Дом с привиденьями

* * *

За гору солнце заходило,
Лес отчуждался и бледнел,
Тропинка на ручей сходила,
Ты за водою шёл по ней.

Округа, ревностью томима,
Собакой лаяла вослед.
Ты шёл, а впереди и мимо
Ложился сумеречный свет.

Зима скрипела околотком,
Закат румянился бельём.
Всё было просто: Некто косно
Шёл за водой на водоём.

А лай всё резал далей уши,
Трепал на сердце лоскуты,
Настолько был он простодушен,
Что Некто понял: это – ты,

Верней, тебя, стиха строенье:
Секретный воздух пустоты,
Мгновений чудных промедленье,
И эхо дивной простоты.

«Прости молчание моё...»

                           О. Ш.

Прости молчание моё,
Оно с лицом – не двуедины.
Лицо продам или пропью,
Молчанье мне необходимо.

Вон, кашемир себе возьми
И на тахте усни ты сладко.
Но сей момент не береди,
Сей час я – ярость, а хочу быть сказкой.

Не нужно пыль тут протирать,
Не нужно плакать, целоваться.
И лиру, эти, твою мать,
Не трожь и даже не касайся…

Прости молчание моё,
Оно с лицом – не двуедины.
Лицо продам или пропью,
Молчанье мне необходимо.

* * *

Люблю досужий день
Закончить русской баней,
Чтоб жаркий ясень-пень
Под каменкой буянил.

Чтоб млечный пар шипел,
Узорочьем петляя,
И полок свирепел,
До жабер пробирая.

А аще хворь, тоска
Тебя вдруг занедюжат,
Так подь скорей сюда,
Тут враз их и обслужим.

Дровишек нашерстим,
Водицы натаскаем.
Был хил и неказист,
А станешь завсегдаем.

Люблю досужий день
Закончить русской баней…

* * *

Исстари знали: истарь – балаболка,
Пока не познает чудо из чуд.
Пока не сломает Кощею иголку
И Горбуньку не окажется друг.

Такожде знали о вещей Жар-птице,
Что каждый год умирает в Покров,
А на Страстной, по воле десницы,
Вновь оживает в хляби снегов.

Эту пичужку истарь должен ведать,
Зане она подоплёка всему:
Зане незрячих могёт исповедать
Да и немым ремонтирует слух.

Умным она даёт милосердье,
Злых и жадоб пепелит тот же час,
Нищим душой мироколицу ведает,
Богатырям вдругоряд даёт шанс.

Эту бухтину мне бабушка ведала,
Добра старушка. Храни её Бог!
Ну, а меня только ныне разведрила
Сырая правда высохших слов.

«Сегодня ветрено, дремотно...»

                               Е. Т.

Сегодня ветрено, дремотно,
И кошки дрыхнут калачом.
А за окном метель вольготно
Стращает белым сургучом.

Ты сонно стряпаешь коврижки,
И вспоминаешь странный сон.
А я читаю тебе книжки
И умничаю в унисон:

Вглядись в смарагды и сапфиры,
В иконы, в печку, в половицы,
Всё это для тебя, друг милый,
Я возвратил тебе сторицей.

Всё это мною пережито,
Из крови в кров превращено,
Лишь для тебя, родной и милой,
Чтоб нам с тобою повезло.

«Послушай, как ветер по крыше хлопочет...»

                                 Е.Т.

Послушай, как ветер по крыше хлопочет.
Как яростна сила его прямоты.
Он третие сутки метёт и нас топчет.
За дверью по пояс снежной беды.

Как малые дети, прижавшись друг к другу,
Мы слушаем ужас и бред его слов.
Стихию разносит в клочки к закоулочку,
А там перемёты, тяжелее оков.

И кажется: всё, вот ещё, и немножечко,
И лопнет судьбы незримая нить,
И вверх полетят домишки, сторожечки,
Сараи, церквушки, погосты… И жизнь,

Со всеми её допустимыми нормами
Окажется тем, чем была до нас:
Стихиями, муками, безднами, звёздами
Для первобытных незатейливых рас.

Послушай, как ветер хлопочет по крыше …

* * *

Ночь сощурилась писаньем
Дивных звёзд.
Глубиной его расколот
Не без слёз.

И звенит знобящим светом
Ти-ши-на:
Ты такой же босоногий,
Как и я,

Ты такой же мукой света
О-дро-вел,
И таким же сивым бредом
За-бо-лел;

Грей же радостью своею
Неба склон.
Ты теперь такой же веры,
Как и он.

* * *

Из свежевыжатых небес
Слезится мартовское солнце.
Испариною дышит лес
На велелепые оконца.

В иных уже шафран вдохнул
Свои житейские заботы.
Деревня, отходя ко сну,
Струит дымами в неба своды. 

Даль опрокинула валок,
Жнивьё из туч лежит смиренно.
И сумерки уж набирают сок,
Стремительно, самозабвенно…

Ещё чу-чуть – и звёздный стан
В полон захватит всю округу,
И затеплится пол-листа
Душой, не знающей проруху.

* * *

Лес отошёл от мерзлоты,
Нырища облеклись глазурью.
На них звериные следы
Играют взапуски всей дурью.

В чапыжниках уже Култук запел
Свои кликушные веснянки.
Он, видно, тоже разглядел
Дюже чарующи полянки.

В лесу дичья – невпроворот!
А что? Ведь наст-то позволяет.
Ан вон, вишь, вылез дикий кот,
Он ныне зайку промышляет.

Но и косой – не лыком шит,
Он так жировку запетляет,
Что и не каждый следопыт
Поймёт, где лёжку он справляет.

Но ведь и вправду ж говорят:
Охота пуще же неволи!
Нас костерят и костерят,
А нам бы только в лес, на волю.

Рыбак ли, егерь, зверолов,
Иль арестант, ещё же слаще!
Сбежать из стен от докторов
В лесную глушь, в таёжну чащу.

Уйти туда – где никуда уж,
Где никудали гнут тудали,
Где нет и худа без добра уж,
Где ты лишь сам себе начальник.

Где ты себе – и сват, и брат,
И содержание, и форма…
Где для души твоей пыхтит
Твоя последняя платформа!

Лес отошёл от мерзлоты,
Нырища облеклись глазурью…

* * *

Что случилось там, и что за гам?
Будто кто-то показал кому-то срам…
Это стайка воробьёв подняла путч,
Не желают жить в навозе куч!

Сам Ярил Ярилыч улыбнулся сим речам:
«Экая пичужка – живодёриста!
Я и сам когда-то был таким:
Что не так – так сразу в печку, в дым!

А теперь, вот, вишь, как просто свет, стою,
И давно уж морды никому не бью.
А зачем? Ну, сам-ка посуди,
Что лишь было – то и впереди.

У вселенной счастье есть… оно – одно:
Быть лишь тем – кем быть тебе дано».

* * *

Мне снилось: я тебя настиг;
Твою улыбку, стан воздушный,
Как легковесный верный стих,
Как слов обычных благозвучье.

В какой-то комнате, вдвоём,
Сидели мы, и пунш парился;
В дверной и низенький проём
Клубами колотун валился.

И ты спросила: где ты был?
А я возьми и растеряйся:
Мол, лошадей загнали в дым,
Степан, чертило, нализался.

– Нет, ты не понял, не о том
Тебя сейчас я вдруг спросила.
– Так поясни ж тогда, о чём? –
Нашёлся я на свет коптилок.

– Где был ты, когда я впотьмах
Изжила душу до могилы,
И почему мне не помог
Уйти от вора и кутилы?

Где был ты, когда я в слезах,
Молила: вспомни, вспомни, милый,
Когда твой лик на образах
Являлся мне в дымке кадила?

Я встал ответом на вопрос,
Но на язык ничто сходило.
Какой-то дом залез в психоз.
Здесь память явно наследила.

Я встал, продвинулся, прошёл
В другие комнаты усадьбы.
Всё было вроде ничего,
Но сон грозил мне мздой с аренды.

– Так почему ж? – ты говоришь,
Вернулся я на отголосок.
И замер, там, где ты была сей миг,
Лишь пунш парился, и твой волос
Слезой сочился на двоих…

Из улиц лаяла проруха,
Метель мурыжила окно.
Извольте, лошади готовы,
Сказал мне голос за спиной.

Я повернулся… и проснулся.
Мигрень, подушкою слезясь,
Сползала на затылок косно.
О чём она? Какая связь?
Какая сивая кобыла здесь
Пронеслась, приободрясь?

Я вышел в явь, там печенегом
Темнело утро клобуком.
Я вышел, без пяти минут Онегин,
А боль твердела сургучом…

Мне снилось: я тебя настиг;
Твою улыбку, стан воздушный,
Как легковесный верный стих,
Как слов обычных благозвучье.

Катись слеза по бездорожью,
По коновязям и столбам,
По буеракам, рекам, горам,
По долгопрудным берегам.

Катись, и делай сердца рытву
Исчадьем беглой суеты.
Катись, катись, твори молитву
На почерневшие углы.

Кропи се риги и лабазы,
Заборы, лазы, дурачьё,
Жандармов, коммивояжёров,
И безысходное житьё.

Кропи, ссыхайся, испаряйся,
И снова плачь до хрипоты,
Чтоб в одночасье сгинуть
Стоном, изнемогая от борьбы.

«Гляжу на слюду потепленья...»

                                И.Х.

Гляжу на слюду потепленья
И новые песни пою.
О, жизнь, ты моё привиденье,
Случайность в белёсом краю.

Какой-то Кихот во мне дышит
Назло всем врагам и беде.
И бездна меня не колышет,
Когда твой абрис на щите.

Базары, вокзалы, шевьоты,
Изнанка изгнанных туч.
Эй, Санчо, бишоп – не компоты,
Смотри, в Элтэпэ заберут.

И будешь в Бабаевках гибнуть,
Цедить чефир и гнильё.
И будет тебя ненавидеть
Такая же рвань и жульё.

Взгляни лучше: нет ли там монстров?
Иль хладный булат наточи.
В награду получишь ты остров
Доподлинной зрелой любви.

Мне нынче марток дует в душу,
Отстыл мой студёный декабрь.
Трещит застеклённая лужа,
Звенит бесконечная даль!

Смарагдом её назову я,
И ты её так же зови.
Пусть тают снега… и разлуки
Теперь не так уж страшны.

Пусть крепнет, сияет Ярило
И лезет зима восвоясь.
Пусть щёлкает, крутит ветрило
И жухнет бодыльная вязь.

Сегодня иные проекты
Терзают сердце моё.
Иди ж, напои Росинанта.
И будем спешить. Ё-моё…

Гляжу на слюду потепленья
И новые песни пою.
О, жизнь, ты моё привиденье,
Случайность в бе-лё-сом краю…

«Гляди-ка, утро-то какое...»

                               Е.Т.

Гляди-ка, утро-то какое,
Кораллом вперилось в лазурь,
И брызжет солнце удалое
На восхитительность сосуль.

Ещё ты дремлешь, друг известный,
О каше можно лишь мечтать.
Ну что ж, пойду один, проветрюсь,
Кому-то ж надо не зевать…

Я нынче весел и дурашлив,
Но это ж можно и понять.
В устах поёт хорал Дуняшек,
И жажду жизни не унять.

Блажен, кто мир сей возвеличил
Его безудержной красой,
Кто на полях его приметил
Брильянты радости густой!

И что там ваши Монте-Карлы,
Лос-Анжлесы и прочья жуть?
Кто не умеет жить богато,
Того семь пядей не спасут.

* * *

Непраздное тело клокочет
Ристалищем праздной воды.
Эй, кто там сегодня хорунжий,
Поднять свистопляску весны!

Душе ведь не нужна одрина,
Ей благо – насесты из уст.
И отпуск ей взять без расчёта,
Как два пальца облизнуть.

Её ты узнаешь в синице,
Что пьёт желтогрудо капель.
На ней ты не сможешь жениться,
Затем, что старый ты, хрен…

Однако Её ты приметишь
По лапкам в сугробе из снов.
Её ты узнаешь по ноткам
Весёлых весенних ручьёв.

Её ты заметишь в прохожем,
Что прячет улыбку в глазах.
Её ты узнаешь по роже
Небритой на зеркалах.

Непраздное тело клокочет
Ристалищем праздной воды.
Эй, кто там сегодня хорунжий,
Поднять свистопляску весны!

* * *

По мере струения мысли
Себя узнаёшь лишь в былом.
Такие выходят коврижки
О прожитом и забытом.

Однако есть исключенье
Из этих правил и здесь:
Досель от себя не отвыкнешь –
Вся жизнь окажется – лесть.

Ах, что ж это я сочиняю?
Да нет же. Всё так ведь и есть.
И гвозди, и крест, и Голгофа.
Евангеля, в сущности, вещь.

Душа, как жарка горлица,
Сгорит и пепел стряхнёт.
Затем, что она… просто птица
И здесь она… не живёт.

Затем, что высшие сферы
Струят её дальний полёт.
Затем, что мы только здесь снимся
Всю жизнь себе напролёт…

«О чудо ты моё из чуд...»

                              Алисе

О чудо ты моё из чуд,
Моя последняя улыбка,
Дай мне в глаза тебе взглянуть,
В твои бездонные глазища.

Давай-ка лапку, расскажу,
Как варивала Сорока кашку,
Как всем дала, а одному
Припомнила его какашку.

В глазах твоих теперь – весна
Горланит первыми стихами.
И первых слов головизна
Взрастает дивными ростками.

О, как мне хочется, чтоб ты
Не замутнила эти глазки
И все аспекты доброты
Решала без моей подсказки.

О, чудо ты моё из чуд,
Раёк из света и картинок.
Беспечной радости приют,
Простой, житейский, обозримый…

* * *

Прошло полвека. Надо мной
Всё те же звёзды, то же небо,
И та же блажь в главе седой:
Я должен отыскать тут человека.

И я готов его любить,
Готов делить его печали,
Готов ему опорой быть,
Что б там мне после не кричали.

Но, видно, так устроен быт,
Так бытие законы ставит:
Чем больше человеку ты открыт –
Тем боле он тобою понужает…

И вечно что-нибудь течёт,
Струится или подтекает.
У катастроф на этот счёт
Осечек, видно, не бывает.

А нынче же ещё весна
Дурманит первыми парами.
Собакам только дай с утра
Погавкать ихними стихами.

И кошка на весь дом орёт,
Кота ей, вишь ли, подавайте,
И звонко капли бьют и бьют
На подоконник на веранде.

Вдали гогочут гусаки,
Петух проснулся, глотку режет,
А я всё маюсь от тоски,
Но где же, где же, где же, где же,

Где тот душевный идиот,
Что назовётся человеком?
Кто с полпинка меня поймёт
И станет братом и поэтом.

Прошло полвека. Надо мной
Всё то же солнце, та же сущность.
И в голове моей седой
Царит потребная насущность.

«Вот так, заботой друг о друге...»

                               Е.Т.

Вот так, заботой друг о друге
И будет длиться наша жизнь.
И будут вёсны на досуге
Белить нам хладные виски.

И будет дятел тараторить,
Сосулькой плача в забытьи.
И будет солнце лихорадить
Глаз просветлённые райки.

И будет лет клубничных мякоть
С кораллом губ соединять.
И будет лес хвоёю пахнуть,
А родничок в уста врастать.

Мы позабудем все печали,
Мы отойдём от всех невзгод.
И всем концам в единочасье
Дадим естественный расчёт.

«Блекнет день в оконной раме...»

                               И.Х.

Блекнет день в оконной раме,
Весь просмотренный до дыр.
Недомолвленным сознаньем
Угасает внешний мир.

Утихают печка, шторки,
Кошки, вещи, словари.
Утихают чашки, плошки,
Белки, Стрелки, тропари.

Угасают речи, клятвы,
Бредни, сказки, пустыри.
Только ты не утихаешь
И сочишь стихом снутри.

Что ж тобою присновидит,
И какой тебе расчёт:
Из моей крови остынуть
Парой-тройкой ясных слов?

«Приходит время перемены...»

                               И. Х.

Приходит время перемены,
Грядёт заступница-Весна,
И все твои Борисоглебски
Чаруют песней воробья.

И непростительно богатый
Твой взгляд на свет и темноту
Мне открывается в стигматах,
С коими я к тебе иду.

Ты светишь захладью весенней
На окнах побуревших изб.
Ты кормишь дождиком осенним
Мой слух оравою реприз.

Ты всходишь мукой исцеленья
В ростках на ветхие поля.
Ты, по оврагам куролеся,
Смеёшься песнею ручья.

Я по следам твоим вслепую
Иду по склону своих лет,
А ты хрипишь, не умолкая,
В застывших лужах, хриплый свет.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2017 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению марта 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.