Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Было непонятно кому именно адресовывала кормилица эти слова. Закии, несчастной Гайде или же предавшим ее наложницам. Но на всякий случай Закия еле слышно, но едко фыркнула, в то же время скромно потупив взор в ковер под ногами.

– Кормилица, если Аллах позволит такому случиться, то поверь, весь мир мгновенно превратится в огромное болото, – насмешливо ответила Утруджа, поднимаясь на ноги.

– Доченька, не надо тебе вмешиваться в гаремные дела! Главный евнух гарема Сахир мстителен, а ты постоянно находишь новый повод его позлить. Не забывай: он заведует всеми делами в гареме, весь дворец у него в подчинении. И наш повелитель очень ему доверяет.

– Сахир − злой и жестокий человек. Аллах не дал моему отцу других детей, кроме меня, и наш главный евнух боится, что его господину однажды надоест посещать гарем. Он обожает мучить беззащитных наложниц, считая их виновными в бездетности своего повелителя.

– Так пусть хозяин наш и займется им!

– Если ты позабыла, я напомню! Повелитель Ашинас сражается с греками на войне, и я не позволю этому евнуху обижать ни в чем не повинных женщин.

Утруджа была своевольной и упрямой девушкой, во всем привыкшей поступать по-своему, но вместе с тем она обладала добрым сердцем.

Кормилице пришлось отступить, и, демонстративно изображая недовольство, она повернулась лицом к окну и замолчала. Но дочь Ашинаса и это не остановило. Она немедленно поспешила в гарем вызволять одну из юных наложниц своего отца. Очутившись в одном из небольших и мрачных двориков гарема, где главный евнух обычно наказывал провинившихся рабынь, девушка увидела привязанную к деревянному шесту полуобнаженную до пояса молодую женщину с окровавленной спиной. Это была Гайда.

Огромного роста евнух все еще сосредоточенно продолжал истязать бедняжку, безжалостными ударами хлыста причиняя ей неимоверную боль. Крики девушки жалобно пронзали тишину замершего в испуге гарема.

Сахир во время подобных экзекуций заставлял всех остальных наложниц наблюдать за наказанием. И каждую, кто пытался протестовать или делал попытку вступиться за наказываемую девушку, главный евнух немедленно приказывал избить. В назидание всем недовольным. Сам Сахир при этом любил усаживаться на специально сделанный для таких случаев красивый трон из сандалового дерева и с непроницаемым лицом наблюдал за процессом экзекуции.

В те времена любые методы устрашения для женщин считались совершенно естественными и необходимыми.

– Иначе, – любил повторять Сахир, – эти проклятые бабы обнаглеют и примутся делать все, что им вздумается.

Хаджиб Ашинас в дела гарема не вмешивался, да как и все другие обладатели гаремов. А под страхом смерти ни одна из наложниц не смела пожаловаться ему на жестокость главного евнуха. Но взращенной на крыльях поэзии утонченной натуре дочери хаджиба претили подобные вещи. Она постоянно жаловалась отцу на жестокие порядки в гареме и просила его, хотя и безрезультатно, запретить евнуху Сахиру обижать гаремных женщин. Причиной ее благородного возмущения было, наверное, и своенравие этой юной особы, привыкшей повелевать и впервые встретившей неподчинение от зарвавшегося евнуха.

– Остановись, раб! Тебе приказывает молодая госпожа! – вскричали евнухи, составлявшие охрану дочери Ашинаса.

Они подбежали к месту избиения и в мгновение ока отвязали Гайду от шеста. Слуга главного евнуха гарема не посмел воспрепятствовать им и отошел в сторону. Утруджа стояла и гневно смотрела на Сахира.

– О раб моего отца, своей бездумной жестокостью ты превзошел всякую меру! Скажи, в чем провинилось перед тобой это бедное создание?

Человек, сидевший на троне, не соизволил и шевельнуться. Красивый шелковый халат плотно облегал его высокую, худощавую фигуру. Небольшая чалма из дорогого сукна ловко сидела на голове этого тридцатипятилетнего скопца с довольно привлекательными чертами лица и гордой осанкой. В нем, как это ни странно было для евнуха, ощущался остаток какого-то неуловимого мужского обаяния, но оно немедленно исчезало, стоило ему заговорить. Голос у Сахира был тонким, визгливым, как у сварливой женщины, и немного дребезжащим.

– Мир тебе, юная госпожа, и милость Всевышнего, – пропищал он, соизволив наконец встать и нарочито вежливо склонить голову перед дочерью Ашинаса.

Утруджа в ответ нетерпеливо топнула ногой.

– Я задала тебе вопрос.

Главный евнух враждебно усмехнулся, всем своим видом показывая, что ни угрозы и ни само присутствие дочери хаджиба его не устрашило. Из толпы наложниц послышались робкие жалобные возгласы и даже упреки в его адрес, но брошенный в их сторону Сахиром один-единственный взгляд вновь заставил женщин покорно умолкнуть.

– О ханум, эта рабыня заслужила самое суровое наказание. И до возвращения хозяина я решил заключить ее в темницу и держать на хлебе и воде. Но пусть она не думает, что на этом все закончилось.

– Так в чем же ее вина?!

– Моя госпожа, я не обязан отвечать вам. Маленькая ханум и так услышала от меня больше, чем следовало услышать ее невинным ушкам. А сейчас я прошу госпожу удалиться и оставить Гайду на мое попечение. И пусть каждый из нас займет присущее ему судьбой место, – со скрытой издевкой в голосе ответил Сахир и подкрепил свои слова учтивым поклоном.

Утруджа поняла, что спорить с обнаглевшим евнухом бесполезно и сделала знак одному из своих слуг. Тот с молниеносной быстротой подхватил Гайду на руки, так как обессиленная после жестокой порки девушка не в силах была и шелохнуться.

Между дочерью Ашинаса и главным евнухом гарема подобные перепалки случались частенько. И не раз Сахиру удавалось настоять на своем. Нередко он приказывал своим рабам силой утащить и спрятать рабыню, из-за которой начинался спор между ним и упрямой дочерью хаджиба. Хаджиб Ашинас держал сторону своего евнуха, усердно охранявшего честь и покой его гарема, состоявшего из пятидесяти молоденьких и красивых наложниц. Но и любимую дочь ему не хотелось обижать. Склок он не любил, в гневе был страшен, и, в конце концов, дочь Ашинаса и главный евнух перешли на тайную тропу войны, а хаджиб делал вид, что ни о чем не догадывается. И в этих коротких, но частых баталиях попеременно выигрывала то одна, то другая сторона. Вырванные из лап Сахира бывшие наложницы хаджиба зачастую водворялись в покоях Утруджи и оставались там под ее покровительством.

– Рабыня останется здесь! – раздался пронзительный злобный голосок Сахира.