Уроки музыки

 

Мои рассказы-зарисовки из «мемуарной» серии: рассказы-эскизы, рассказы-воспоминания, рассказы автобиографические и полубиографические… о детстве и юности, об эмиграции и прочем…

 

На чтение потребуется 3 часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

 

 

 

 

– Мы все приглашены, включая тебя... почему ты не хочешь пойти? Она тебя очень любит, – говорит бабушка.

Да, прямо уж любит, мысленно усмехаюсь я, интересно, в какой форме её любовь выражается. Речь идёт о тёте Лизе, к которой мы должны идти на день рождения и которая, как они сами все говорят, «женщина холодная и никого, кроме себя, не любит»... так при чём же тут её ко мне любовь?

– Давай, не трать попусту время, – продолжает бабушка, – лучше одевайся. Ты уже решила, что надеть?

Ну что там решать? Конечно, одену мое зелёное кремплиновое платье с белым воротничком... мне идёт этот цвет, ну и потом, это единственно приличный для такого мероприятия наряд... хотя, конечно, можно было бы одеть то, яркое, из парижской посылки... нет, не пойдёт, оно слишком короткое: придётся выслушивать всякие замечания от родственников. Да вообще, о чём я думаю... я ведь не собираюсь никуда идти...

– Я останусь дома. Мне там скучно, – говорю я.

– Причём тут скучно? Ты думаешь, что нам там очень весело?

– Она всегда хочет чем-то от всех отличаться и оригинальничать, – замечает мама. – Ты просто не любишь своих родственников. И что они тебе плохого сделали? – это она уже обращается ко мне.

Ничего, думаю я, ничего они мне плохого не сделали... как, впрочем, и ничего хорошего.

– Раз пригласили, значит, надо идти, – говорит папа. – Раз пригласили нас всех, надо идти всем!

Логика железная. Я сдаюсь и начинаю натягивать на себя зеленое кремплиновое платье. Вообще-то, сегодня здорово жарко в кремплине, духота, обещали грозу. Может быть, всё-таки, то коротенькое одеть, оно полегче...

 

– Ну что вы там копаетесь?! – гремит папин голос. – Я уже давно одет и жду в дверях.

– Ты всегда готов и ждёшь! – кричит в ответ мама. – Не спеши так, никуда ты не опоздаешь! Кого ты там не видел? Ты меня вечно торопишь, а мне ещё надо накраситься.

– Мы приглашены на пять и должны быть точно в пять! Что это у вас, женщин, за манера вечно опаздывать?! Это полное неуважение к хозяевам. Я вам даю на сборы ещё десять минут, не больше! – папа уходит ждать на улице.

Как странно, по его разговору создаётся впечатление, что он всю жизнь провел в армии.

– Хорошо, хорошо... иди себе на улицу... дай мне спокойно докраситься... почему я вечно должна спешить? – ворчит мама, стоя перед зеркальным шкафом, держа в руке тюбик красной помады.

Красная помада уже давно вышла из моды: сейчас губы красят светлой, почти белой, и я пытаюсь маме это объяснить, но она всё-таки любит красную. Так же, как и почти все женщины её возраста, которых я знаю. После их поцелуев везде остаются очертания их красных губ, а целоваться они любят. При встречах, прощаниях, поздравлениях и вообще... им только повод дай... особенно, детей... хорошо, если в щёку, а не в губы... потом эту красную химию отдирать силой приходится... брррр!

В общем, хочу не хочу, а иду со всеми в гости отмечать тети Лизин день рождения. А там, в тесной однокомнатной квартирке за круглым столом всё как обычно: те же участники, те же разговоры, та же еда. Моего возраста – никого, общаться не с кем: скучно...

 

Звонок в дверь. Входит приятная пара лет тридцати с ребёнком. Это племянник именинницы со своей семьёй. Все на редкость красивой внешности, по виду импортные, разговорчивые, вносят определённое оживление в многократно пережёванную и потерявшую вкус застольную беседу.

Мальчишка – очаровательное создание лет пяти: умненький, хорошенький, улыбчивые глазки, с ходу тянется ко мне на колени.

– Тебя как зовут? – он смотрит на меня с недетским любопытством.

– К взрослым тётям надо обращаться на Вы, помнишь, как я тебя учила? – поправляет его мама.

Мальчик отмахивается:

– Ладно, пусть будет «Вы». Так как тебя зовут?

Называюсь: мне всё равно, на ты или на Вы... хоть с кем-то можно будет пообщаться.

– А тебя?

– Я – Лёвушка! – представляется он, вызывая всеобщие улыбки. – Давай играть во что-то.

Ну что ж, поиграем.

– А во что ты, Лёвушка, любишь играть?

Вместо ответа Лёвушка проводит рукой по моим волосам.

– Какие у тебя красивые, длинные волосы! – произносит он с восхищением.

– Спасибо, – улыбаюсь я. – Так в какую игру ты хочешь играть?

Как будто не слыша моего вопроса, мальчик гладит мои волосы... на его лице блуждает странная улыбка и выражение глаз какое-то загипнотизированное. Он продолжает водить своей ручонкой по волосам вверх-вниз, вверх-вниз... и вдруг... как дёрнет из-за всей силы за прядь!

Я, делая вид, что ничего не произошло, осторожно вытаскиваю волосы из его кулачка.

– Хочешь, будем играть в крестики-нолики?

– Я не умею, – Лёвушкина ручонка опять тянется к моим волосам. – Я только поглажу немножко, – шепчет он, погружая пальчики в волосы. Вскоре к первой ручонке прибавляется вторая. На Лёвушкином личике появляется знакомая улыбка, и в его глазах поблёскивает вожделение. Дёрг! Цепкие пальчики впиваются в пряди и изо всех сил тянут вниз. Дёрг!

Моему терпению приходит конец.

– Ой! Ну, что ты делаешь? Мне ведь больно!

– А мне так нравится! – ребёнок смеётся: в его глазах нескрываемое удовольствие.

Смеётся и его мама.

– Ах, наш Лёвушка обожает длинные волосы... вот такие, как у вас. У него вообще не по возрасту развито чувство эстетики. Мы уже водили его в художественный музей и ему там очень всё нравится, – объясняет она присутствующим. – А ваши волосы, – продолжает она, – для него просто праздник… ведь это ничего, что он с ними играет, правда?

– Ну, пожалуйста, пусть играет, только... – мне как-то неудобно портить праздник такому очаровательному, эстетически развитому малышу, тем более что и мама его просит.

– Ну вот и хорошо, – улыбается мама. – Лёвушка, ты ведь не будешь тётю тянуть больше за волосы, правда? – обращается она к своему чаду.

Чадо распахивает голубые, невинные глазёнки и мотает из стороны в сторону головой.

– Ну вот видите, Лёвушка больше не будет.

 

Игры продолжаются.

– Хочешь, я тебе что-то нарисую? – спрашиваю я.

– Угу... – соглашается Лёвушка.

Чудесно, думаю… рисовать я люблю. Достаём лист разлинованной в клеточку бумаги и какой-то химический карандаш с резинкой: другого нет... ну ничего, и этот сойдёт. Я рисую солнце, море и парусный кораблик: мальчишкам должно это нравиться.

– Нет, не хочу кораблик! – Лёвушка вырывает у меня карандаш и зачеркивает нарисованное. – Нарисуй мне тётю с длинными волосами, как у тебя! – требует он.

– Ладно, – я рисую длинноволосую женскую фигурку в купальнике. – Вот видишь, она идёт по песку купаться...

– Нет, не надо это, – Лёвушка показывает на купальник, – я хочу без ничего. Сотри! Сотри сейчас же! – капризничает он.

– Ах, я же вам говорила... наш Лёвушка не по-детски ценит прекрасное. Он привык смотреть на произведения искусства с обнаженной натурой. Мы это, конечно, поощряем. Например, он очень любит наблюдать, как я переодеваюсь, и тоже гладит меня и повторяет: «Мамочка, ты такая красивая!» – она смеётся, обнажая ряд на редкость ровных, белых зубов. Она действительно красива и знает это.

 

Присутствующие переглядываются.

– Полиночка, а ты не считаешь, что, может быть, не стоит это в нём так уж поощрять? – замечает тётя Лиза, – может быть, ещё рановато?

– Ну почему же? – удивлённо вскидывает свои красивые брови Полиночка. – Любовь к прекрасному никогда не рано прививать... Ведь правда, Боря? – она ищет поддержку у мужа.

Муж вздыхает и тянется вилкой за добавкой винегрета.

– Да, я редко с Лизой соглашаюсь, но в этом она права: к чему это ребёнку обнаженная натура? Полина, я боюсь, что вы толкаете своего сына во взрослость, и это совсем нездорово! – сердито вставляет дядя Мотя. – Боря, а действительно, что ты об этом думаешь? Ты ведь отец как-никак...

– Ну... я, как Полиночка...

– Боря слишком занят на работе и поэтому культурное воспитание Лёвушки в основном на мне. И не только культурное. При всём моём уважении к вашему мнению, Марк Беньяминович, у вас был опыт только с вашим Геной, а он, сами знаете... ну, как бы это выразить… хороший, но обыкновенный, что ли... а мой Лёвушка... А ты, тётя Лиза, ведь вообще с детьми никогда не имела дела. Знаете, с Лёвушкой можно вполне общаться как с равным: он абсолютно всё понимает, и я с ним часто делюсь, говорю по душам. Наверное, вам трудно поверить, но я ведь знаю, что он понимает и сочувствует мне совсем как взрослый...

 

Присутствующие опять переглядываются.

Как интересно, размышляю я про себя, его мать к такому малышу относится как к взрослому, а моя, в мои шестнадцать, всё ещё считает меня ребёнком...

– Ой! – От мыслей меня отвлекает резкая боль в руке повыше локтя. – Ты чего меня щиплешь! Перестань сейчас же!

Лёвушка заливается весёлым смехом живодёра:

– А мне так нравится!

Мне хочется его скинуть с колен и отшлепать, но рядом сидят его родители, и вообще...

– Лёвушка, – замечает Полина нестрого, – пожалуйста, не мучай тётю, а то тебе придётся пересесть в другое место...

– А Я НИ-КУ-ДА НЕ ПЕРЕСЯДУ! – отчеканивает побагровевший Лёвушка, и по выражанию его лица видно, что он готовится зареветь.

– Милая, ну потерпите, пожалуйста, – шепчет мне на ухо его мать, – что вам стоит, а? Вы же старше... а он у меня такой чувствительный... эмоциональный... мне бы очень не хотелось, чтобы он дошёл до слёз. Вы меня понимаете? – она улыбается красивым ртом с белоснежно-ровными зубами, но мне её почему-то становится жалко, хотя я и не вполне понимаю. Я киваю в знак согласия.

– Хорошо, сыночек, ты никуда не пересядешь, если дашь мне честное слово, что будешь обращаться с тётей как положено, – произносит она с облегчением и возвращается к застольному разговору.

– Обещаю, – буркает себе под нос Лёвушка.

 

Он поудобней усаживается на моих коленях и вдруг серьёзно говорит:

– Не обижайся на меня, тётя, я не знаю, почему я так делаю... я не хочу тебя мучить... ты хорошая.

Мне становится его тоже жалко. Что-то в нём почему-то вызывает во мне сочувствие.

– Ну что ты, я не обижаюсь. Давай ещё порисуем, – я обнимаю его худенькие плечики. Напрягая всё своё терпение, я рисую на разлинованном листе бумаги, пытаясь отвлечь внимание маленького мучителя от моих волос и конечностей.

Присутствующие заняты горячей, переходящей на лица дискуссией на темы обнажённой натуры и правильного воспитания детей. На нас с Лёвушкой внимания никто не обращает.

 

В конце концов, всё имеет конец: заканчивается и этот культурно-развлекательный вечер.

На улице мокро: прошла обещанная гроза, но духота осталась висеть в воздухе. Хорошо, что мы вышли сейчас, а не раньше, а то бы точно промокли без зонта, и мама бы ругала папу за то, что «из-за того, что он её торопил, она не знала, что с ней делается, и забыла дома зонт».

Мы идем молча почти до самого дома, и вода из луж громко чавкает в моих босоножках.

– Я вам должна сказать, что ребенок Лизиного племянника мне показался очень странным, – заходя в наш подъезд, прерывает молчание мама, – я совсем не уверена, что это в нём говорит «не по-детски развитое чувство эстетики».

Мы поднимаемся по лестнице.

Папа недовольно сопит.

– И она ещё сравнивает его с Генкой: тот рос нормальным, а этот – какой-то... выродок.

Вставляя ключ в замочную скважину, бабушка выражает ту же мысль, но чётче.

– Да, вместо музеев, этого Лёвушку не мешало бы сводить к хорошему детскому психиатору на консультацию, – и обращается ко мне, – и зачем ты с ним весь вечер возилась?

 

Я снимаю в прихожей мокрые босоножки и молча тру болючие синяки на руках... а действительно, зачем?