Моих бессонниц миражи

Преображение

Деревья о зиме не вспоминали,
Сентябрь их неожиданно настиг
И киноварью вымазал листы
В разгар беспечных летних вакханалий.
И лес стоит как громом поражен
В порыве тихом самоотреченья
И принимает новое крещенье
Холодным нескончаемым дождем.
Но непогода листьев не потушит,
И вот, почуяв холода вдали,
На распростертых крыльях журавли
К Всевышнему несут лесную душу.
И в ясном свете Вечного Владыки,
В таинственном преддверье октября
Над миром всепрощающе царят
Дерев осенних золотые лики.

* * *

Когда сквозь чернь раздетых веток
Проступит синева небес,
Вздохнет с укором напоследок
Опустошенный тихий лес.
Погаснут листья на тропинках,
Метель откроет закрома,
И с первой трепетной снежинкой
В мою ладонь падет зима.

* * *

Промозглый сумрак в окна лег,
Холодный ветер рвет зонты,
Вдоль тротуаров и дорог
Блестят намокшие кусты,
Стоят деревья в полусне.
Как рано наступает ночь!
И превращает в полуснег
Косой колючий полудождь.
И, опускаясь прямо в грязь,
К земной вечерней суете,
Снежинки падают, кружась
В своем извечном фуэте.

* * *

Не успев к Покрову листья сбросить,
Я попала в белый переплет.
Мы с тобой теперь подруги, осень,
Нас вода дождей не разольет.
Только листья опадают мимо,
Робким ожиданиям не вняв.
Может, хоть сестра моя Рябина
Пожалеет, горькую, меня –
Бросит меди мне в ладонь небрежно.
Крепко в кулаке ее сожму
И пойду, согретая надеждой,
Что теперь до Пасхи дотяну.

* * *

Как ниспадают кружева
Венчальные, так снег январский
Струится нехотя, по-царски,
И щек касается едва.
Прозрачен лес и молчалив,
Ему дремать еще немало:
Его зима околдовала,
На мир покровы уронив.
У синих елей на виду,
Закрыв глаза, сложив ладони,
Стою на царственном приеме
В который раз – и чуда жду.

* * *

Заснежены реки,
Залечены раны.
Деревья – калеки
В расхристанных, рваных
Своих полушубках
Прижались к домам.

…любимый, мне жутко:
Ведь это – зима.

* * *

Я знаю все: как тает дым костра,
Когда проступит осень через ветки,
Я знаю, где берется свет с утра,
И как ложится ночью сон на веки,
Как высыхают слезы и роса,
Куда по речке лодки уплывают;
Я знаю, как кончается гроза.
Мне кажется, я все на свете знаю:
О чем вздыхает старая ветла,
Как пахнет гриб в сыром лесном тумане –
Я знаю. Я из этого пришла,
Туда уйду, когда меня не станет.

* * *

Ты май свой еще не отпрыгал,
А вишня уже отцвела,
И зрелость, как скучная книга,
В ладонь твою мягко легла:
Знакомы и слезы в подушку,
И суетная беготня,
И зависть, грызущая душу
Замшелого старого пня.

* * *

Пусть лесная искристая даль
Белый снег мне протянет к вискам
И лыжню проложила печаль,
И глаза завязала тоска.
Я пути не запомню: зачем?
Свежий наст понапрасну губя.
Я уеду почти насовсем
От судьбы, от тебя, от себя.

Ожидание

Январь, как март – и мокрый, и шальной,
И влажный воздух весь пропах весной,
И все пьяны немножко – кошки, птицы
Кусту, наверно, тоже невдомек,
Что холодно, в нем хмелем бродит сок,
И почки ждут мгновенья, чтоб раскрыться.

Я им кричу: «Вы что, сошли с ума?
Еще хозяйка в городе зима,
Еще февраль с метелями нагрянет!»
Но не смолкает птичья канитель,
И верит куст: раз на дворе капель,
То и весна уже не за горами.

И я стою, завидуя кусту:
Он не боится перейти черту,
А я боюсь замерзнуть, ошибиться,
Боюсь, что буду выглядеть смешной –
И вот февраль бушует надо мной,
А где-то далеко весна томится.

* * *

Ночи сиреневый запах
Крадется а мягких лапах,
Уютной домашней кошкой
Входит ко мне в окошко.
Май пролетит – и летом
Ночью с тяжелых веток
В сочную мякоть сада
Яблоки будут падать.
Но вызреют в поле колосья,
И в окна ударит осень.
О лете не пожалею,
Лишь окна бумагой заклею,
Чтобы не слышать в морозы
Жалобы старой березы.

* * *

Ах, май! В твоем кипенье бурном
Себя уже не узнаю.
Так затяни листвой ажурной
Печаль глубокую мою,
Плесни веснушками, как в детстве,
В лицо, чтоб их не сосчитать.
Уж мне душой не отогреться,
Мне хоть бы зябнуть перестать.

* * *

Мне никогда не надоест
В мою действительность играть:
Я нарисую синий лес
И убегу туда гулять,
Я нарисую желтый луг,
Где сто цветков в венок сплелись
И смелым взмахом сильных рук
Рванусь в сияющую высь.
В песок, от солнца золотой,
Плесну речную синеву
И тихий омут колдовской
Русалкой хитрой уплыву.
Но я устану от глубин
И от высот. И в тишине
Вдруг вспомню я, что ты один,
И акварель наскучит мне.
Тогда возьму я карандаш
И нарисую под дождем
Убогий низенький шалаш –
Наш общий дом

На вдохе

Колдовство

Закрой глаза – я буду колдовать,
Над гордым лбом миротворю покоем.
В полуулыбке станет оживать
Твое лицо, усталое такое.

Закрой глаза, и руки разомкни,
И ощути меня с собою рядом.
Как пару птиц на грудь к себе прими
Моих ладоней чистую прохладу.

Закрой глаза и упади в траву,
И потеряй в ней суетность земную
Пусть грянут сквозь ажурную листву
Марш Мендельсона дождевые струи.

Закрой глаза, я выхолощу ложь,
Больной твоей душе любовь внушая.
Теперь – смотри. Смотри – и ты поймешь,
Что все – мираж, и только я – живая.

Прости

Прости мне мелкие напасти,
Что от тебя не отвела,
Прости, что быстротечно счастье
И так обыденны дела,
За радость снов, что ты не видел,
И за испытанную боль,
За всех, кто зло тебя обидел,
За всех, обиженных тобой.
Остановившись на пороге,
Предвидя трудности пути,
Прости мне камни на дороге.
Я так люблю тебя!
         Прости.

Бывшие

Не друзья, не враги. Без печали
Бывший дом обойдем стороной.
Мир не рухнул. Нас просто назвали
Бывшим мужем и бывшей женой.
Были. Были вчера, а сегодня –
Врозь, у каждого планы свои.
Как мы радостны, как мы свободны
От зависимости, от любви.
И придет здравый смысл нам на помощь,
Если вдруг, словно детский каприз,
Всколыхнется ненужное: ПОМНИШЬ?
И беспомощно скатится вниз.
И никто ни за что не осудит:
Нас, калек, и винить-то нельзя!
Просто бывшие мы. Просто люди.
Просто так, ни враги, ни друзья.

* * *

Декабрь меня обманывал всю ночь,
Стучал в окно мохнатой лапой снежной
И завывал: оставь свои надежды
И голову напрасно не морочь.
Потом январь окно разрисовал
Невиданными белыми цветами.
Я их пыталась отогреть дыханьем,
Но таял лед, рисунок исчезал.
Потом февраль смеялся надо мной
И под ноги бросался мне с разбегу,
Швырял в лицо холодным мокрым снегом,
Грозил меня засыпать с головой.
А я ждала и верила в весну,
И март пришел, и лед растаял в лужах.
Я дождалась, но после зимней стужи
Теперь не доверяю никому.

* * *

Тихонько самовар заводит песню,
Печальную, как все в моем дому.
Кто я – ничья жена, ничья невеста –
Я и сама, признаться, не пойму.
Все так же клен в окошко веткой машет,
И без тебя не меркнет белый свет.
В шкафу – твоя забытая рубашка –
Последний, никому не нужный след.

* * *

Я в отчаянье злом молилась,
Ждать тебя и любить устав:
«Сжалься, Господи, сделай милость» –
Все шептали мои уста.
«Сжалься, Господи, надо мною,
Изнутри сгоревшей дотла:
Сделай так, чтоб с моей любовью
Я легко расстаться смогла».
То ли слезы лились обильно,
То ли просто время пришло –
Но и вправду я стала сильной,
И остыло все то, что жгло.
Поселился покой у двери,
Запланирован каждый звук,
И изрядно заплесневели
Крылья, брошенные в сундук.
Тишина, подступая, душит.
Не взлететь. Дальше – только вниз…
То ж Ты, Боже, меня послушал?
Ну зачем мне такая жизнь?