Воздушные замки

Мне без тебя…

Мне без тебя учиться жить
придётся заново.

Опять
дышать уметь.

Хотеть грешить.

В грехах раскаиваться.

Спать.

Мне жить придётся без тебя
учиться вновь.

От «а» до «я».

Жизнь таковую не любя.

Любить кого-то.

Не живя.

Жить без тебя придётся мне
учиться снова.

И слепцом
глухонемым блуждать во тьме.

В конце концов.

К лицу лицом
встречаться утром и в ночи
с тобой.

Исчезнувшей.

Навек.

И знать, что мы уже – ничьи.

Водою стал вчерашний снег.

Вода – грядою облаков.

А облака – гурьбою туч.

Воздушный замок.

Без замков.

И бесполезен всякий ключ.

Толкни ногой.

Входи, скрипя,
паркетом.

Пылью – по лучу.

Но жить учиться без тебя
я не могу.

И – не хочу.

Утро – как опал

Утро – как опал.

Вербы лист опал.

Птицы – ниц с небес.

Пахнет охрой лес.

Сны легки сосны.

Леший веткой – хрусть.

Нет в вине вины.

До свиданья, грусть…

Струятся червонные волосы…

Струятся червонные волосы.

Закат.

Иль – заря.

Не пойму.

На клумбах нарциссы и крокусы –
в туманном молочном дыму.

В очах – бирюза.

А берёзы
листвой шелестят золотой.

Морозцем прихвачены розы.

Обглоданы креповой мглой
Луна молодая – над крышей,
соцветья созвездий.

– Смотри…

Ты шепчешь.

– Послушай…

Не слышишь –
осталось к утру от зари
лишь зарево сизое?..

Пальчиком
ты водишь по небу.
– Была
бесстыжей заря и запальчивой.

А нынче сгорела.

Дотла…

На душе – одни лишь пустоши…

На душе – одни лишь пустоши…

Ветер воет, как собака…

Дождь не видишь…

Только чувствуешь,
что лицо твоё заплакано…

Месяц выжатою долькой
промелькнул за тучкой…

Умер…

Дождь не слышишь…

Чуешь только
поцелуй за поцелуем…

Фонари пусты и немы…

Почернела клёнов охра…

Дышишь дождиком и небом…

Шаг за шагом…

Вдох за вдохом…

Напомню. «Я знаю лишь то, что не знаю…»

Напомню. «Я знаю лишь то, что не знаю…»

Устами Сократа глаголит не истина.

А – вера.

Лишь в то, что есть сущность иная,
чем сущее нынче.

Опавшими листьями
укрыты дорога и волчьи ямы.

Аллюром промчаться?

Рысцой?

Иль – галопом?

Нас вера толкает.

Упрямо.

И – прямо.

Неверие пробует стопами тропы.

Поверить незрячим иначе, чем чуют
подушечки пальцев, – к чему?

Пожимаю
плечами.

Нас вера слепая линчует.

И пряник даёт нам.

И на кол сажает.

Пусть вере – безвременье.

Часик хотя бы –
неверию.

Зубы остались бы целы,
когда ты укусишь румяное яблоко.

Забытое.

После спектакля.

На сцене…

Сырую дымку октября…

Сырую дымку октября
мешаю с утренним какао.
И, звуком полным серебря
хрусталь коньячного бокала.
вожу по краю пальцем.

Вот.

Едва зачатое рассветом
стареет утро.

Бергамот
с шафраном пахнут южным летом.

Морскою волною – жгучий йод
на указательном.

Однако,
к началу дня проходит год
со всею фауной зодиака.

А в сизой измороси нет
просвета.

Оком обволакивая
весь божий Свет,
Светило след
не оставляет.

Но оплакивают
невозвратимость небеса.

Неотвратимость.

Та, с которой
хотела снова колбаса
стать поросёнком иль коровой.

И я б хотел родиться вспять –
в каком-нибудь цыганском предке.

И вороного понукать.

Брегет из бархатной жилетки
с часами ратуши сверять.

Опять дождит.

Уныло.

Тускло.

И позолоченная прядь
берёзы
зреет средь корпускул
молочной взвеси.

Весь.

Не здесь.

Коньяк глотаю.

Капель двести.

Во чреве – вещее.

Но весть –
отрыжка только.

Вместо – мести.

День выжат.

Выпит.

Только – зря.

В исток вошёл я.

Вышел устьем.

Густую слякоть октября
с вечерней смешивая грустью…