девушка, – дай мне намёк на призрачную надежду, и она будет греть меня ночами как тёплое одеяло.

– Я не могу этого сделать, София.

– Если ты не сделаешь записи в журнале, твоё слово будет действовать лишь до конца цикла. Всё, чего я прошу, лишь звука, возникающего между нами. Никто не услышит твоего обещания.

– Я не обладаю отчаянием Карлоса. Даже если увижу вдруг открывшуюся брешь, то не брошусь туда в попытке убежать от неразрешимых вопросов. Цель фермера – Гармония, и я к ней всё ещё стремлюсь.

– Если ты уверен, что не покинешь фермы, чего тебе бояться?

– Я не боюсь, но к чему эти бессмысленные обещания?

– Разве фермер должен искать смыслы? Гармония мне тоже необходима, и твоё слово – это мой Дазайн.

– Обещание несуществующего – иллюзия, какой в ней смысл?

– Сны наяву, что приходят к тебе через присоски Хозяина, тоже иллюзия, по крайней мере, это первое, чему учат безбородого фермера, едва его принесёт борнбот. Всё, что происходит в Дазайне имеет смысл только для того, кто живёт там постоянно. Так дай мне, что я прошу – стань моим Эгрегором.

Сведенборг расхохотался.

– Ну хорошо, обещаю.

– Нет, скажи так, чтобы я почувствовала силу твоего слова.

– Я, фермер Сведенборг, даю слово: если по каким-либо причинам, по своей ли воле, либо в силу обстоятельств мне придётся покинуть ферму, то я возьму тебя с собой, София.

Девушка глубоко вздохнула и замерла, Сведенборг почувствовал, как напряглось её тело. София перевернулась и села на старика сверху, она запустила одну руку ему в волосы, а другую в бороду и впилась в губы долгим поцелуем. Глаза её светились и переливались сине-зелёными оттенками.

– Спасибо, Свен.

София вскочила, а звук её мягких шагов тут же растворился в ночной темноте. Сведенборг встал и отправился в своё жилище.

Магический свет Луны опьянял фермера. В шорохе листьев рощ и лесов чудились звуки ритуальных тамтамов – кто-то снаружи из постоянно ускользающего места, где хранятся все сны, взывал к нему. Голос был чужим и странным: он говорил и пел одновременно на неизвестном языке, приказывал и умолял, гневался и тосковал. И хоть слова были неясны, Сведенборг каким-то образом понимал смысл. Голос просил отдать ему Софию, он желал её больше всего на свете. – «Какой морок приключается, когда нарушаешь правила», – сказал Сведенборг вслух, на самом деле желая убедиться, что не имеет к шуму в ушах никакого отношения. – «Так, ладно, даже если ты плод моих мыслей, запомни – я тебе никого не отдам!» – Чужеродный голос перешёл на гудящий шёпот, и боль заполнила голову фермера. – Он упал на колено и несколько раз звонко ударил мотыгой о камень. – «Нет! Отстань! Уходи!» – Послушавшись ударов инструмента, голос затих, уступив место ночной тишине.

 

Дрожащими руками фермер отодвинул камень в полу, достал верхний журнал, подул на обложку и открыл его. Обмакнув перо в чернильницу, он аккуратно вывел: «Запись вторая. Сегодня ночью я дал слово Софии…»

Спал Сведенборг крепко, без сновидений, и с утра почувствовал уже забытую отроческую бодрость. Большой Сбор приближался. Старик выплеснул застоявшийся чай, выпил воды и отправился в путь. Ещё проходя по берегу реки, он услышал призывный гулкий звук. Хозяин тоже голоден. Фермеры стягивались к точке сбора. Встревоженные взгляды, всклокоченные бороды. Иеронимус торжественно стоял у входа, опираясь на длинную мотыгу, за его спиной, нахмурившись, стоял Ипполит. Неподалеку сидел Фридрих, в чьих прежде роскошных усах и бороде забавно торчали кусочки травинок. Омар держал в руках глиняную кринку и периодически пил из неё. Хэмок задумчиво смотрел вдаль и почесывал ноги. Ари ходил кругами, заложив руки за спину. Даниил пришёл, подволакивая ногу, и сел, с вымученной улыбкой глядя на небосвод. Эремит держал фолиант, который, по-видимому, прихватил в Гимназиуме, и что-то внимательно там рассматривал. Прибежал запыхавшийся Мартин, на его подбородке пробивались волоски, а над губой наметился забавный прямоугольник усов, в бегающих глазах отрока читалась нескрываемая тревога. Последним появился Миколаич, несмотря на хмурое выражение лица, все движения его были проникнуты неспешным достоинством.

Иеронимус поднял мотыгу и крикнул:

– Фермеры, пусть сны ваши будут добрыми!

– А кошмары лёгкими, – послышались разрозненные приветствия.

– Мы все знаем, – продолжал староста, – что произошло чрезвычайное событие: наш уважаемый брат Карлос, в силу необъяснимых причин, бесследно исчез. Из цикла в цикл мы посещаем Гимназиум и делимся знаниями о правилах и устройстве фермы. Для каждого очевидно: тот, кто мыслит наши поля и жилища, леса и реки, мыслит эпохи, вид которых создаёт Гармонию, тот, кто содержит в себе истинное значение вещей – нуждается в двенадцати фермерах. Простые землепашцы, мы являемся столпами мирового порядка, подчас за ежедневным трудом не задумываясь об этом. Но сейчас мы несём груз ответственности: в фундаменте вечного цикла пробита брешь, и перед каждым фермером стоит задача – понять, как залечить эту рану.

– А почему нас должно быть именно двенадцать? – спросил Хэмок. – Возможно, Карлос был лишней сущностью?

– А почему у тебя две руки и два глаза? – раздражённо спросил Ипполит. – Разве одним ты не увидишь мотыги?

– Итак, фермеры, – прервал разговоры староста, – сейчас состоится Большой Сбор, и да будет нам явлен знак Эгрегора.

– Брат Иеронимус, что мне делать? Со мной ничего не случится? – послышался юный голос Мартина.

– Мартин, всё что происходит с фермером в Дазайне, есть благо и неотъемлемая часть нашего общего дела.

– Мне было больно и страшно, – чуть не плача, сказал Мартин.

– Дар Эгрегора всегда ценен, с тобой не случится ничего такого, что ты не смог бы вынести достойно.

– Пожалуйста, можно я не пойду туда? – молил отрок.

– На Большом Сборе должны присутствовать все, мы рассчитываем на тебя, Мартин.

– Нет, пожалуйста.

Сведенборг подошёл и обнял подростка за плечи.

– Держи мотыгу выше, одновременный контакт – это не только честь и ответственность, но и самое настоящее приключение. Я буду присматривать, чтобы ты не заблудился, а потом угощу вкуснейшим чаем.

Мартин успокоился, лишь изредка тихо всхлипывая.

 

Из Дазайна донёсся глубокий трубный звук, и дверь с лязгом отворилась.

– Начинается! – воскликнул Иеронимус и стащил с себя рубище.

Фермеры стали стягивать одежды, бросая их в траву, и выстраивались в очередь перед входом. Мартина Иеронимус поставил третьим, по-видимому, чтобы не обладавший полноценной бородой юноша не надумал сбежать.

Сведенборг замыкал процессию, наблюдая, как быстрые хоботки Эгрегора сбивают идущих перед ним собратьев. Вот упал Эремит, нелепо взмахнув руками, и его протащило вглубь на четыре локтя, ближе к Мартину, в чьём пупке хоботок шевелился с такой яростью, будто что-то выискивал там. Омар встал на колени и сам подставил пуп голодной присоске. Фридрих шёл вдоль стены, и Хозяин, прицепившись к нему, подтащил фермера к решётке. Стоявший перед Сведенборгом Миколаич обернулся и бросил: «Ты глянь, Хозяин в ярости…» В следующий момент его парализованное тело двигалось в слизи, а кузнец в полусознании пытался закончить фразу.

Сведенборг напрягся, ожидая удара в живот, но, к его удивлению, Эгрегор не спешил. Сразу несколько отростков, пройдя сквозь решётку, обвивались между стоп фермера, не решаясь вступить в контакт.

Тело Хозяина фермы пришло в движение, он повернул голову, следя за Сведенборгом светящимся глазом рассерженного зверя. Фермеру стало не по себе, и он попятился к выходу. Туша с хрустом вздыбилась, и хобот метнулся, вытягиваясь к своей жертве – удар в пупок, вспышка перед глазами.

 

Запущен протокол SOS 1-05-65/161 Загрузка Narrative 061/80-3 – Эгрегор.

 

Асессор Сведенборг сидит в плетёном кресле у себя в саду. Прохладное утро прекрасно сочетается с запахом свежесваренного кофе из большого кофейника, отражающего своими полированными боками ухоженный цветущий сад. Сведенборг достаёт кисет, набивает табаком трубку, а после наполняет кружку из тонкого китайского фарфора любимым напитком. Смешанные ароматы цветов, кофе и табака щекочут ноздри, навевая мысли о благодати. Он в парике, парадном камзоле, панталонах, белоснежные чулки контрастируют с кожаными туфлями, увенчанными крупными золотыми пряжками.

На белом столике Сведенборг замечает вторую чашку и ещё один стул, напротив. Неужели он забыл о посетителе? С глотком кофе и увесистой затяжкой к асессору приходит понимание, что чашка приготовлена тому, кому не назначают встреч, но кто сам приходит в нужное время. Между деревьев сада проносится ветерок, и Сведенборг чувствует присутствие разумного существа. Вряд ли это садовник, третьего дня он уехал в Стокгольм навестить дочь. – «Здесь кто-то есть?» – «Этот вопрос в первую очередь надо задать самому себе, Эммануил». – Знакомый голос раздаётся в голове Сведенборга. – «Отец?» – «Еспер Сведберг к вашим услугам». Призрак сидит за столом как живой. Походный плащ, ботфорты, покрытые дорожной пылью, на лбу блестят капельки пота. – «Почти сорок лет я не видел тебя, – говорит Эммануил и добавляет, – ни на Земле, ни на Небесах». – «Я странствовал в длительностях и последовательностях, продирался между причинами и следствиями, между подобиями и отсутствием форм. Всё для того, чтобы вернуться к тебе, Эммануил, вскоре тебя ждёт Великое Путешествие». – «Ты имеешь в виду, что мой жизненный путь окончен?» – «О нет, жизненный путь, как и Бог – лишь форма, которую невыразимое принимает в твоём разуме». – Еспер наливает кофе, дует, изо рта его в чашку вонзается хоботок и с громким шварканьем осушает содержимое. – «Господи, только здесь можно почувствовать вкус». – «Ты человек?» – испугавшись, спрашивает Сведенборг. – «Всякий, кто является проявлением воли, познающей самое себя – есть человек. Но ты должен быть готов к тому, что человек – не форма, не биологический вид. Образ и подобие – это не руки, ноги, глаза, уши и даже борода, но то, что тебе придётся хорошенько поискать». – Еспер смеётся, а хоботок собирает с бороды капли напитка как голодный червь. – «Как мне знать, что ты не демон, принявший облик моего отца?» – «Есть только один способ, сын мой – пойти со мной». – «Я не готов». – Сведенборг затягивается и выпускает дым, втайне надеясь, что призрак рассеется в табачном облаке. – «А готов ли ты был родиться на свет, мой мальчик?» – «Я не знаю». – «Правильный ответ. Так вот, я предлагаю тебе знание». Еспер встает, в его руке асессор замечает мотыгу. – «Не бойся, Эммануил, ты не останешься без оружия». – Призрак протягивает мотыгу. Сведенборг видит знакомый, внушающий уверенность предмет, и берётся за древко. В этот момент призрак отца поднимает асессора в воздух, тело которого теряет массу, становясь не тяжелее пергаментного листа. Мотыга растёт, и стремительно удлиняющееся древко уносит Сведенборга ввысь. Стокгольм пёстрым ковром расстилается далеко внизу, скрываемый лишь редкими облаками, но вскоре фантасмагорический полёт заканчивается, и перед взором возникает иная картина. Сведенборг висит высоко на хоботе Эгрегора и видит под собой ферму, покрытую голубым энергетическим куполом. Взгляд его, как у ястреба, позволяет разглядеть все детали. Фермер видит собратьев, нервно подёргивающихся на конечностях Хозяина, Софию, одиноко сидящую на берегу реки, поле цветов и валяющуюся мотыгу на его краю. Сведенборг оглядывается, ужас и недоумение охватывает его: вокруг купола раскинулся неряшливый пейзаж, состоящий из причудливых конструкций, замешанных, переплетённых с дикой растительностью, кусками отвоёвывающей свою территорию. Сведенборг всматривается вдаль, за горизонт, где видит другие небесные купола, разбросанные по планете подобно оазисам в пустыне. Длань Эгрегора дарит не только нечеловеческое зрение, но и слух. Фермер слышит, как могучие существа издают трубные звуки, общаясь между собой на неведомом трубящем языке. Хозяин, что держит старика над своей головой, опускает его вниз – контактёр почти дома, и тут он слышит, нет, чувствует каждой клеткой звук, исходящий из хобота, заставляющий мозг резонировать с большинством объектов на огромном расстоянии. Это рёв страдания и отчаяния – Хозяин просит о помощи. Сведенборг становится вибрацией Эгрегора, не позволяющей возникнуть ни одной мысли. Восприятие чего-бы то ни было выключилось. Ничего внутрь, только наружу! – Сознание возвращается, и фермер видит себя стоящим в пустыне – пупок светится ярким синим светом. Вокруг до горизонта только песок. Сведенборг бежит, но, выбившись из сил, останавливается. Куда ни пойди, сколько сил не потрать, он всегда окажется в самом центре бескрайнего пространства. Эта страшная мысль приходит как вдохновение, когда к человеку без видимых причин приходит понимание истинного порядка вещей. Фермер кричит, но крик его лишь отдаётся звоном в ушах. Закрыть глаза. Вот бы ещё не замечать обжигающий лёгкие воздух. – «Дайте, где встать, и я поверну Землю^[18]», – шепчут сухие губы. В какой эпохе он слышал это заклинание? Сведенборг открывает глаза и видит перед собой белого скорпиона. – «Сработало!» – Скорпион стоит на месте и перебирает лапками в ожидании. – «Человек не форма, не биологический вид», – голос Еспера Сведберга звенит в ушах. – «Вот он – ключ!» – Сведенборг понимает, что следует делать: он стягивает рубище, подставляя себя палящему светилу, делает выдох и… превратившись в прах, осыпается на скорпиона, впитываясь всеми крупицами в белоснежный хитин. – «Запущена программа инстинктов». – «Полный вперёд!» – Надглоточный ганглий отдаёт команду. Конечности приходят в движение, и Сведенборг направляется туда, куда несут ноги.

 

Протокол SOS 1-05-65/161 выполнен. Narrative 061/80-3 – Эгрегор отредактирован.

 

Фермер пришёл в себя задыхающимся, висящим на хоботе. Хозяин медленно поставил контактёра на пол, и Сведенборг едва не упал, настолько дрожали ноги. С чавкающим звуком присоски отлетели от пупков собратьев и собрались в подбрюшье своего владельца. Бледные тела не двигались, отчего Сведенборгу было жутко до дрожи. Эгрегор издал гулкие кашляющие звуки и затих.

С лязгом открылись двери Дазайна, и один за другим в помещение вбежали борнботы, красные лучи из глаз на маленьких головах пронзали пространство, заполненное взвесью желтоватого пара, рисуя в воздухе сумасшедшую пляску огней. Определив цель, многоножка накрывала тело впавшего в холодный сон фермера и несколько мгновений вибрировала, подготавливаясь к захвату. С звонким хрустом открывалось подбрюшье, состоящее из многочисленных щупов, которые цепляли свою добычу, а затем смыкались, заполняя утробу.

 

Сведенборг чувствовал на себе взгляды многоножек, перекрестья лучей попадали на тело и меняли цвет на зелёный; казалось, что одно из этих существ, чей разум направлен лишь на выполнение определённых задач, вдруг набросится на него, пожрёт, упакует и унесёт в Регенератор, лишив возможности осмыслить страшные тайны. Фермер запаниковал и стал кричать на деловито снующих существ. – «Уходите! Я не сплю!». – Взгляд упал на бедного Мартина: его глаза закатились, рот приоткрыт, застыв в мучительном крике. Сведенборг уже не раз видел подобное. В страшных мыслях Эгрегора человек в подобном состоянии назывался трупом, оболочкой, завершившей единственный и неповторимый цикл личности. Борнбот извивался, поглощая тело Мартина, отчего Сведенборга бросало в дрожь. То же самое происходило и с другими фермерами. Вот исчезает в голодной утробе брат Ари, скользя в слизи разметавшимися космами волос и бороды. – «Уходите!» – «Я не уверен, что наши копии абсолютно одинаковы. А что, если нас делают по одному образцу, но каждая новая версия дорабатывается?» – зазвучали в ушах слова Карлоса. – «Хозяин, останови это!» – Старик молил безмолвствующего Эгрегора, но в ответ получал лишь хруст поглощаемых тел. – Брат Омар лежит на животе, раскинув руки, а борнбот зашивает его в себя, начав с ног. – «Это неправда, фермеры не меняют циклов в Дазайне. Да ответь же ты мне, Хозяин всего!» – Эгрегор приоткрыл глаза, его хобот дёрнулся, и он издал то ли гулкий кашель, то ли смех, затем его конечности воспряли, как клубок растревоженных кобр, и, со свистом втянулись в подбрюшье. Основной хобот вытянулся в направлении выхода, Хозяин протрубил нечто вроде мелодии, состоявшей из ритмически прерывающихся звуков, напоминающих работу электронных устройств Пипл-Мора, а затем с хрипловатым выдохом опустился на пол. Глаза существа закрылись. – «Это все твои ответы?!» – Многоножки, получившие добычу, уже покидали Дазайн, одна из них, втягивая в себя крупное тело Миколаича, вздувала металлические бока, и Сведенборг слышал, как ломаются рёбра. Последняя многоножка, несущая в себе кузнеца, приостановившись на выходе, обернулась, скользнув красным лучом по последнему оставшемуся посетителю Дазайна, и, когда цвет поменялся на зелёный, существо скрылось с глаз. Неровно ступая, Сведенборг направился к выходу. За спиной не было слышно ни звука, лишь лязг закрывающейся двери возвестил, что Большой Сбор окончен.

Как во сне он брёл, на ходу подбирая своё одеяние и мотыги среди разбросанных вещей своих собратьев. Тихая красота окружающего пейзажа наваливалась тяжёлым грузом. Голубое небо с редкими завитками белоснежных облаков, пчёлы, собирающие нектар с цветов, деревья, мягко перешёптывающиеся друг с другом листвой – всё кричало о том, что здесь, в обители Гармонии и смысла, не осталось ни одного землепашца. «Это неправда, – вслух заговорил старик и расхохотался, – просто хозяин редактирует исключительный нарратив. Думаешь, ты проснулся? А нет, висишь на хоботе, как миленький. Большой Сбор – новая великая идея! Привыкли тут, понимаете ли, жить в спокойствии: пропустил через себя мысли хозяина, пережил эпизод одноциклового человека – и пей чай. Нет уж, будь добр, отличи, где есть время, а где его нет. Мы все должны стать сложнее, только и всего. Ждём. И ты, Иеронимус, терпи. Сейчас всё закончится, посмотрим, что скажешь, упрямый ты наш староста».

Сведенборг упал в траву и зарыдал. – «Я не могу, я больше так не могу». – Он не помнил, сколько он так лежал, разговаривая сам с собой, пока не привык к собственной дрожи и новой, зловещей тишине. Старик встал, достал мотыги и крепко сжал их, как что-то единственно нерушимое, за что он мог удержаться.

 

В лачуге старик разжёг плиту и поставил чайник, ощутив нездоровое спокойствие. Когда всё, что ты считал вечным, вдруг становится эфемерным и хрупким – не изменяй хотя бы привычкам.

Когда небосвод объял ферму сумерками, Сведенборг вышел на воздух, лёг в цветочное поле и смотрел на Луну, которая так же беспристрастно взирала на происходящее. Её ровный свет успокаивал своей неизменностью. «Дайте, где встать, и я поверну Землю», – вертелась в голове мысль, приобретённая в Дазайне.

 

– Просыпайся.

Тёмная в свете Луны фигура Софии возвышалась над Сведенборгом.

– София?

– А кого ты надеялся увидеть? Мы тут вообще-то вдвоём остались.

Старик со стоном сел.

София выглядела необычно: в этот раз на ней была куртка с капюшоном из выделанной тонкой кожи со шнуровкой, обтягивающие штаны из этого же материала и короткие сапоги с отворотами – облачение напоминало охотничий костюм Схоластиума. Неужели наяда тоже мастерит артефакты из видений?

– Неважно выглядишь, Свен.

– Что произошло?

– Это ты мне расскажи. Я насчитала одиннадцать борнботов, покинувших Дазайн прошлой Луной.

Старик застонал: страшная правда, смягчённая сном, навалилась на него грузом воспоминаний.

– Все братья сменили цикл. Не знал, что такое возможно. Фермеры в холодном сне – они были похожи на оболочки закончивших цикл людей из мыслей Эгрегора.

– Ты хотел сказать на трупы.

– Откуда ты знаешь?

– У меня бывали свои контакты.

– На твоём теле нет пупа – органа, что связал бы тебя с Хозяином.

– Я обладаю другим органом, связывающим меня с Вами.

– Ты хочешь сказать…

– Акт любви, приносящий вам примитивное удовольствие, позволяет мне проникнуть сюда, – София постучала пальцем по виску Сведенборга.

– Но это, – поморщился фермер, – случается до контактов в Дазайне.

– Милый Свен, не все фермеры столь совершенны, как ты, – улыбнулась девушка, – не все справлялись с одержимостью мной. Вспомни, что произошло недавно между нами? Случай не исключительный.

Поражённый признанием, Сведенборг опустил голову.

– Ну так что, сам расскажешь, как прошёл Большой Сбор, или мне снять одежду?

– Ты… ты чудовище, уходи, – прошептал он.

– Нет, Свен, я не уйду, – по-доброму усмехнулась девушка, – во-первых, я вижу в тебе то, о чём ты сам, запутанный правилами и чужими мыслями, и не подозреваешь. Во-вторых, Эгрегор – гарант вашего существования, серьёзно болен. Ещё до Большого Сбора, когда бедняга Мартин почти впал в холодный сон, ты сумел вытащить его в текущий цикл, но не потрудился сделать правильных выводов, ограничившись желанием посетить Архив. А вот умница Карлос всё понял и покинул ферму.

– Разве не Карлос явился причиной катастрофы?

– Трудно сказать, – задумалась София, – Карлос в минуты сомнения плотским утехам предпочитал употребление самодельных продуктов брожения, отчего мой третий глаз, – она коснулась промежности, – остался слеп, и я могу пользоваться только интуицией. Но кто знает, может, Карлос перестал быть тем сосудом, что придаёт форму мыслям высшего разума? Если это так, то при всей сложности ситуации не могу не выразить восхищения – никогда бы не подумала, что кто-нибудь из вас станет занозой, остановившей ход колеса Регенератора.

– Остановившей ход? Хочешь сказать, братья не сменят цикл?

– Именно так. Здесь немало правил, которые я считаю нелепыми, но одно из них к сожалению, не совсем правило, но закон – фермеров должно быть определённое количество. Присоски Эгрегора – это его конечности, каждая из которых действует через своего контактёра – лиши его хоть одной, и он не сможет двигаться, застрянет в своих многомерных снах и прекратит запускать циклы.

– Почему я должен тебе верить?

София пожала плечами.

– Ты можешь мне не верить, но цвет твоей бороды говорит сам за себя: борнбот, что унесёт твой труп с полей, уже ждёт своего часа. Всё, что ты знал и любил, – исчезнет.

– Не всё, – Сведенборг взял девушку за руку.

– То, во что я превращусь, одинокая и одичалая, уже не будет мной, Свен.

Старик задумался.

– И что нам теперь делать?

– Найти Карлоса.

– Даже если предположить, что мы найдем его, как это поможет?

– Мы вернём его в Регенератор и перезапустим Эгрегора.

– София, это невозможно, мне всегда говорили: пространство за фермой не имеет продолжения. Даже мысль о том, что можно покинуть нашу обитель, является недопустимым нарушением правил.

– Правила уже не работают! – возмутилась София. – Что ты видел в Дазайне?

Сведенборг почувствовал, что никогда не был столь отчаявшимся и усталым. Он рассказал Софии, как был поднят на хобот, о загадочном видении, где он был коллежским асессором эпохи Ре-Эллас, о небесных сводах других ферм, разбросанных по тронутой хаосом поверхности планеты, и о превращении в белого скорпиона, что знает выход из пустыни.

Девушка внимательно слушала, не издавая ни звука, даже когда фермер закончил свою исповедь.

– Хозяин дал тебе знак, Свен, – наконец, тихо промолвила София.

– Но почему именно мне? Всё, на что я способен – возделывать поля, да расписывать посуду.

– Эммануил Сведенборг, что описан в Архиве твоей рукой, был учёным, в чьих трудах нуждались короли, был мыслителем, проводником высших сил. И теперь эти силы рассчитывают на тебя, Свен.

Сведенборг вздохнул и поднялся на ноги.

– Я даже не знаю, где находится выход.

– Выхода отсюда нет, – усмехнулась София, – но есть вход, известный как Аутпорт.

– Аутпорт?

– Маленький секрет Эгрегора, соединяющий ферму с внешним миром.

Страшная догадка поразила Сведенборга, он подошёл к Софии и пристально посмотрел ей в глаза.

– Откуда Карлос об этом узнал?

– Я не знаю, – небрежно ответила девушка, но фермер заметил, что её лицо побледнело.

– Зачем ты сделала это?

– Ладно, признаюсь, иногда я бывала излишне болтливой. Любовь, знаешь ли, располагает к общению. Кто мог подумать, что фильтры Аутпорта его пропустят?

– Это ты всё подстроила, София. Но зачем?

– Да потому что я больше так не могу! – взорвалась девушка. – Этот увешанный хоботами монстр использует меня для своих, одному ему понятных целей. Вы обладаете способностью к забвению, и в каждом цикле встреча со мной – новая! Но только не для меня. Ненавижу ваши желания, да и чувства глупых безбородых неофитов больше не волнуют сердце, лишь смягчают мои страдания, как сок Эгрегора успокаивает ваши. Хозяин позволил мне быть мечтой для двенадцати землепашцев, но лишил меня того инструмента, что позволяет вам не сойти с ума от встречи с вечностью. – София приподняла куртку, обнажив гладкий живот без пупка. – Я, может, не против нянчиться с вами и дальше, но мне… нужно проветриться.

– Я… не думал, что ты такая, – пробормотал старик.

– Зато я первый раз по-настоящему честна с тобой, Свен.

Сведенборг промолчал, помотав головой.

– И помни, ты мне кое-что обещал. Если не хочешь навсегда остаться в Регенераторе, на ферме, лишённой той самой Гармонии, к которой ты так стремишься, заходи ко мне в рощу.

Девушка ушла, и Сведенборг остался один, раздираемый вопросами. Он вернулся в жилище, сел у печи, где его вновь сморил рваный, состоящий из обрывков сон.

Образ Эмеренции, чистой и непорочной, в прозрачном пеньюаре на поле цветов сменяет епископ Еспер Сведберг – он стоит на амвоне в храме с открытой книгой, по которой ползает белый скорпион. К выходу из церкви ползёт брат Карлос, вонзая в дощатый пол мотыги и подтягивая тело. «Люби и бойся Господа превыше всего, что существует, ибо без страха Божьего все науки и занятия принесут лишь вред», – вещает Еспер. Эмеренция нюхает цветок лаванды и приподнимается над землей в половину локтя. – «Я жду тебя, Эммануил». – Голос её тонет в калейдоскопе лиц и тел фермеров, начавших цикл. Мальчишки бегают, размахивая мотыгами, между ними снуют борнботы, издавая громкие щёлкающие звуки. С небосвода взирает Луна, с чертами, напоминающими старосту Иеронимуса. – «Время, – звучит в голове кажущийся до боли знакомым голос, – оно пришло за тобой».

Проснувшись, Сведенборг стал готовиться к путешествию: сшил себе суму из ткани, напёк маисовых лепешек, разрезал на куски и положил сушиться на печь, чтобы получить сухари. Затем выбрал две лучшие мотыги и точильным камнем придал им должный блеск и остроту. На полях брата Даниила, славящихся своими тыквами, фермер позаимствовал два небольших вытянутых экземпляра, подходящих для изготовления фляг. Старик проделал в плодах отверстия, залил водой и поставил на печь, чтобы тыквы размякли изнутри, затем он заполнил сосуды мелкими камушками и вытряхнул содержимое. Из дубовой коры Сведенборг вырезал пробки, и полюбовавшись готовыми изделиями, взялся за кисть. Недолго думая, он изобразил любимый прежде сюжет – Эгрегора, поднимающего фермера на хобот. Теперь он вызывал тяжёлые чувства, но что поделаешь, когда впереди ждёт большое путешествие, воспоминания необходимо взять с собой, и беречь, как последний кусок маисовой лепёшки.

Закончив с флягами, старик укоротил две новенькие мотыги, оставив рукояти чуть длиннее локтя, и заткнул их за пояс. Подготовка к путешествию помогала справиться с растерянностью, которая – стоило только остановиться – наваливались тяжёлым грузом, вызывая болезненное оцепенение.

 

Сведенборг заметил Софию издали. Она стояла на берегу реки, задумчиво склонив голову, уперев в землю изогнутый посох почти трёх локтей в высоту, который вблизи оказался древним артефактом – луком, используемым ещё до эпохи Та-Кемет, за плечом на ремне висел колчан со стрелами, искусно свёрнутый из гибких кусков коры.

– Откуда у тебя этот артефакт?

– Миколаич ради встреч со мной готов был нарушать правила, а мне всегда нравилась эта вещица.

– Это оружие для прерывания цикла.

– Во внешнем мире циклы называют жизнью. Артефакт будет напоминать мне, насколько там, куда мы отправимся, она хрупка и эфемерна.

– Ты знаешь, что находится за пределами фермы?

– Трудно строить предположения о месте, где хозяйничает время, субстанция неподвластная даже Эгрегорам, как бы они ни хотели её обуздать.

– Мне времени и в Дазайне хватает, – проворчал старик, – найдем Карлоса, и сразу обратно, надеюсь он недалеко ушёл.

– Поспешим, – сказала София, – я покажу тебе, где находится Аутпорт.

Дальнейший путь пролегал мимо Архива и Регенератора, пока не привёл к малозаметной тропе, извилисто прячущейся в горах. Дорога вела к небольшому плато, незаметному с равнины перед горами. Поверхность, ограничивающая плато, представляла собой каменную стену, выглядело это так, будто часть горы срезали гигантским ножом.

– Вот мы и пришли, – сказала София, остановившись перед каменной стеной.

– И где выход? – спросил уставший от ходьбы Сведенборг, пот заливал ему глаза.

– Он перед тобой.

– Мы будем взбираться по отвесной скале или проходить сквозь стены?

– Не совсем, ты будешь разучивать код доступа к Аутпорту. Эгрегор не заложил механизма для прогулок Софии, только фермер может открыть выход.

– Что за игры, София?

– Доверься мне, Свен. Тебе всего и нужно, что выучить заклинание, управляющее горой, и произнести его.

– Заклинания – заблуждение одноцикловых людей.

– Позволь убедить тебя в обратном, – сказала девушка, – и помни, Карлос вряд ли дожидается нас, разгуливая у фермы, – он бежит.

София озвучила набор слов на странноватой латыни, по большей части включающей в себя набор цифр, и попросила Сведенборга заучить их. Он хоть и считал затею девушки бессмысленной, старательно повторял слова в надежде быстрее закончить этот фарс.

– Отлично, Свен, теперь встань вот тут и крикни так, чтобы это прозвучало приказом.

– С каких это пор горы слушаются моих приказов?

– С тех самых пор, когда тебя подняли на хобот, – сказала девушка.

София выглядела взволнованной и серьёзной, и её тревога передалась Сведенборгу.

Встав в указанное место, старик выкрикивал слова.

– Initium сode output! Decem! Quinque! Sex! Quinque! Initium code archon! Deuce! Novem! Nullum! Unit! Unit! Sex! Octo! Octo! Initium tempus! Nullus! Unit! Unit! Deuce! Treesome! Quinque!

Латынь ударялась о каменную поверхность, и гулкое эхо повторяло отрывистые выкрики Сведенборга. Когда затих последний звук, старик и девушка замерли в ожидании. Казалось, воздух накалился и стал гуще от наступившей тишины.

– Что-то должно произойти? – с оттенком иронии заметил Сведенборг.

Ответом ему стал грохот камней: кусок стены ушёл внутрь горы, затем разделился надвое, разъехавшись в стороны, заполнив собой предусмотренные для этого пустоты. Взгляду открылась металлическая поверхность из рельефных частей, напоминающих вход в Дазайн.

– Аутпорт, – восхищённо прошептала София.

Сведенборг взглянул на спутницу, глаза её возбуждённо блестели, а губы тронула едва заметная улыбка.

Раздалось глухое гудение, металлические пластины медленно раздвинулись, открывая помещение, границы которого утопали во тьме.

Что-то пугающее и красивое было в том, как слова могут пробудить силы, передвигающие металл и камни.

– В Гимназиуме такому не учат. Как ты узнала эти слова?

– Долгая история, – молвила девушка, заворожённо глядя в темноту выхода. – Когда-то, много-много циклов назад, некоторым фермерам разрешалось выходить наружу, а иным и входить внутрь. Я подслушала и заучила нужные слова.

София встряхнула кудрями, отгоняя от себя наваждение.

– Слушай меня внимательно, Свен, – быстро зашептала она, – существует, эм-м, стандартная процедура для выхода с фермы. Заклинаю тебя, ничего не бойся, ничему не удивляйся. Если тебе покажется, что происходит что-то неправильное, просто знай – это не так. У Карлоса получилось даже без одобрения Эгрегора – получится и у тебя. Нам пора идти, Аутпорт открывается ненадолго.

– Откуда ты знаешь, что у Карлоса получилось? – спросил Сведенборг, чувствуя, как появилось недоброе предчувствие.

– Иначе хозяин просто вернул бы его в Регенератор, беспамятным и безбородым, – пожала плечами София. – Не цепляйся за свои мысли, представь, что ты в Дазайне. Я пойду первой и буду ждать тебя снаружи.

Сведенборг и София вошли внутрь, направляясь в глубину помещения. Двери с лёгким скрежетом сомкнулись за их спинами. Затем она подошла к противоположной от входа стене, где в нише находился полый цилиндр шести локтей в высоту, часть которого была незамкнутой и обращена к посетителям.

– У нас мало времени. Я пойду первой. Не спрашивай, почему – всё расскажу позже.

Девушка вошла в вертикальное отверстие, и цилиндр сомкнулся, захватив её в объятия; по уходящему шву стыка было видно, как он повернулся вокруг своей оси. Сведенборг всмотрелся в металлическую поверхность, где удивительным образом сочетались светящиеся прорези, изгибающиеся под прямыми углами, с сетью пульсирующих проводов, напоминающих человеческие вены. Цилиндр повернулся, открывая вход, – Софии там не было. Фермер сделал три неуверенных шага, механизм пришёл в движение, и вход закрылся. Теперь Сведенборга окружала излучающая ровный синий свет органическая субстанция, покрытая крупными порами. Они сокращались, выпуская из себя бесцветный газ, от которого кружилась голова. В какой-то момент сжимающиеся поры выстрелили сотнями игл на тонких как волос проводах. Что-то подхватило фермера и подняло над полом, но он уже не видел, что это было.

 

Запущен протокол Archon742/13 Загрузка Narrative 66/8 – Ex Libris Swedenborg

 

Нечто беспощадное проникает в плоть, размещая там тысячи источников боли, словно мириады голодных существ пережёвывают тело заживо. Сведенборгу хочется закричать, но горло и лёгкие теперь часть инфернального инструмента волна за волной вызывающего в каждой клетке мучительный резонанс. Слова и названия распадаются вместе с личностью. Мозг не выдержал бы от такого количества страданий, подобно фляге, в которой попытались разместить воды реки, но адский механизм лишил Сведенборга спасительной тьмы, коварно передав ордам захватчиков контроль над каждым нейроном. И вот Сведенборг, становится коллективным сознанием миллиардного роя существ, пославшего сам себя на охоту. Он-они пожирают себя спиральными траекториями, готовые создать и разрушить всё что угодно, готовые быть пламенем, бушующим в двигателе внутреннего сгорания и двигающим вперед гигантскую беспощадную машину. Можно лишь подчиняться этому страданию, в своём безумии придающему форму всему, что находится в его власти. – «Наночастицы класса «монада» активированы». – Рой извивается, пытаясь принять формы, диктуемые незримым дирижером самого жестокого спектакля, что скручивает галактики и формирует туманности. – Программа динамического контроля ДНК инициирована. – Война с собой без объявления ультиматума. – «Отряды, на позицию!» – Рассерженный улей гудит. Существа пожирают друг друга, в муках размножаясь и умирая. Лопающиеся вспышками боли личинки вылупляются, чтобы начать новую войну. – «Ты знаешь, что такое эволюция?» – гулко гремит Еспер Сведберг. – «Мы услышали голос! Полный вперёд! Капрал, готовьте торпеды к запуску!». – «Одно ваше слово и… пли!» – Торпеды мчат по костному мозгу, разбрызгивая его белым фейерверком. Лишь призрак искупительной жертвы заставит все эти миллиарды стать послушными марионетками. – «Многоуровневые волновые импланты установлены». – «Контролируем формы!» – кричит повелитель улья и давит красную кнопку. Величественные грибы ядерных взрывов расцветают в крови. – «Без массовых мутаций нам это не пережить». – Коллективная мысль подобна приказу. – «Нам всё равно, что является причиной страдания, скручивающего нас в спирали. Запускайте мутагены». – Транслирует на разных частотах бьющийся в агонии учёный, разрывая себя на куски лапками и жвалами. – «Очищающий огонь на максимум!». – Огромные молотки со всех сторон бьют по существам, сплавленным в один кусок, взрывами создавая новую форму. – «Квантовый контроль клеток ткани завершен». – Жар становится привычным. Повелитель улья чувствует разные части. Ноги. Руки. Шея. – «Лингвистический модуль установлен. Доступны языки и диалекты в диапазоне от мёртвых до прогнозируемых». – «Внимание всем постам! Идёт настройка иммунной системы!» – Управляемая эволюция антител. – «Запусти подобную технологию на временную границу Пипл-Мора. Перенаселение, голод и война будут повеселее чумы Схоластиума». – «Интеграция боевой системы». – Нанороботы начинают колонизацию пространств памяти. – «Несколько войн придётся пережить, обкатка механизма, знаете ли». – Точечные удары стратегических ракет высвобождают океаны боли. – «Если на горизонте появится хоть один анестезиолог, стрелять без предупреждения! Архонтов не выращивают в теплых одеялах». – Молоты стучат без остановки. – Только страдание придаёт материи правильную форму. – Последний штрих острым лезвием полосует по мозгу. – «Загрузка баз данных». – Loading Та-Кемет – Loading Эласс – Loading Романиум – Loading Схоластиум – Loading Эл-Охим – Loading Науа – Loading Ре-Эллас – Loading Деймос-Индастриал – Loading Пипл-Мор. – Loading Tempus Full Version. – Start. – «Мы должны дать ему имя, – говорит Еспер, – мне нравится Эммануил». – «Сведенборг», – вторит Эмеренция.

 

Протокол Archon742/13 выполнен. Narrative 66/8 – Ex Libris Swedenborg

 

– Сведенборг, очнись, ты меня слышишь?

Фермер открыл глаза и увидел нависшую над ним Софию. Тело гудело, как разбуженный улей, отчего Сведенборг смог выдавить лишь нечленораздельный звук.

– Ты же справился, да? Ну пожалуйста, – София почти умоляла, – Кто я? Ты узнаешь меня? Ответь.

Девушка опять получила в ответ стон.

– О, нет, только не это.

Сведенборг часто задышал и выдавил:

– Т-ты л-л-л-жив-в-ая др-рянь.

София выдохнула, поняв, что её опасения не подтвердились.

– Вот так-то лучше, – сочувственно улыбнулась она, – ты не двигайся, отдыхай, я подожду.

Фермер не осознавал, сколько времени он провёл в лежачем положении, пока гул в голове и остатки невыносимой боли начали угасать. Наконец он медленно поднялся, ловя на себе встревоженные взгляды девушки и почувствовал, как неведомые потоки энергии заструились по телу – яростное, неконтролируемое сексуальное возбуждение переполняло его, как не мнилось безбородому неофиту – кровь прилила к низу живота, а мысли рассеяло катком древнего животного инстинкта. Сведенборг подошёл к сидящей Софии, схватил её и поставил на ноги.

– Не порви одежду, я сама, – отмахивалась она, расстёгивая куртку и развязывая тесьму штанов.

Фермер развернул девушку и совокупился с ней с голодной, звериной яростью. – Archon Swedenborg connect Archon Sofia. – Одной рукой он держал её за волосы, другой сжимал кожу на её стройном теле и двигался в нарастающем ритме. Цунами страдания, бескомпромиссно разобравшие и собравшие его обратно, оставили разрушения, оценить масштабы которых не представлялось возможным – и теперь запоздавшие волны удовольствия залечивали последствия катастрофы. – Homo Sapience interface activated – Exchange data 0% – 5% – 7% – 15% – София дышала и стонала в такт Сведенборгу, столь неожиданно для неё поглощенному любовной лихорадкой. – Сonvert experience 0% – 12% – 15% – 28% – … «Выпей меня до дна!» – Loading program data 0% – 18% – 25% – Homo Sapience interface activated – Он и не собирался: бешеного зверя, что сейчас выплёскивал свою энергию, мало волновали слова девушки, пока он не почувствовал, что оба они являются единым слаженным механизмом невероятной мощности. – «Ты – моя!» – взревел он, и взрыв бомбы из двух тел слился в едином крике. – Archon connection suссеssfull.

 

 

 

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в апреле 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: