Вагоновожатая

Ветер с залива становился всё сильнее. Видимо, с запада ползли тучи, и к утру пойдёт дождь, хоть и не звёздный. В пачке оставалось только две сигареты. Завтра будет день, наверняка пасмурный, с гудением лифта в подъезде и истеричными сигналами машин, застрявших в пробке на светофоре. Нужно будет сварить суп, погладить накопившееся белье. А чем ещё заниматься, если всё-таки отправили на пенсию? Не идти же работать гардеробщицей или вахтёршей, как одна подруга из трампарка. Кстати, в понедельник будут давать пенсию. Но пока ещё пятница, и ночь в самом разгаре. И нарушить её привычное таинственное течение некому. Анастасия Юрьевна поднялась со скрипучего стула, стоявшего на балконе уже лет пятнадцать, и скрылась за дверью в комнате. Там горела сиреневая лампа на тумбочке – внучкин подарок на Восьмое марта, беззвучно работал телевизор, показывающий какую-то стрельбу, погоню, опять стрельбу. Нужно было закрыть глаза и попытаться заснуть. И снова кто-то как будто включил старое, заученное наизусть кино: длинная щербатая лестница, высокая деревянная дверь с шестью звонками; рука в детской перчатке, пытающаяся прочистить окошко в ледяной корке на замёрзшем трамвайном стекле; звёздный ливень; стрелка Васильевского острова, жиденькие гвоздики; лобовое стекло трамвая, убегающий вдаль стальной прямой путь, ночь, освящённая холодными ленинградскими фонарями; пустая набережная с гранитными парапетами; поблёскивающий купол Исаакиевского собора. И чёрно-белые дождливые дни, ручка зонтика, от которой мозоли на ладони. И вместо звёзд – капли, оставляющие круги на больших бесформенных лужах.