Дом с привиденьями

* * *

Теперь я часто замечаю
Себя за утренним окном.
Как будто, выпив чашку чая,
Я покидаю этот дом.

И нет меня, сидит лишь тело.
Скрипит бумагой карандаш.
А я иду водоразделом
И вдаль кричу: на абордаж!

Мне доктор объяснил картину:
Обыкновенное шизо,
Вы, батенька, наполовину
Бомж, а на другую – физ. лицо.

Диагноз – ясен. Я опасен.
И надо бы куда-то плыть.
В дурдом идти я не согласен.
Так стал я тут, в деревне, жить.

Теперь мы часто замечаем
Себя за утренним окном.

* * *

Старая вагонетка в объятьях цветущей черёмухи,
А в ней: и вода, и небо, и то, что потом будет.
Такими вот вагонетками прежде бились рекорды,
А ныне на неё поглядите. Провидица водосбора!
Накренившись боком ржавым, поит черёмуху сызмальства,
Та же корнями надёжными хранит её ватерлинию.
 

* * *

Лужа высохнет, если ей нужно;
День погаснет, медленно тая,
В кроне зелени,
И, улетая, голуби не оставят ксивы,
О том, что красиво,
Про то, что в глазах застыло,
И пошутило приятно,
Схитрив непонятно,
О пище забвенья
На блюде судьбы.
 

* * *

Где чего не соберём –
Там и сами пропадём.
Лишь вода нас не забудет
И точить нам кости будет.
Ах, водичка ты, вода,
И крамола, и жена.

* * *

У бабочек две пары крыльев
И очень тонкие шасси.
Им никогда не стать суперджетом,
Хоть насмерть крылом заморгайся.

У бабочек две пары крыльев
И деревенские мысли.
Их векторные направления
Никто не считает жизнью.

У бабочек две пары крыльев
И очень огромные души,
Гигантская неприхотливость
Врачует их крылья снаружи.

* * *

Который год цепляются слова.
Который век вдруг спотыкает снова.
Шумит в дырявой голове шипящая трава,
И зябнет, цепенея, выжившее слово.

«Мои глаза и есть – те звёзды...»

 

                              Алисе

 

Мои глаза и есть – те звёзды,
а млечный путь – мой огород.
Ты хочешь, милая, моркови?
Давай посеем её впрок!

Взрыхлим планеты чернозёмы
И к солнцу обратим глаза.
Не время гнить нам в глинозёмах,
Нам время жить на «опа-на»!

Тебя люблю я бесконечно,
Но помни ты, дитя моё:
Все трудности и лихолетья –
Они – лишь плата за жильё.

Сумеешь жить ты в этом мире,
Так вот те знак: ты – человек!
Алей, кричи и восторгайся,
Взирай за истеченьем рек.

Теперь ты только отголосок
Всей этой звёздной кутерьмы.
А рядом Хронос, Хронос-космос,
Глядит с прохладной стороны.

* * *

Детали были, но со временем ушли.
Их сбагрили в осенней барахолке.
Багряная рябина – памяти штрихи,
И не найти уж примусной иголки.

Где был бульвар – вдруг выросло кольцо,
Где жил апологет – теперь снуют машины.
Не встретить боле интересное лицо,
Не купишь трёхрублёвого Шекспира.

Блошиный рынок: он стоял вот тут,
Вдруг захватила яростная сволочь.
Летят машины в бездну, в пустоту,
Жируют новые искатели сокровищ.

* * *

Отпели многошумные метели.
И вот уж солнце заигралось в синеве.
Состарились, прибарахлились ели.
И ослепительны берёзки на бугре.

Такой чарующей красою
Зима как будто говорит:
«Да, я студила всех, не скрою,
Зато теперь здесь – райский вид!

Бросай-ка рифмы, ты, бурчало.
Смотри: какие кущи тут!
Бери-ка кисти и в стожаро
Раскрась сей лепотный уют.

Пусть будут дали близоруки
И близонога всем земля!
Ну ты ж художник, сам тут думай:
Что восхищает вас, не зря».

А дальше вижу. Что такое?
С востока месяц-мандарин
Крадётся из Китая строго,
Как будто очень важный чин.

И вся округа обомлела,
И сизо вспыхнул горизонт.
И свиристели прилетели, и ну
Клевать калину впрок.

Какая тонкая погодка!
Как хрупко всё размещено!
И планетарное масштабье
И огорода забытьё.

«Ты штопала носки...»

                        Е. Т.

Ты штопала носки,
А я чинил сугроб.
Собаки лаяли с тоски,
И падали снежинки в рот.

Дрова и уголь печь топили,
И баня выручала впрок.
Мы эту жизнь боготворили:
Ты штопала носки, а я чинил сугроб.

Бесцельно небеса серели,
Бесследно остывала кровь.
Седые, старые метели
Грозились замести наш кров.

Бесцветно время колготилось,
И надлежала всем зима;
Разбор завалов, штопка дырок
И снега в сенках кутерьма.

* * *

Жизнь моя, ты неотступно
Льёшь свой свет в мои глаза.
Да чего ж ты – простодушна,
Милосердна и чиста!

В телогрейке, неуклюже,
Вот, плетёшься под луной.
Серебром сияет стужа,
Вьётся вечность над тобой.

Сгину я – ты ночью станешь.
Ты прости за переплёт.
Ничего тут не попишешь:
Что сгорит – то не сгниёт.

* * *

Когда бы счастье не кончалось
Печалью лютой, неземной,
Тогда б и радость не грозилась –
Пуститься в омут с головой.

Мы все желаем жить подольше
И жизнь саму боготворим,
И заклинаем: Аве Отче,
Прости нас, Вечный Пилигрим;

Прости юродивых, вертлявых,
Красивых, гнутых, голубых,
Борзых, лохастых, вороватых.
Прости, спаси и сохрани.

* * *

Ещё чу-чуть – и печь зачудит
Углями, недрами, тысячелетьями.
Глянь, как воздух пещрит
Бодыльём, бобылками, междометьями.

Скифское царство, Ёк-макарёк,
Синим огнём полыхает.
Что есть несчастье – кто разберёт,
Если счастье растает?

Выйдешь наутро. Зоил и Зоил.
Серый, тусклый, как стклянка.
Шмякнешь в сугроб ведёрко золы.
Вот она жизнь… ж и с т я н к а.

* * *

Опять темно, и звёздам на работу.
В каких-то там пределах,
В таких-то временах.
Светить и направлять дорогу
Бессчётным цивилизациям.

Вот к равнодушию вопросы,
Бесчеловечности – пример!
Искринка в стане мирозданья –
Се наша жизнь, по сути сфер.

Опять же возникает тема:
Кто надоумил и зачем
Искринкой этой зажигаться
Об расточительность проблем?

Зачем? На кой? Какого чёрта?
Вопросов – тьма, и где ответ?..
Опять темно,
и звёздам на работу…
Творить и освещать
Столь хрупкий, белый свет!

* * *

Есть в жизни верные приметы
И вечные устои есть.
Обратной стороной монеты
Непреднамеренная месть…

Судьбы, задатка, околотка.
Ошеломительная суть!
Чем больше знаешь ты чего-то,
Тем драматичней этот путь.

* * *

Ветер-Забулдыга растревожил сон
В ночь, когда ханыга срезал пенсион.
Хлопотал всё вьюшкой. Всё молол пургу.
Ободрал как липку, навалил беду.

– Что ж за нежитейство, – думалося мне.
– Или лиходейство ужилось вполне?
Либо воропайство на чести стоит
И в конец державы истоптался лик?

Мне чумак знакомый говорил: «ты чо,
Скоро нашу долю заметут, а чо.
Будут наши кости храмом для других.
Ну, а нам с тобою это кайф – ни-ни».

– Ничего не светит, – вторил старожил,
– сколь живу, столь знаю: ничего не жди,
Будь собою только, неча быть другим.
На погосте места хватит нам и им.

Вот ведь – незадача – мыслю я теперь:
Или горя мало нам из всех потерь.
Или что-то надо срочно запретить,
Чтобы нам с тобою шибче было жить?..

* * *

Вышел из хаты и мысли оставил,
Ну их, залётных, всё – суета.
Божьи угодья в сердце направил.
Эх, захвати, очаруй, красота!

Лес, как медведь, спит под сугробом,
Только от лыж хрупает снег.
Ели под солнцем осыпаны золотом,
В кронах, как в церкви, зиждется свет.

Как хорошо здесь. Как легко и свободно!
Будто всю жизнь этим лесом и был.
Будто стоял вот так отчуждённо.
Век или два, а потом позабыл.

Век или два питался дождями,
Гриб промышлял, колбою банчил.
Звонко журча, исходил родниками
И шепелявил от гроз и ветрил.

Бредил, чудил, презирал в себе прошлое,
Птицами пел, дичал бодыльём,
Таял, горел, одевался в роскошное,
И на деревню смотрел бобылём.

Всё мне хватало, и был я богатым,
Аки кудесник иль чародей.
Ну, а потом всё исчезло куда-то,
Вот и брожу двуногим теперь.

Вот, нашатаюсь, собак прогуляю.
Может, живицы где-то найду.
Тонким слоем душу обмажу.
Ну же, живи – тебе говорю!

* * *

Один мой старый друг,
Ценитель простоты,
Сбежавший от порук
Чрезмерной Суеты,

Обрёл себя в глуши,
В какой-то там дыре,
Что стала для души
Мила ему вполне.

Он пишет: «Сударь, друг!
Не будь совсем ханжой!
Имей хоть грамм потуг:
Откинуть всё долой!

Презреть в себе себя,
Не зарясь на шиши,
Прожить, не торопясь,
Забыв про барыши.

Узри: порока круг
Растёт как на дрожжах.
И стоит ли досуг
Работы в сторожах?

И весь ваш Зуммер-Стан,
Что на костях стоит,
Не есть ли Блудоград
Меж Сциллами Харибд?

И каждый миг твоей
Расхристанной души
Не есть ли гиль вотще
И ереси, и лжи?

Откуда сами-то,
Не помните как есть,
И весь ваш комильфо –
Оправданная лесть.

Кому? Самим себе?
Чтоб чорта ублажить?
Чтоб нежить на житьё
Своё приворожить?

Прости мне, сударь мой,
Столь яростный сей стиль.
Он нужен мне порой,
Чтоб выхаркать всю гниль.

Чтобы отбросить все
Лукавые дела.
Чтоб в душу насовсем
Ворвалась чистота.

Чтоб верилось в себя,
Как в Бога, до конца…
И не суди меня,
Как Нечто из ларца…».

* * *

Февраль позёмкой зазмеился,
Сугроб – и факт, и аргумент.
Сусед, что снизу, застрелился.
Читай: ну чем не документ?

Ты пишешь, друг мой сердобольный,
Что заблудился наш народ,
Что тень лукавого привольно
Нас искушает и не жмёт.

К чему такие заявленья,
Иль ты там Златоустом стал,
Иль кончились у тебя поленья,
Согреть себя и весь свой стан?

Держись! И укрепляйся в главном,
Что вся Россия в большинстве
И горемычно, и бесправно
Сопит в кромешной нищете.

Сопит и смотрит сны устало,
И снится ей весна, апрель,
И долгожданная рассада,
И животворный дух полей.

А за окном луна коварно
Утюжит холодом своим,
И леший на погосте славно
Торгует золотом могил.

Всё исковеркано ужасно,
И мироеды-колобки
Взирают за народом страстно,
Чтоб не отбился от сохи.

Узри и ты, мой друг ненастный,
Какую боль несёт в себе
Забытый, нищий и несчастный
Наш люд в мычащей немоте?!

* * *

Списан со счетов старый календарь.
В топку улетел пьяненький кобзарь.
И висит уж новый. Хоть не рви его.
Тихий и безмолвный, что твой Нэвэрмор.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2017 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению марта 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.