Я ненавижу людей

Зовут меня, вернее, родители при рождении назвали (царствие им... какое-нибудь) – Кэмерон Фицпатрик. Ничего имечко, да? Интересно, какому из этих двух идиотов пришло в голову меня так назвать? А может, еще кто из родственников подключился... Родственники – они ж вообще такие, лезут всегда куда не просят. Вот родственники, кстати о птичках, самые отвратительные из людей – когда вы хотите у них что-нибудь одолжить или просто попросить о чем-нибудь, у них немедленно появляются неотложные проблемы и непредвиденные расходы. А как только вы вдруг разбогатеете – они тут же появляются, роятся, как навозные мухи, со словами вроде "Томми, ты не одолжишь мне тысяч десять баксов? Это верное дело, через год верну с процентами!". Ежу понятно, что через год вы не увидите ни денег, ни родственника. Потому я родственников и не люблю. Жадные они очень.

Ну так я отвлекся. Как меня назвали эти болваны (я их всех сразу имею ввиду, на всякий случай), я уже сказал. Не скажу, что в семье я был единственным ребенком, формально у меня была сестра, которая родилась на три года позже меня и, как я понимаю, была совершенно нормальным ребенком. Возможно потому, что мой папуля был совершенно ей не папулей. О чем он прекрасно догадывался и иногда устраивал мамуле перегон из одного конца дома в другой, а мамуля во время этого вопила, как машина скорой помощи. Первое время я очень пугался этих звуков, а потом привык. Поскольку считал их неотъемлемой частью своей жизни. Порой я даже иногда с интересом наблюдал со второго этажа, как папуля с тростью наперевес несется на мамулю, а мамуля бежит изо всех сил и воет. Потом они бежали в другую сторону. И так продолжалось до тех пор, пока папуля не уставал. Мамуля, как я подозреваю, в детстве была спринтером и чемпионом мира по бегу.

Как бы то ни было, но такие занятия спортом, как я думаю, были первой соломинкой, сломавшей спину моей психики. Ну какой нормальный ребенок будет в детстве колоть папуле ногу шилом, чтобы посмотреть, пойдет ли у папули кровь, и когда эта кровь остановится? Папуле, понятное дело, мои упражнения с его конечностью совсем не нравились, и я пару раз был битым. После этого папуля спрятал все острые предметы в доме, и я довольствовался тем, что резал гусениц кухонным ножом в саду.

В киндергартен, или, выражаясь по-нормальному, в детский сад меня отправили сразу же по достижении нужного возраста, поскольку всех гусениц я уже перерезал, папуле один раз случайно проткнул сухожилие, от чего папуля стал прихрамывать (интересно, надолго ли), стеклянная посуда в доме была заменена на пластиковую и алюминиевую, – в общем, простору моей деструктивной деятельности податься было некуда. Предки определили меня в детсад с надеждой, что я найду выплеск своей энергии в каком-нибудь творчестве.

Поначалу мне это даже нравилось. Незаметно положить ложку каши в штаны к соседу по столу слева Лоренцо, а потом с удовольствием наблюдать, как Лоренцо с криком бегает по комнате, держась за свои причиндалы и винит во всем своего соседа справа Антонио. Поскольку эти два мексиканца – единственные латинос в нашей группе, то они вечно борются за первое место. Естественно, что они друг друга ненавидят и порой с удовольствием мутузят друг дружку на ковре так, что от ковра во все стороны летят нитки, а воспитателям приходится их (детей, а не нитки) растаскивать в разные углы.

Или, например, я развлекался тем, что острым лезвием (ни разу не порезавшись, кстати) надрезал резинки на трусах у девчонок. Тихонько заберусь рукой под платье, пока девчонка чем-нибудь занята, сделаю наощупь надрез, а затем жду. Она встанет, трусы хлоп об пол, малявка в рев, а я веселюсь от души. На фоне общего веселья мое особенно не выделялось.

Еще я практиковал шутку с заменой ключей от шкафчиков. Ключи-то, ясное дело, в замок не влезают, и тупые сверстники мои долго думают, почему есть дырка, есть пиписька, а эта пиписька к этой дырке не подходит. Как всегда, умные взрослые приходили и ставили все на свои места. Правда, пару раз особо настойчивые и пытливые юные исследовали все-таки умудрились впихнуть ключи куда не положено, и они там благополучно застряли. Шкафчики взломали, замки поменяли, и после этого все дети стали носить ключи не в рюкзаках, а в карманах. Новые требования безопасности, понимаете ли. Меня это не особо расстроило, потому что с моим неуемным исследовательским талантом я за несколько минут находил новых источник развлечений.

Однажды я, правда, чуть не попался. Я подлил акварельной краски в чай тем, кому успел, а когда им стало плохо, и их увели в медкабинет, оказалось, что все раненые сидели вокруг меня. То есть я остался один, которого не тронула эта странная болезнь. На меня вся группа косилась и шушукалась, а воспитательницы смотрели с большим подозрением. Но я напустил на себя равнодушый вид и, как ни в чем ни бывало, пил свой чай.

Постепенно воспитатели стали замечать, что все неприятности происходили в непосредственной близости от меня. Сложили два и два, порылись в моем шкафчике (нарушив мои конституционные права!), нашли лезвие и еще кое-чего. Много ума этим кретинам не потребовалось, чтобы понять, кто во всем виноват. Родителей вызвали, меня отчислили, и вплоть до школы я продолжал резать гусениц, прочих мелких тварей, запускать пауков в жуткие огромные трусы и лифчик нашей соседки (которые сушились на веревке во дворе!) – старой перечнице мисс Гордон (старухе было лет семьдесят пять, а до сих пор МИСС! Наверное, последняя девственница на планете), изредка ласково тыкать спящего в кресле папулю шилом в ногу, отчего папуля с бледным лицом подскакивал до потолка... И делать разные другие пакости, на которые хватало моей фантазии.

Напоследок расскажу о моей сестре, о которой я совершенно забыл. Поскольку мамуля у ней была одна (которой вполне хватало и меня), а папуля совсем другой (я его и не знал), то девчонка жила с ним. Тем более у него и средства позволяли жить гораздо роскошнее, чем жили мы. Иногда мама уезжала, а когда возвращалась, то сидела подолгу в комнате, запершись, и плакала. Папуля, видимо, прекрасно понимал, в чем тут перец, и не трогал ее. А мне было до черта любопытно, почему ж мамуля так переживает? Впрочем, любопытство мое немедленно кончалось в тот момент, когда она вручала мне очередную куклу, привезенную от сестренки.

Ах да, куклы. Совсем забыл. Мои обожаемые родители пытались сделать из меня нормального ребенка – покупали мне машинки, солдатиков и прочую дребенень для мальчиков. Все это меня совершенно не интересовало, а вот что действительно занимало, так это куклы. Я так любил взять какую-нибудь барби, раздеть ее догола, затем подрисовать что надо (и где надо), а затем медленно, с наслаждением отрезал у куклы сначала головку, потом ножки и заканчивал ручками. Потом проделывал в низу живота большую дырку и выкидывал останки в мусорный ящик. Головы я оставлял себе, как трофеи. В конце концов этих трофеев скопилась целая коробка, и, когда я подрос, не знал, что с ними делать. Но, повинуясь какому-то внутреннему голоcу, я их не выбросил, а сохранил.

В общем, любой психиатр вам скажет, что в моем детстве не было абсолютно ничего нормального. Стоит ли удивляться, что потом я свихнулся окончательно?