HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Лачин

Король двух гетто. Беседа с Александром Тарасовым со вступительной статьёй о нём

Обсудить

Интервью

На чтение потребуется 3 часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Новое обсуждение
Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 25.12.2014
Оглавление

4. Был ли в СССР марксизм
5. Что ждёт Китай и Латинскую Америку
6. Почему развалился Советский Союз

Что ждёт Китай и Латинскую Америку


 

 

 

Лачин: И ещё, вопрос об особом пути, коль скоро речь зашла о развивающихся странах. Один мой знакомый профессор истории, человек в достаточной степени проницательный, заметил, что был поражён степенью социального расслоения в Китайской Народной Республике. Хотя уточнил, что также заметил во время своей поездки несомненные успехи. Какой путь, по вашему мнению, более верен: левоцентристский, провозглашённый странами Южной Америки – или же политическая и экономическая модель китайского образца?

 

Александр Тарасов: Маоизм сам по себе, как политическая доктрина – это вариант мелкобуржуазного (в данном случае – крестьянского) грубо-уравнительного (казарменного) социализма. Он не имеет никакого отношения к марксизму, кроме заимствованной терминологии и догматического повторения отдельных положений. То есть это местный, специфически восточный вариант сталинизма, который как идеология тоже был немарксистским мелкобуржуазным уравнительным социализмом, но в первую очередь городским, бюрократическим. В чистом виде маоизм (как крестьянский грубо-уравнительный социализм) был воплощён в Кампучии – не только в идеологии, но и на практике. Просто Мао и КПК первоначально очень сильно зависели от СССР – и в военном, и в экономическом отношении – и потому вынуждены были заимствовать не только терминологию, но и стратегию с тактикой (проводить индустриализацию, коллективизацию, ликвидацию неграмотности и т. п.). К тому же, конечно, и само руководство КПК было неоднородно. Но как только это стало возможным, как только Китай оказался достаточно силён, маоисты «откололись», а затем в ходе пресловутой «Великой пролетарской культурной революции» Мао и его группа повсеместно уничтожили своих противников в партструктурах сверху донизу. Наступил китайский Термидор, который после смерти Мао, при Дэн Сяопине, стал медленно перерастать в Директорию. То есть здесь вновь повторились те же этапы, о которых я писал в «Национальном революционном процессе».

К настоящему моменту процесс директоризации зашёл уже очень далеко. Де-факто Китай «строит капитализм» под красным флагом. Отсюда – и ужасающее имущественное расслоение, и прочие социально-экономические диспропорции. К тому же мы ещё и не имеем полной картины происходящего в стране, так как в Китае строга государственная цензура и негативные социально-экономические данные скрываются. Скажем, в начале нынешнего мирового экономического кризиса в КНР, по официальным данным, было 9,1 млн безработных. Все эксперты уверены, что эти данные занижены более чем вдвое. Следовательно, реальная цифра должна быть где-то около 23 млн. Но это – данные только по городской безработице. Данные по сельской безработице вообще засекречены, в то время как Китай в первую очередь – аграрная страна. Те же зарубежные эксперты, сопоставляя различную разрозненную официальную информацию в начале кризиса, подсчитали, что из одних только сельских безработных, которые искали временную работу в китайских городах, её не нашли (и вернулись в деревню) еще 73 млн. Сами китайские власти до кризиса оценивали «избыток рабочей силы» в деревне в 150–170 млн человек. Это, конечно, не то же самое, что безработные, но это люди, которые в условиях капиталистической экономики не могут себя уверенно в деревне прокормить.

При этом надо иметь в виду, что даже из признанных официально таковыми городских безработных пособие по безработице получает меньше трети и размер таких пособий обычно – 70% от минимальной зарплаты, то есть прожить на эти деньги нельзя (или очень проблематично), а срок получения пособия в самом благоприятном случае не превышает 35 месяцев. К тому же в Китае подавляющее большинство граждан не получает пенсий. Одновременно в стране существуют вполне легально миллионеры и миллиардеры, и наблюдается чудовищная по размерам коррупция. То есть социальные катаклизмы в Китае неизбежны, и они ещё впереди. Поступающие в последние годы сообщения о забастовках, бунтах и массовых беспорядках с кровавыми жертвами – это ещё даже не цветочки.

Когда вы говорите о китайском «экономическом образце», вы, конечно, имеете в виду стремительный промышленно-технологический рывок Китая, ставшего второй экономикой планеты и претендующего на то, чтобы стать первой. Но надо иметь в виду, что это сделано путём добровольного превращения Китая в «мастерскую мира», обслуживающую в первую очередь интересы капиталистической метрополии и выполняющую за метрополию грязную работу, – путём сверхэксплуатации своих граждан, разрушения их здоровья, а заодно и разрушения в Китае окружающей среды, уничтожения природы. Руководство КНР, строго говоря, решило максимально задействовать тот ресурс, которым располагает страна: огромную, практически неисчерпаемую армию рабочей силы, самую крупную на планете. Рабочая сила – это важнейшая часть производительных сил, чем больше у вас занятых в производстве трудящихся, тем больше продукта (в том числе прибавочного) будет произведено, а следовательно, и больше извлечено стоимости (в том числе прибавочной). Если же эта рабочая сила будет крайне дешева, как в Китае, разумеется, это гарантирует грандиозное накопление средств, позволяющее совершить экономический рывок. Но надо иметь в виду, что это технологически отсталый путь (технологически прогрессивный – это увеличение продукта за счёт повышения производительности труда и, в первую очередь, за счёт новых технологий, наукоёмких и освобождающих работника от тяжёлого, изматывающего труда) и к тому же антигуманный. Китай, конечно, может пытаться снизить свою зависимость от «первого мира», развивая внутренний спрос (что сейчас и делается), но это неизбежно ведёт к росту стоимости рабочей силы, то есть делает Китай менее привлекательным для западного капитала и менее конкурентоспособным.

Говоря иначе, проблемы, с которыми сталкивается Китай и которые всё более нарастают, – это проблемы чисто капиталистические, а вот методы решения этих проблем (не частных, таких как инфляция, а общих) китайскому руководству известны лишь суперэтатистские: государственное регулирование (ограничение и, в редких случаях, поощрение) и планирование. Есть такая интересная книга Джованни Арриги «Адам Смит в Пекине». Из неё хорошо видно, что китайское руководство всё время балансирует между неосталинистскими методами и неокейнсианскими, причём неокейнсианские методы насаждаются сталинистским путём. Это очень шаткое, почти шизофреническое поведение, вечно так продолжаться не может.

Что касается левых режимов Латинской Америки (я не имею в виду, разумеется, Кубу), то там другие проблемы. Напомню, что эти режимы были приведены к власти в основном новым политическим субъектом – новыми социальными движениями. Новые социальные движения представляли на политической арене мобилизованные социальные низы, тех, кто особенно пострадал от неолиберализма, – и выражали их волю. На политическую сцену вышли те, кто раньше вообще был вне политики, или те, кого (как шахтеров в Боливии) последние два десятилетия из политики исключали. Неолиберализм отбросил в этих странах за черту бедности две трети населения. Вот эти две трети (индейцы, городские безработные, бездомные, прекарии, безземельные крестьяне) и привели к власти основные левые режимы Латинской Америки. В некоторых странах (Боливия, Эквадор) фактически имели место народные революции (в Эквадоре по сути бескровная, в Боливии – с большим количеством жертв). Традиционные левые партии (включая коммунистов, троцкистов и т. п.) остались либо за бортом этого процесса, либо плелись в хвосте новых социальных движений, либо, интегрировавшись в буржуазную парламентскую систему, прямо противостояли им.

Формально левые режимы пришли к власти через институты буржуазной демократии – и эти институты не были демонтированы. Сам процесс – процесс «левого поворота» в Латинской Америке – был неоднороден и неоднотипен. В Венесуэле, Боливии, Эквадоре левые правительства были порождены новыми социальными движениями. В Бразилии – блоком новых социальных движений и традиционных левых партий. В Аргентине – стихийным возмущением пострадавших от неолиберальной экономической катастрофы социальных слоёв, поддержавших традиционные левые и левоцентристские партии и относительное небольшие новые социальные движения. В Никарагуа к власти вернулись бывшие леворадикальные партизаны, к тому моменту ставшие левосоциалистической партией. Нечто похожее произошло в Сальвадоре и в Уругвае. В Парагвае и Гондурасе не оформленные по сути в политические партии и движения социальные низы поддержали левых президентов (и это отсутствие организованных политических сил, на которые можно было бы опереться, стоило обоим президентам постов). Наконец, в Чили левоцентристское правительство было приведено к власти блоком традиционных левых и социал-либералов, что заранее (помимо невозможности изменить пиночетовскую конституцию; см. об этом материал Мануэля Риеско «Умер ли Пиночет?» – http://saint-juste.narod.ru/umer_li_pinochet.html) обрекало вроде бы левое правительство на «косметический ремонт» капитализма.

Говоря иначе, во всех этих странах сохранены и капиталистическая экономика, и буржуазные политические институты. И до тех пор, пока они не демонтированы (в первую очередь не ликвидирована частная собственность на средства производства), нельзя говорить о необратимости «левого поворота» и стабильности самих левых режимов. Это очень хорошо показали перевороты в Гондурасе и Парагвае и временный приход к власти правых в Чили. В большей или меньшей степени лидеры левых режимов в Латинской Америке это понимают. Отсюда и меры по национализации и государственному регулированию в Венесуэле, Боливии, Эквадоре, Аргентине. Но это – откровенно недостаточные меры. Более решительные шаги, однако, требуют демонтажа существующей политической системы. Это поняли Чавес и, отчасти, Моралес (отсюда – реформа конституции, в случае Венесуэлы – частичная реформа политической системы, попытка собрать все силы в один кулак, в единую партию, в случае Боливии – частичная реформа культурно-образовательной системы).

Однако до тех пор, пока в руках у буржуазии будет экономическая власть (то есть владение средствами производства) и пока будут сохраняться буржуазные политические институты, в том числе традиционная партийная система, левые режимы не только не смогут в полной мере и успешно реализовывать свои прогрессивные планы, но и не будут достаточно прочными. Когда Чавес приезжал в ноябре 2004 года в Москву, я ему публично задавал вопрос: где гарантия того, что в Венесуэле не повторится трагедия Чили, ведь Альенде тоже свергли не с первого раза? И Чавес ответил, что в Венесуэле, в отличие от Чили, во время попытки переворота в 2002 году, не нашлось не только ни одного рода войск, но даже ни одного воинского соединения, которое полностью и сознательно поддержало бы переворот. И я понял, что Чавес не осознаёт, что военный переворот – это лишь последний удар, что без предыдущей кампании экономической и политической дестабилизации, дошедшей до уровня вялотекущей гражданской войны, никакого военно-фашистского переворота в Чили не было бы (я писал об этом в статье «Хватит врать о Пиночете! Правда о Чили» – в журнале «Свободная мысль-XXI», 2001, №3; http://saint-juste.narod.ru/pin.htm).

То есть мы опять сталкиваемся с отсутствием хорошо разработанной, современной левой теории. В результате практика носит стихийный и ненаучный характер. Чавес мог говорить о «социализме XXI века», Эво Моралес – предлагать социалистически-индеанистский «Манифест Острова Солнца», но всё это не опирается на серьёзную, хорошо разработанную теорию. Хотя лидеры левых режимов в Латинской Америке прекрасно знают, что их главным врагом является империализм США (поэтому, в частности, они активно развивают проект континентального экономического сопротивления Вашингтону в качестве основы начинающейся континентальной революции – я об этом писал в статье «Не “левый поворот”, а континентальная революция»: http://russ.ru/pole/Ne-levyj-povorot-a-kontinental-naya-revolyuciya), они, похоже, не понимают, что Вашингтон ими просто пока ещё всерьёз не занимался, решая империалистические задачи на Ближнем и Среднем Востоке, в исламском мире. А вот когда он ими займется всерьёз, задействовав местную буржуазию (и другие правящие и привилегированные классы и слои, а классы – это огромные массы людей), левые режимы столкнутся с необходимостью ликвидации частной собственности на средства производства и введением революционной диктатуры – потому, что только первое может отнять у классового врага реальную власть (власть экономическую) и только второе может подавить отчаянное (в том числе и вооружённое) сопротивление классового врага. Как я вижу, этого понимания пока нет, а есть надежда, что сегодняшние взаимоотношения с США и их союзниками на грани мирного сосуществования и «холодной войны» могут длиться ещё очень долго.

То есть Китай – это вообще не путь, а латиноамериканский «левый поворот» – путь наощупь.

 

Лачин: Идёт ли в Китае тот же процесс перерождения, что и в СССР, приведший к горбачёвской перестройке? И, следовательно, грозит ли Китаю подобный конец? Или же их проблемы другого рода, и опасность им грозит другая? И ещё один вопрос, о южноамериканском регионе. Считаете ли вы, что Кубе после Фиделя Кастро грозит перерождение, подобное произошедшему в ВКП(б)-КПСС? Или этот процесс уже идёт?

 

Александр Тарасов: Китай вступил на тот же путь, что СССР, раньше самого СССР. «Реформы» Дэн Сяопина, то есть переход от Термидора к Директории, начались, напомню, на 20 лет раньше горбачевской «перестройки». Другое дело, что они стартовали на иной, куда менее благополучной, чем в СССР, базе: Дэн и его сторонники фактически имели дело со страной, полуразрушенной «культурной революцией», страной, где были истреблены (или отправлены в деревню «на перевоспитание») многие профессиональные кадры, страной, испытывавшей острейшую нехватку специалистов, научных кадров (да и просто образованных людей), страной с крайне отсталой и частично разрушенной промышленностью, страной, где царил жесточайший дефицит и властвовала по сути «государственная анархия», когда реальная централизованная управляемость экономикой даже на уровне провинции давалась с невероятным трудом. В этом смысле переход тогдашней КНР к политике «открытых дверей» и « четырёх модернизаций» (как это официально называлось) можно сравнить с переходом советских республик к нэпу. Отличие от СССР заключалось ещё и в том, что в КНР широко проводились эксперименты на основе местной инициативы, то есть шли – вразрез с практикой «культурной революции» (и с горбачевской «перестройкой») – не централизованные кампании, а поощрялись региональные эксперименты, «творчество на местах» и, конечно, экономические преобразования опережали политические (в СССР было наоборот).

Однако одинаковые типологически процессы должны были вести к одинаковым результатам. Собственно, к этому дело и подошло, когда в апреле-июне 1989 года разразились знаменитые события на площади Тяньаньмэнь (Тяньаньмынь). Подавление антиправительственных выступлений с помощью танков принято связывать со страхом партийной верхушки (включая Дэна), что она утратит власть. Это ерунда. Никаких других претендентов на власть, кроме номенклатуры, тогда в Китае не было. Но высшая партийная верхушка, в отличие от советской, состояла из старцев, хорошо помнивших Гражданскую войну в Китае – и перспектива её повторения, фактического распада страны и утверждения в регионах нескольких противоборствующих военно-политических клик их ужасала. Кроме того, они помнили, что Китай – ядерная держава, а в здравомыслие соотечественников явно не верили. Наконец, китайское руководство было в умственном отношении на голову выше советского «перестроечного»: советские «вожди» просто росли по бюрократической линии, занимаясь мелкими интригами и подсиживаниями, а китайские руководители прошли жесточайшую школу выживания в кровавых мясорубках Гражданской войны и «культурной революции».

Наконец, в СССР «перестройка» стартовала в условиях диктатуры победившего мещанства и развитого советского «общества потребления». А в КНР «четыре модернизации» начались в условиях другого варианта мелкобуржуазного общества – милитаризованной диктатуры фанатиков уравнительного крестьянского социализма. Поэтому «общество потребления» построено в Китае только сейчас. И только сейчас в КНР сложилось мещанское общество, похожее на советское мещанское общество «предперестроечного» и «перестроечного» типа. Это – мина замедленного действия, и она ещё рванёт.

Я думаю, однако, что трагический пример СССР, с его развалом и последующей экономической катастрофой и кровавыми вооружёнными гражданскими конфликтами в постсоветских республиках, постоянно стоит перед глазами руководителей КНР – как возможный кошмар. И это – один из серьёзных факторов, влияющих на политику китайского руководства и, следовательно, на будущее страны.

Теперь – о Кубе. Чтобы ответить на ваш вопрос, мы должны понять, на каком этапе своей революции находится сейчас Куба. Ответить на вопрос, когда этап революционной демократии в ходе Кубинской революции сменился этапом революционной диктатуры, нетрудно: это случилось после (и под воздействием) Плайя-Хирон. «Перерождение», о котором вы говорите, – это Термидор. Что мы знаем о том, как выглядит Термидор в случае суперэтатистской революции? Во внутренней политике Термидор проявляется в развёртывании массовых репрессий против сторонников продолжения (углубления) революции, революционных преобразований; в реализации руководством страны интересов мелкобуржуазных кругов; в сворачивании социально-политических и культурных революционных экспериментов и в переориентации на сугубо практические экономические задачи; в отказе от опоры на сознательные слои трудящихся и в замене такой опоры ритуальной и искусственно организованной и срежиссированной «поддержкой» населения; во внешней политике – в отказе от интернационализма и прямой поддержки революционной борьбы за рубежом; в переходе либо на имперские, агрессивные (если позволяют условия и амбиции), либо на «нейтралистские» позиции; в попытках установить «нормальные», «взаимовыгодные» отношения с зарубежным классовым врагом. Так это было и в СССР, и в Китае, и в Югославии (несамостоятельные суперэтатистские страны в расчёт не берём). Наблюдаем ли мы всё это в случае Кубы? Вроде бы нет.

В бывших советских республиках мало кто знает, что в 60-е годы кубинское руководство успешно отразило советскую попытку искусственно термидоризировать Кубу. Компартия Кубы возникла путём объединения в 1961 году партизанского «Движения 26 июля», Революционного директората 13 марта и просоветской Народно-социалистической партии (НСП). НСП, руководствуясь указаниями из Москвы, долгое время не поддерживала партизанскую борьбу на Кубе и присоединилась к ней лишь в самый последний период. И представители НСП в руководстве новой объединённой организации, возглавляемые Анибалем Эскаланте, по заданию из Кремля пытались как минимум заставить кубинское руководство отказаться от социально-экономических революционных экспериментов и от поддержки революционных (в первую очередь – партизанских) движений за рубежом, а как максимум – оттеснить от власти Кастро и вообще представителей бывшего «Движения 26 июля». Эскаланте и его товарищи составили фракцию, проводили тайные совещания (в том числе с советскими и восточноевропейскими эмиссарами) и разработали план фактического перемещения власти в руки сторонников кремлёвской линии. В 1968 году кубинское руководство вскрыло эту деятельность, квалифицировало её как «фракционный заговор» и отправило главных «фракционеров» под суд. К тому моменту кубинское руководство (в том числе устами Фиделя Кастро и Че Гевары) уже несколько лет публично крайне резко критиковало линию КПСС как в вопросах экономики, так и «революционной морали» и внешней политики и претендовало на позицию «третьей силы», участвуя в Движении неприсоединения и сколачивая внутри этого Движения радикальный блок. Советские (и восточноевропейские) партчиновники отвечали кубинцам симметрично. Отношения между Кубой и СССР быстро ухудшались почти все 60-е годы (особенно – с момента прихода к власти Брежнева). На разгром фракции Эскаланте СССР ответил максимальным сворачиванием всех связей с кубинским руководством и сокращением до минимума поставок на Кубу. Однако кубинцы на давление не поддались.

Нормализация отношений между Кубой и СССР началась после силового подавления «Пражской весны», когда Кастро – ко всеобщему изумлению – поддержал позицию Кремля. Поддержал потому, что кубинское руководство ждало – буквально со дня на день – американского вторжения, а в этих условиях окончательный разрыв с СССР был самоубийством. Но и в 70-е, когда Куба стала в куда большей степени воспроизводить советские экономические образцы, это не превратилось в стопроцентное копирование советской системы, а в области управления и обращения к массам кубинское руководство по-прежнему (хотя и с коррективами, в том числе бюрократического характера) продолжало развивать собственную линию, причудливо сочетавшую армейский авторитаризм и постоянные эксперименты по демократическому включению достаточно больших групп населения в те или иные формы управления и контроля. Никаких массовых репрессий против героев Кубинской революции в 70-е и позже не было. Не было и отказа от интернационализма и поддержки революционных сил за рубежом, независимо от позиции СССР. Достаточно вспомнить, что Куба послала войска на помощь Анголе, не согласовав свои действия с Кремлём – и в Москве об этом узнали только тогда, когда советский посол в Гвинее-Бисау обнаружил в столичном аэропорту садившиеся на дозаправку кубинские самолёты с добровольцами.

Политика «затягивания поясов» в период «особого режима в мирное время» в 90-е и последовавшая затем экономическая «либерализация» (как принято говорить на Западе) не выглядят как действия идеологического характера, а являются экстраординарными мерами по спасению экономики Кубы в условиях, с одной стороны, развала и экономического кризиса в бывшем СССР, распада Восточного блока (то есть в условиях утраты Кубой основных экономических партнёров), а с другой – в условиях продолжения экономической блокады со стороны США и их сателлитов. Всё это напоминает советский нэп, а нэп был введён в период революционной диктатуры и ликвидирован как раз в период Термидора.

А вот каковы пределы политики «либерализации», к каким отдалённым последствиям (в том числе политическим и идеологическим, в связи с неизбежным нарастанием имущественного расслоения, формированием «общества потребления» и т. п.) она может привести, понимают ли это кубинские власти и что они собираются делать, – это другие вопросы.

В целом же, как показывает практика, любой из пяти обязательных этапов национального революционного процесса может продолжаться так долго, как это ему позволит экономика. Это, видимо, единственный серьёзный ограничитель длительности любого этапа, в том числе этапа революционной диктатуры.

 

 

 


Оглавление

4. Был ли в СССР марксизм
5. Что ждёт Китай и Латинскую Америку
6. Почему развалился Советский Союз
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!