Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Спустя некоторое время тетушка Нудхар со все еще нарочито недовольным выражением на рыхлом и белом, с двойным подбородком лице, уже сидела на своем любимом месте у окна, в комнате Утруджи. Хмуро сдвинув тонкие, выщипанные брови и уставившись на свою госпожу густо подведенными сурьмой глазами, она что-то тихо бурчала себе под нос.

Во дворце хаджиба Ашинаса кормилица его единственной дочери обладала значительными и почетными привилегиями. Ее высокое положение основывалось на одном мелком, но важном факте, наделявшим эту жещину огромными преимуществами – некогда ей посчастливилось вскормить своей грудью маленькую крошку Утруджу.

Семнадцать лет назад на привезенной из далекой Ферганы в Багдад молодой невольнице Нудхар, женился один из гвардейцев принца Абу Исхака. Но счастье молодоженов оказалось коротким. Не прошло и нескольких месяцев, как Исам, муж Нудхар, погиб в одной из битв с хариджитами, и девушка оказалась одинокой и беременной вдовой. Вскоре она родила недоношенного ребенка. Он прожил всего две минуты и умер. Горю молодой матери не было предела. Но в то время, как несчастная женщина со стенаниями обнимала мертвое, холодеющее тельце своей новорожденной дочери, повитуха, принимавшая у нее роды, вдруг непонятно почему захихикала.

– Ты плачешь и горюешь, красавица Нудхар, но вот что я тебе скажу! Счастье и горе всегда идут рядом, − погладив ее по голове, вкрадчивым голосом начала она свою речь. – Помнишь ли ты молодого господина Авада, сына Ибрагима? Друга твоего покойного муженька?

Не получив ответа от рыдавшей девушки, повитуха не пала духом. За всю свою жизнь она перевидела столько рождений и смертей, что для нее они стали вещами обыденными и неотвратимыми, что ли. К тому же, думала она, незачем молодой вдове в чужом краю да без родни, без покровителей, иметь на шее дитя, когда она может преспокойно выйти замуж еще раз. И народить целую кучу ребятишек от живого и здорового мужа.

– Этот самый Авад влюблен в тебя как дивани^[24] и намеревается взять в жены, как только окончится срок твоего траура по Исаму! Он подарил мне целый динар, чтобы я передала тебе эту весточку, − и, умильно улыбаясь, повитуха протянула руки к ее мертвому ребенку, видимо собираясь унести его и похоронить.

Но слова легкомысленной и черствой старухи оказались для Нудхар горше змеиного яда. Она немедленно выгнала повитуху прочь из своего дома. Потерпи эта болтливая женщина хотя бы месяц и расскажи она Нудхар об Аваде в другое и более благоприятное время, то кто знает, может быть сердце юной и одинокой вдовы смягчилось бы.

Поспешность корыстной соседки-повитухи привела к тому, что когда спустя несколько дней в дверь маленького домика вдовы Нудхар постучали рабы хаджиба Ашинаса, она не раздумывая согласилась пойти вместе с ними во дворец Карх-аль Фейруз. А увидев в огромной, роскошной колыбели маленькую, спящую крошку, девушка влюбилась в нее с первого взгляда. Лучшей няньки для своей дочери Ашинас не смог бы найти, обойди он и весь мир.

Уважение кормилице оказывали огромное. Она имела собственные покои, целый штат безропотных служанок. Но не райская жизнь в роскошном дворце, а волшебным образом ожившая дочь возрадовала и согрела одинокое сердце Нудхар. Любовь и нежная привязанность к ней и самой Утруджи позволили кормилице остаться во дворце и после того, как девочка подросла.

Эта простая и добродушная женщина обожала дочь Ашинаса до безумия и считала своим материнским долгом то и дело наставлять ее уму-разуму. Вот и сейчас, шумно вздыхая, она принялась бранить Утруджу.

– Девушкам твоего возраста, − ворчливо сказала она, − следует думать совсем о других вещах, а не лазать по деревьям и не портить глаза за чтением бесполезных книжонок!

Утруджа с серьезным видом поинтересовалась, а чем именно она должна заниматься.

– Всем, что обязана знать всякая порядочная и знатная девушка. Готовиться к самому ответственному и важному событию всей жизни − к роли покорной жены и матери! Мужчинам, − важно проговорила кормилица, − не нравятся умные женщины, а чтению книг и всякой другой чепухе обучают только развратных наложниц и певичек.

– Но отчего же обученные наукам рабыни-наложницы, − спросила дочь Ашинаса невинным тоном и изо всех сил пытаясь не расхохотаться, − пользуются у своих хозяев большим успехом, чем их жены?

Поставленная в угол перед неопровержимым фактом, кормилица разинула рот и растерянно захлопала ресницами. А шалунья не отставала и продолжала ее дразнить.

– А вдруг и мне уготована участь наложницы? Чем же я смогу увлечь своего господина и каким образом заставлю его забыть обо всех других женщинах, как не всякими сказками и чудными историями, а также прекрасными стихами?

Тетушку Нудхар чуть удар не хватил при этих словах. Она начала хлопать себя по бокам и чуть не заплакала от злости.

– Тьфу тебе на язык, разве можно такое себе желать! − проворчала она, укоризненно качая головой.

Ей совсем не нравилось, что господин Абу Джафар разрешил единственной дочурке обучаться разным наукам, чтению и письму. Благодаря лучшим учителям халифата она получила самое блестящее образование, о котором только могла мечтать женщина того времени.

Но Нудхар продолжала громогласно утверждать, что с женщин довольно и того, что они рожают детей.

– Госпожа! Госпожа Утруджа! – неожиданно раздавшийся звонкий и ликующий голос молоденькой рабыни по имени Закия заставил вздрогнуть и дочь Ашинаса и ее кормилицу.

– Оф! Шейтан тебя побери! Почему ты кричишь, как будто за тобой целая толпа джиннов увязалась?! – и Утруджа рассерженно запустила в рабыню, вбежавшую сломя голову в покои, атласной мутаккой^[25].

Тетушка Нудхар с довольным видом фыркнула. Она недолюбливала Закию.

Но та и ухом не повела.

– Ах, госпожа, – возбужденно затараторила девушка, – главный евнух гарема^[26] приказал высечь рабыню Гайду! Я своими глазами видела, как слуги тащили ее за волосы во внутренний дворик.

– О Аллах, – довольно громким голосом проворчала тетушка Нудхар, – пусть ослепнут глаза у проклятых сплетниц, да обратятся они в презренных жаб за то, что суют свои носы, куда не следует.