Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Короткий, хриплый смешок слетел с его губ. Но Утруджа словно потеряла дар речи. Садж не выдержал и, приблизившись к ней, довольно грубо схватил девушку за плечи и заставил повернуться к себе лицом. Он весь дрожал.

– Значит, твое свидание с Ваджином на багдадском кладбище является правдой?! Отвечай!

– Да! Да! Утруджа была там и встречалась с Ваджином ал-Уструшани! Я ненавидела Афшина за то, что он разлучил меня с тобой. И когда узнала о готовившемся против халифа заговоре, то подговорила Ваджина выдать Афшина. Я думала, что таким образом смогу избавиться от брака с с Абуль Гасаном и обрести свободу, – дочь Ашинаса наконец подняла глаза и встретилась со взглядом Дивдада.

Тяжелый вздох вырвался из ее груди, и она отвернулась, не в силах выдержать вспыхнувшего в его глазах презрения.

– И не смотри на меня так, я и сама не рада тому, что содеяла собственной рукой. Я отнюдь не желала Афшину смерти! Но ты в своей слепой ярости, разве ты поверишь мне, скажи я, что только ради тебя, и лишь из-за моей любви к тебе я совершила этот проступок!

– Благодаря твоей коварной измене Афшин и твой муж Гасан находятся в темнице и никто, кроме великого Аллаха уже не сможет вызволить их оттуда! И ты смеешь говорить, что любовь ко мне побудила тебя совершить это непоправимое зло?! Смотри же, смотри – вот доказательство цены твоей любви! – и юноша с ненавистью потряс перед лицом Утруджи письмом, написанным ее собственной рукой и адресованным Ваджину.

– Не знаю, – хриплым от волнения голосом продолжил говорить Дивдад, – что нас ждет в этой жизни, но в одном я уверен – отныне каждый раз, когда ты будешь говорить со мной или смотреть на меня, перед моим взором будут проноситься эти проклятые строки, и я буду презирать тебя еще сильнее и сильнее. О лицемерка, знай что человек, которого ты в своем письме осыпала щедро словами любви и сладкими обещаниями горит сейчас в аду.

Каждое произнесенное им слово отдаляло их друг от друга на тысячи фарсахов, и чем дольше Садж смотрел на Утруджу, тем сильнее он ожесточался. А она плакала от отчаяния и молчала. Что она могла сказать в свое оправдание? Никакие слова, думала она, не смогут обелить ее в глазах любимого. Как и в своих собственных глазах.

Рука Дивдада внезапно потянулась к мечу, притороченному к его поясу. Утруджа закрыла глаза. Немые слезы ручьями текли по ее щекам. Но не из-за того, что она боялась умереть. Иногда презрение во взгляде любимого кажется страшнее смерти. А это уже произошло.

Настала тяжелая тишина. Утруджа почти не дышала. Еле слышно она прошептала последние слова молитвы келмейи-шахадат^[111]. И открыла глаза. Она была одна! Садж ушел! Утруджа бессильно опустилась на пол и, обняв руками колени, уткнулась в них лицом.

Прошло несколько дней.

Закия продолжала поить молодую госпожу Утруджу обманным зельем. И как та ни надеялась на скорое избавление, но выкидыш так и не происходил. Дочь Ашинаса проклинала тот день, когда появилась на белый свет, а Закия усмехалась и чувствовала себя в эти мгновения неким могучим орудием судьбы. Она получала необъяснимое словами удовольствие при одной лишь мысли о том, что именно по ее, Закии, прихоти, упрямой и своевольной дочери Ашинаса придется родить нежеланного ребенка.

Когда Гасан, сын князя Хайдара ибн Кавуса, освободится из темницы, а это непременно произойдет, думала с уверенностью Закия, то она ему тотчас расскажет эту душещипательную историю о спасении его сынка от неминуемой смерти. Скажу ему тогда, вот, мол, господин мой, рискуя собственной жизнью я тайно выливала то пойло, что предписывал пить дворцовый лекарь твоей жене, а взамен поила ее цветочным чаем с корицей и медом. В конце концов, они оба, и госпожа Утруджа, и молодой сын Афшина осыпят ее золотом и великими почестями. А после рождения ребенка дочь Ашинаса навеки позабудет о своей любви к Абуль Саджу и еще не раз наградит Закию за ее своевременное вмешательство.

Но никто, и сама Закия, в том числе, не смогли бы понять, зачем на самом деле и на кой черт ей вздумалось вмешиваться в дела и в судьбы чужих людей. Но по-видимому, все действия и поступки Закии совершались ею «из любви к искусству». Кроме того, заносчиво добавляла Закия, дворец Саджа по размерам и имевшим там богатствам выглядит намного меньше и гораздо скуднее по сравнению с дворцом аль Матиры. Да и сам Дивдад не особенно нравился ей из-за вечно хмурого и неулыбчивого вида. Вот Гасан совсем иное дело. И улыбчив, и добр, и щедр на вознаграждения.

Тот факт, что все богатства и дворцы Афшина конфискованы в халифскую казну, ее не побеспокоил. Она жила в ту эпоху, когда «Икары», шлепаясь с высоты об землю, способны были после падения вновь подняться на ту же высоту полета, что и раньше. Тем более, продолжала размышлять Закия, сын Афшина некогда считался любимчиком халифа, заботившимся о нем, как о родном сыне. Время залечит раны, и халиф освободит Гасана из неволи и вернет ему отобранное имущество. Одним словом, ее госпоже придется привыкать к мысли о вечной разлуке с «ледяным принцем». Закия уж постарается, чтобы так и было.

– Госпожа моя, выпейте этого зелья. На этот раз оно приготовлено для вас собственными руками дворцового врача, – с услужливым видом протянув дочери Ашинаса пиалу, сказала Закия и прибавила невинным голоском, − он уверил меня, что на этот раз хороших вестей ждать не придется.

Утруджа бросила на зелье недовольный взгляд и молча отвернулась. На ее осунувшемся от бессонных ночей лице возникло странное выражение, хорошо знакомое Закии.

«Опять что-то надумала, беспокойная душа! Вот бы узнать, что она замыслила и заранее расстроить ее планы!» – подумала тут же рабыня.

Стояло чудесное, раннее утро. Жара еще не вступила в свои права, и дул легонький, благоуханный ветерок. Солнечные лучи шаловливо искрились золотистыми бликами сквозь листву померанцевых деревьев, окружавших открытую со всех сторон гаремную беседку с резными деревянными колоннами. С ее крыши, свободно свисая и качая пышными головками, заглядывали белые розы. Высокая и сложенная из оббоженного кирпича стена, надежно окружала этот огромный и роскошный сад-цветник, изобиловавший цветами всевозможных оттенков и ароматов, и стройными кипарисами. Неподалеко от беседки из круглого, мраморного бассейна бил живой, веселый фонтан. В розовых кустах заливался трелями соловей. Вся эта чудесная картина навевала сладкие мечты и наделяла бодрым настроением, но Утруджа казалась слепой и глухой, и лишь хмурилась и вздыхала.

Закия подержала поднос в руках еще минуты с две, а потом преспокойно отложила его в сторону. Больно надо ей стоять как дура и ждать, когда хозяйка соблаговолит выпить чай, ах нет, зелье. Девушка настороженным взором следила за каждым движением Утруджи, не в силах оторвать глаз от ослепительно прекрасного лица юной госпожи, и с мрачной страстью отмечая про себя невероятную и великолепную длину ее черных ресниц и очаровательную грациозность гибкого и стройного девичьего тела. Ну почему Закия в последнее время только о том и мечтает, чтобы поблек румянец на этих нежных щеках, и потухла б яркость этих ненавистных синих глаз, казавшимися иссиня-черными из-за пышных ресниц?!