Повесть о Сухотинском монастыре

На чтение потребуется два с половиной часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

А с чего начинать? С кого начинать? То, что день и ночь советуются, обсуждают между собой Пётр Гаврилович и Варвара Александровна – от этого дело с места не сдвинется. Надо к знающему человеку подходить, к тому, кто разбирается в церковных строительных делах. Значит, надо ехать в патриархию и там справлять эти подготовительные дела.

Так и поступил Пётр Гаврилович. Вместе с женой поехали в Тамбов, имея на руках разрешение епископа Ионы на строительство каменного храма.

И первым делом постарался, чтобы его принял сам епископ Иона.

Пётр Гаврилович детально пересказал епископу всё то, что они, Сухотины, испытали за последнее время, как пришли к исцелению и как теперь хотят отблагодарить Пресвятую Богородицу за её дар великий для них.

Епископ выслушал Петра Гавриловича и благословил на богоугодное дело. Направил пришельца в канцелярию для ознакомления с проектами храмов и для знакомства с архитекторами. Прощаясь, епископ Иона напутствовал Петра Гавриловича:

– Храм поставите, и пришлю вам священника молодого, уж очень душевно сам сочиняет и произносит проповеди. Мало кто ныне способен к такому сочинительству. И к иконам надо будет отнестись со всем вниманием и прилежанием. Своё иконописание надо налаживать, если вы готовитесь основать обитель. Подберите троих, которые тянутся к живописи, да присылайте их к нам на обучение иконописанию. А то ведь что видим? Многие иконы писаны подлым обычаем и на скаредных досках. А в храмах наших должно быть иконное благолепие. И в богослужении блюдите порядок. Иначе веру извратим со временем. Надо жёстко следовать канонам.

 

В канцелярии Пётр Гаврилович нашёл того, кто растолковал ему о строительстве храмов. Это был пожилой, седой священнослужитель отец Иннокентий. Раскинув перед Петром Гавриловичем альбом с аршинными квадратными листами, отец Иннокентий стал показывать и рассказывать, как строятся, какими бывают храмы.

– Церковь бывает одно- и многопридельная, соответственно количеству престолов и алтарей в храме. Приделы делаются потому, что существует запрет совершать на одном престоле более одной литургии в день. Это в память принесения Иисусом Христом единой на все времена жертвы на Голгофе. Наличие же нескольких престолов в храме позволяет совершать несколько литургий в день, другие службы и требы разной степени торжественности. Каждый престол освящается в честь какого-либо святого или христианского праздника. Если в церкви несколько престолов, то каждый посвящается своему святому, а церковь носит название главного престола.

– Мы определяемся на трёхпрестольную церковь, – сказал Пётр Гаврилович. – Сам я Пётр, жена моя – Варвара. Вот для святого Петра Афонского престол, для великомученицы Варвары престол. А главный престол – это ей, Пресвятой Богородице. Трёхпрестольная…

 

– Благо, благо, – похвалил отец Иннокентий. – А коль трёхпрестольная, то и трёхглавая церковь будет. Три главы её – это символ святой Троицы, Бога-отца, Бога-сына и Бога-духа. Теперь о куполах поговорим. Купол даёт чувство безопасности, выражает заступничество, направляемое Божьей милостью, единение всех христиан в церкви. Форма купола бывает, например, в форме древнерусского шлема или луковичной главы. Вы сами бывший военный?

– Майор артиллерии в отставке.

– Тогда вам по сердцу будут купола, как древнерусский шлем. Как?

– Именно так, – живо согласился Пётр Гаврилович.

– И перейдём к колоколам. Колокола могут находиться над притвором: в колокольне, в закрытой или открытой звоннице. Высокая колокольня предпочтительнее, так как звук колокола далеко слышен. Но это затратно – строить отдельную колокольню

– А что вы сами, отец Иннокентий, предпочитаете?

– Я предпочитаю колокол, установленный в колокольне над притвором. Потому как вход на колокольню из подсобного церковного помещения, лишний человек не поднимется без спросу к колоколу.

– Значит, быть по сему, – заключил Петр Гаврилович, – колокол над притвором.

Договорились окончательно, что храм будет трёхпрестольным, трёхкупольным, с колокольней над притвором.

– А теперь поезжайте домой, – сказал отец Иннокентий, – а завтра, самое позднее послезавтра я пожалую к вам с архитектором и на месте уже будем думать и определяться с храмом. На месте. А пока в путь добрый.

 

На полпути к имению у озера остановились перекусить и дать лошадям передохнуть. Захар Фёдорович ослабил на лошадях сбрую, принёс из озера воды, попоил их. Пока Варвара Александровна готовила снедь – пасхальные крашеные яйца, добрую ветчину с прослойками, домашние колбаски, зелёный лук, клюквенный морс домашнего приготовления – Пётр Гаврилович пошёл размяться вдоль берега. Отошёл от повозки саженей на сто и чуть ли не нос к носу столкнулся с помещиком Сергеем Петровичем Вязововым. Неприятная для Петра Гавриловича встреча, но не сделаешь вид, что не заметил, не пройдёшь мимо. Поздоровались. За плечом у Вязовова было ружьё, на поясном ремне висели две убитых утки.

– А-а-а, соседушка, Пётр Гаврилыч! – воскликнул от неожиданности Вязовов, протягивая руку Петру Гавриловичу.

– Рад, рад приветствовать, – ответил рукопожатием Пётр Гаврилович. – Охотимся?

– Да вот, балуемся, – отмахнул рукой Вязовов, – можно сказать, время проводим. А вы, Пётр Гаврилович, не балуетесь ружьишком?

– Нет, не балуюсь. С детства не любил убивать безоружных.

– А на войне?

– На войне нет безоружных, там или ты, или тебя. На то она и война. А тут что ж… Вот она, уточка-то, ну, какое у неё оружие? Она же не может ответить тем же.

– Ну, вы сказали, Пётр Гаврилович. На то она и уточка, чтобы на неё охотиться.

– Вы правы, Сергей Петрович. Но вот что меня коробит. Живая же душа. Она ведь всю зиму в далёких краях тосковала по родине. А потеплело, она и потянулась к родным местам. Тысячи вёрст преодолела, истратила в этом долгом полете всё то, что в теле накопилось, дотянула до родного болота, а её тут чем встретили, огнём и свинцом? Она же не может без родины, а родина её вон как. Где ж тут справедливость? В чём она? А если бы нас – вас вот, меня – так родина встречала? Каково нам было бы?

– Интересная у вас философия, Пётр Гаврилович. Может и я, когда войду в годы ваши, так же стану рассуждать – не убий. А пока не чувствую раскаяния в совершённом. Не я придумал это, не я. Он придумал, Создатель. Слышал, хлопочете о строительстве храма в имении?

– Уже похлопотал. Разрешение имею. Вот-вот начнём строить.

– Доброе дело. Могу в долю войти. Одним вам, наверное, трудновато будет поднять такую тяжесть. Помогу, чем могу.

– С божьей помощью поднимем. А за предложение помощи благодарствую. Пока не требуется.

– Ну, коль так, то прощайте, Пётр Гаврилович. Потопаю восвояси. Вы на лошадках, а мы на своих двоих, до вечера надо домой воротиться.

И Вязовов скрылся в мелком лесочке.

И лес, и озеро – это всё было угодьями Сухотиных, но Пётр Гаврилович и намёка не дал Вязовову на то, что он охотится без разрешения не на своих землях.

 

На подъезде к имению Сухотины вглядывались в холм, на котором будет стоять их трёхпрестольная церковь с золотыми куполами – шлемами и звонницей над притвором. Видели храм воочию и мысленно молились, поклонялись ему.

– Петя, что хочу сказать тебе, – тихо проговорила Варвара. – Этой ночью я с кем-то из святых общалась. Не знаю, с чего, но даже во сне мне так уж хотелось плакать, так уж хотелось. И вот старец очутился предо мной, спрашивает меня:

– Сколько раз в день творишь Иисусову молитву?

– Ой, мало, батюшка, времени нет...

– А в храм каждый день ходишь?

– Ой, редко, батюшка, хожу в храм, времени нет...

– Ясно, радость моя, – говорит старец, – закрутилась ты в мирских делах, деток растишь.

– Нет, батюшка, у нас деток, вдвоём с мужем моим, Петром Гаврилычем мы живём.

Старец прижимает руку к груди, как будто ему стало трудно дышать, а в глазах его удивление:

– Так куда же у тебя время уходит, горе ты моё?

И я бросаюсь на колени перед старцем и рыдаю:

– Я исправлюсь, я буду стараться, мой добрый батюшка.

Петру Гавриловичу нечего было сказать, всё верно – и молитву надо бы чаще творить, проговаривать, и в храм ходить, не лениться, и деток нет у них, а потому времени много, а они вот…

– Успокойся, Варенька, вот храм свой поставим, обустроим всё по высшему разряду, в нём и будем вставать пред Богом да просить его милости всемогущей. Поставим свой храм.

 

Встреча с соседом-помещиком оставила неприятный осадок в душе Петра Гавриловича. Пред ним всё стояло улыбающееся молодое лицо с бегающими глазками Вязовова. А на поясе его две безжизненно болтающихся утки. По определению Петра Гавриловича, молодые люди типа Вязовова – это люди новые, не блюдущие устоев древней Руси. Непочтительные. После войны 1812 года поражены желанием всему произвести ревизию, всё обновить, переделать на свой лад.

«Или от их молодости, что ли, проистекает их подозрительность к старине, – рассуждал он сам с собой. – Будто фомы неверующие. А амбиций-то, а апломба-то – лошадь не перепрыгнет. А в годы войдут, постареют, сделаются такими же, как мы, почитателями старины? И на смену им придут их дети, их внуки с новыми запросами, с новыми повадками. И повторится всё то, что имеем ныне».