Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Он шумно и яростно вздохнул, всем своим рассерженным видом показывая, что не расположен вести разговоры. Губы жены сипахсалара жалобно задрожали, когда она остановилась перед мужем и нежно коснулась пальцами его лица. Афшин ибн Кавус поморщился. Но Рошни, со слезами в своих огромных, прекрасных глазах, некогда сводивших его с ума, продолжала свою игру.

– Почему ты молчишь? Может я чем-то провинилась перед тобой? Ради любви к Всевышнему, ответь мне!

«Проклятая баба!» – выругался в сердцах Афшин.

– Жена, мне сейчас не до тебя. Уйди. И забудь о своем неудачнике братце. По его вине мои враги сегодня радостно били в ладоши и смеялись мне в лицо!

Умильное выражение на лице Рошни сменилось злобной ухмылкой, до неузнаваемости исказившее лилейное и дородное лицо матроны.

– И в чем же провинился этот бедняга? Тем, что скрыл от тебя и от халифа несколько ничтожных сундуков? Нашел чем меня удивить! Да у нас в халифате воровством занимаются все, начиная с везиря и кончая нищим ублюдком на рынке! – завизжала она неприятным тонким голосом.

Взгляд Афшина невольно остановился на молочно-белой шее жены, на том месте, где под тонкой кожей пульсировала нежная, голубая жилка. И силой воли отказался от соблазна одним движением кинжала навсегда заглушить этот опротивевший ему голос.

Женщина без стыдливости, что пища без соли.

Когда-то Рошни была милей ему всего на свете. Ее непомерное высокомерие казалось ему забавным, гордыня и тщеславие – невинными женскими капризами. Где его нежная и добрая возлюбленная, ласковая и сладкая в речах юная Рошни? Та Рошни, в которую он некогда влюбился с первого взгляда, и казалось, на всю жизнь. О, как же он одинок!

Афшин демонстративно отвернулся от надувшейся жены и, оставив ее наедине с нерастраченной злобой, широкими шагами направился в маленькую залу, где сипахсалара с нетерпением ожидали несколько военачальников. Это были преданные ему люди. Но даже они не знали его истинных намерений. Не знали, что Афшин Хайдар ибн Кавус, используя их силу и влияние, стремится свергнуть не только правителя Мавераннахра и Хорасана, а и самого халифа. Но сегодня он решил рассказать им правду. Это было опасно. Если кто-то из них посмеет его предать, то не миновать Афшину смерти. Но у него не было иного выбора. Коротко, без обиняков он выложил свои серкердарам все, как есть.

– Халиф отстранил меня от командования армией. Мои враги возможно от радости уже празднуют победу. Но я отнюдь не пал духом! Говорю вам, – если мы продолжим тайно оказывать помощь царю Табаристана, то таким образом в восточных областях халифата напряженная обстановка накалится до предела. Скоро халиф пошлет многих из вас на подмогу ибн Тахиру. Но выступя против Мазйяра, вы должны будете обмануть вверенное вам войско и бессмысленно петлять между табаристанскими горами, делая вид, что ищете подходящий момент для нападения. Когда халиф аль Мутасим поймет, что Абдуллах ибн Тахир бессилен подавить мятеж, он вынужден будет попросить меня заняться этим делом. Но прежде, ему придется лишить Тахирида должности правителя и передать мне все полномочия над Хорасаном и Мавераннахром. Как только это произойдет, Мазйяр нам больше не понадобится. Я немедленно подавлю в крови его восстание. А укрепив окончательно свое положение в Хорасане, я объявлю войну самому халифу.

– О мой князь, ты прав! Восстание Мазйяра основательно подорвало авторитет аль Мутасима. Его влияние на восточные провинции осуществляется при помощи Абдуллаха ибн Тахира. Если лишить его этой опоры, то рано или поздно, но ты достигнешь желанной цели! – вскричал один из военачальников по имени Ваджин ал-Уструшани.

Афшин с еле скрываемой радостью кивнул ему головой и бросил суровый взгляд на остальных. Один за другим все собравшиеся в зале серкердары выказали согласие с его планами и обещали поддержать его. Последним подошел к нему его сын Гасан. Хайдар ибн Кавус одобрительно похлопал его по плечу.

– Я горжусь тобой, сынок! – тихо прошептал он. – Теперь я уверен, что мое княжество достанется достойному наследнику.

– Долг каждого сына ответить на зов отца, – сказал ему в ответ Гасан.

Афшин взбодренно воскликнул:

– А я говорю вам, если кто-то из вас не хочет ввязываться в это, то пусть сейчас встанет и уйдет. Клянусь своей жизнью, что я не причиню этому человеку зла, если он взамен пообещает молчать и забыть обо всем, что услышал здесь.

– Мы с тобой, Афшин. И да сопутствует нам удача!

По верхнему ярусу залы вдруг промелькнула чья-то тень. Неслышными, легкими шагами она прокралась до единственной и ведущей в пустынный коридор, узкой двери, и быстро скрылась за нею.

Кусая от злости полные губы, госпожа Рошни знаком велела служанкам, тенью следовавшие за ней, остановиться, а сама вошла в просторный дехлиз своей невестки Утруджи. После неудачного разговора с мужем она устремилась было в гарем, но по дороге передумала. Ее злоба искала выхода, и более размашистого размера, нежели обычная перепалка с наложницами мужа. И к тому же до ее ушей дошел один слух. Дворцовые шпионы донесли госпоже Рошне о том, что юная супруга Гасана отказывает ему в близости. Да как смеет эта гордячка поступать так с ее ненаглядным сыном! Ну нет. Пришло время показать этой выскочке ее настоящее место! И хмуро сдвинув свои тонкие соболиные брови госпожа Рошни воскликнула:

– Эй, рабы!

Выбежавшие ей навстречу перепуганные невольницы распахнули перед госпожой Рошни широкие занавеси, разделявшие дехлиз от внутренних покой, и помогли усесться на золоченый тахт.

– Мир тебе, матушка, – с почтением произнесла Утруджа, приблизившись к свекровке.

Та не удостоив ее ответным приветствием, раздраженно проговорила:

– Отвечай, правда ли то, что ты отказываешь сыну самого князя Кавуса в законной близости?

Утруджа задрожала и густо покраснела. От стыда она опустила голову, нервно затеребив в руках шелковый платочек. Но свекровка, не обращая внимания на присутствовавших в покоях рабынь, продолжила ее отчитывать.

– О Аллах, дай мне терпения! Я к тебе обращаюсь, девчонка! Но нет, к чему все эти вопросы! Мне и так все стало ясно, как день! По всему, видать, – язвительным тоном прибавила Рошни, – что старик Ашинас позабыл воспитать дочь, как истинную мусульманку!

Утруджа подняла голову и тихо сказала:

– О госпожа! Мое молчание ввело тебя в заблуждение. Но как раз таки данное мне воспитание и не позволило ответить на столь нескромные вопросы. Но уверяю тебя, эти слухи не соответстуют истине.