Нерублевские судьбы

Были в данном заведении и другие примечательные лица. Например, один кадровик-профессионал лет пятидесяти трех. Был он остр на язык и даже сумел вогнать в краску старшую санитарку, затмевавшую всех своими едкими высказываниями и лексикой местной бабы-яги, вполне соответствовавшей ее внешнему виду. Впрочем, внутри она не была вредной, и хорошо знавшие ее больные нисколько ее не опасались. Просто говорила она на своем языке то, что думала. Когда однажды кто-то сообщил, что в городском банке захвачены заложники, она тут же раструбила эту новость на всю больницу. На самом же деле проводилась обычная плановая тренировка МЧС. Кадровик тут же окрестил ее «террористкой» и до такой степени «раскрутил» ее, что теперь она боялась лишний раз показаться ему на глаза.

Память у кадровика была почти фотографическая, и он мог без запинки перечислить содержание рецептов и симптомы многих болезней. Предметом его гордости была единственная дочь, жившая с мужем в Москве. Все свои ежедневные разговоры с ней по сотовому он заканчивал всегда словами: «Целую, папа.» Любил он над всеми подшучивать и рвался на волю, полагая, что здоров, как бык.

Однако в один прекрасный день его сразил инсульт. Вместо гордого вышагивания с высоко поднятой головой по коридору он был теперь вынужден сохранять постельный режим и общаться с соседями при помощи жестов и отдельных невнятных звуков. Поскольку начинать говорить ему было легче с простых слов (ведь всем известно, что дети особенно легко воспроизводят короткие и емкие высказывания нетрезвых отцов), соседи стали приучать его общаться при помощи кратких нецензурных слов. И он достиг в этом определенных успехов ко всеобщей и своей радости. Пару недель спустя он был выписан домой, почти полностью придя в норму, и лишь слегка приволакивая левую ногу.

В соседней палате обитал мужчина с манерами типично советского интеллигента или, скорее, бюрократа. Был он в прошлом русскоязычным жителем одной среднеазиатской республики, где трудился в каком-то министерстве. После известных исторических событий он был вынужден стать эмигрантом. Выйдя на пенсию, он получил инфаркт и попал в эту самую обычную больницу для бедных. Здесь, к сожалению, не знали о его былых заслугах. На первых порах он попытался установить в палате свои порядки, но был быстро поставлен на место любителями позднего просмотра футбольных баталий и людьми более простыми и прямыми. В конечном итоге он стал в палате в некотором роде изгоем, с которым никто не желал общаться, поскольку простым работящим людям неинтересен бывший чиновник застойных времен, всю жизнь занимавшийся рутинной кабинетной работой.