Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Разбитые надежды

 

 

Долгий и утомительный путь подходил к концу. Караван быстро приближался к высоким стенам столицы Хорасана городу Нишапуру или, как его любовно называли жители, Акбаршахру, «Великому городу». Он располагался на широкой, зеленой равнине с множеством родников, плодоносных деревьев и лугов, горделиво красуясь между двумя величественными и прекрасными горами. Воздух здесь был свеж, прозрачен и напоен запахами пряного хмеля. Крепостные стены города с четырех сторон – с востока, запада, севера и юга украшали огромные ворота. Некогда сасанидским шахом Шапуром I, основателем этого великолепного города, был отдан приказ соорудить городские ворота таким образом, чтобы при восходе и заходе солнца через них в город проникали солнечные лучи.

Но стоял уже ясный день, и до вечера было еще далеко, когда караван, пройдя над глубоким рвом по откидному мосту, вступил в город через западные ворота. Хотя юную девушку, уткнувшуюся лицом в атласные фуруши^[109], этот факт, по-видимому, совсем не интересовал.

– О моя прекрасная госпожа, утрите ка слезы и выгляните наружу! Наш караван благополучно достиг Нишапура! Давайте вместе вознесем благодарность великому и милосердному Аллаху. Ведь это он оберег нас в пути от безжалостных разбойников и от коварных, лукавых джиннов.

Немного подождав, но так и не получив ответа, служанка юной девушки пожала плечами и принялась молиться в одиночку.

Запряженная могучими быками крытая арба, ступив в пределы кухандиза, внезапно отделилась от каравана, и, гремя колесами по булыжникам, покатилась по широкой улице к внутренним городским воротам, ведущим в шахристан. Несколько вооруженных всадников, составлявших по всей видимости охрану воза, тенью последовали за ней. На одной из красивых, обсаженных кипарисами и чинарами улиц, арба остановилась у большого дома, обнесенного высокой глиняной стеной. Всадники немедленно спешились и почтительно окружили арбу. Из неё первым делом вылезла полнотелая, смуглая рабыня с огромными медными браслетами на пухлых обнаженных руках. Облегченно пыхтя и вздыхая, она протянула одному из слуг небольшую деревянную скамейку. Тот молча поставил её перед возом, и рабыня сошла на землю. А потом помогла спуститься и своей госпоже.

Узкая деревянная дверь распахнулась, и оттуда выбежали две молоденькие служанки.

– Добро пожаловать, хозяйка! Мир тебе и милость Всевышнего! – затараторили они в один голос.

Но гостья, нахмурившись и потупив взор, не ответила на радушные приветствия, и переступила порог незнакомого ей дома, сохраняя угрюмое молчание.

– Пусть ваш светлый приход осенит этот кров еще большим достатком и процветанием!

– Аминь! Аминь!

К ногам девушки положили молодую овцу и после короткой молитвы перерезали ей горло. Яркая кровь оросила землю. После этого приветственного и священного ритуала молодую госпожу препроводили в отведенные для нее уютные, светлые покои. Сам дом состоял из множества больших и малых смежных комнат, разделенных пышными занавесями. Застекленные цветные окна были обращены в чудный фруктовый сад с бассейном и увитой виноградными лозами беседкой. Служанки помогли госпоже раздеться и отвели её в баню. После купания последовал вкусный обед из шашлыка с горячими свежеиспеченными лепешками в масле, плова с курицей, жареных овощей с рисом, испеченных в тендире молодых цыплят, ароматного супа мастаба и чудесной харисы. Но госпожа, к всеобщему удивлению, не прикоснулась ни к роскошным яствам, ни к своему любимому гранатовому шербету.

– Где мой отец, где матушка и братья? Почему они не вышли и не встретили меня? – спросила она у рабынь.

Служанки растерянно переглянулись.

– Господин ничего нам об этом не говорил.

Бушра хмуро сдвинула брови.

– Если это не дом моих родителей, то чей тогда дом? Как зовут вашего господина?

– Гияс ибн Абдулла, да будет доволен им Аллах.

Услышав это имя, девушка сникла и издала странный звук, похожий на стон. Лицо ее приняло затравленное выражение. Она велела рабыням уйти и погрузилась в глубокое, унылое молчание.

Наступил вечер. Широкий прямоугольный двор, окруженный рядами жилых и хозяйственных построек, осветился факелами, прикрепленными к стенам. Тихо перешептываясь, двое уже знакомых Бушре служанок, опять вошли в ее покои. Подлив масла в несколько бронзовых светильников, они зажгли их. В этот момент снаружи, со двора, послышался шум, сильный мужской говор и ржание коня.

– Хозяин пришел, − встрепенулись девушки и поспешно убежали.

Щеки Бушры покрылись пунцовым румянцем. Чем дольше тянулись минуты ожидания, тем глубже она испытывала страх и тем жутче казалась ей сложившаяся ситуация. Как отнесутся к ней теперь ее родители? Примут ли они в свои объятия обесчещенную дочь? И почему отец позволил Гиясу привезти её в свой дом? Ах, причина ясна. Хоть и против своей воли, но она навлекла на их головы нестерпимый позор. Перед взором девушки встало разгневанное лицо Гияса. Взмахнув кинжалом, он вонзает его прямо в грудь Бушре.

– Мой возлюбленный повелитель, где ты? Мне так плохо без тебя! – прошептала девушка, смахивая со щек обильно покатившие слезы.

После того, как Минкиджавра пленили и увезли в Самарру, ее жизнь превратилась в сплошной кошмар. В то время, как она изнемогала от разлуки с возлюбленным, по дворцу и за его пределами бродили неутешительные слухи. Одни говорили, что эмира Минкиджавра высекли плетьми, другие утверждали, что он казнен или уморен голодом; третие с пеной у рта страстно доказывали, что бывшего эмира держат в звериной клетке и собираются предать смерти, забросав камнями на городской площади. Чего только не наслушалась Бушра от говорливых сплетниц и сплетников, от последнего поваренка и до смотрителя гарема! И каждая весть острым кинжалом врезалась ей в сердце.

Однажды во дворец прибыли из самой Самарры халифские чиновники. Им было поручено составить опись имущества бывшего эмира. Они и сообщили обитателям дворца о том, что Минкиджавр осужден и по приказу халифа аль Мутасима навеки заключен в тюрьму. Переполошившиеся рабы, включая слуг, евнухов и наложниц эмира Минкиджавра, впали в меланхолию и уныние. Но не печальная судьба бывшего хозяина, а собственная участь беспокоила их. Бушра оказалась единственным человеком, искренне горевавшим о нем. Эта невинная девушка любила его всем сердцем и душой. Она свято верила в то, что рано или поздно её возлюбленный вернется к ней.