All inclusive

 

 

 

Никогда не приходилось ни за кем следить. В шпионов мы играли, конечно, в детстве, но вот чтоб так, по-настоящему, – никогда.

Сначала мне показалось это забавным, но быстро надоело. Приходилось постоянно держать все под контролем. Каждый шаг. Каждый вздох. Отец мог обернуться на любой шорох.

 

Ага, уже интересно. На работу он идти и не собирался. А еще чего-то парил вчера, что идет важное совещание, и что он боится опоздать. Хоть бы промолчал просто.

 

Сначала я думал, что он пошел к одному из своих знакомых. Но нет. Здесь никто из его друзей не живет.

В один момент мне показалось, что отец меня все-таки увидел. Я прижался к дереву и перестал смотреть. Только бы не заметил. Только бы не заметил.

 

Чувствуешь себя Калле Блюкмвистом, разве что только большого роста. Взрослый, а туда же.

 

Ну, все. Я потерял папу из виду. Вот ушлепок. Проследить и то не могу. Я сел на асфальт и стал думать, куда же отец мог пойти. Может, на мамину могилу? Нет, я не хотел и думать об этом.

А вот и он. Оказывается, в магазине все это время проторчал. И пакет какой-то у него в руках новый колышется. А несется-то, несется-то.

Может, любовницу завел? Мама бы этого не пережила. Да, и я тоже всегда считал их идеальной парой. Вдруг, мама съехала, потому что узнала о любовнице? А мне теперь мозги парят!

Но хватит. Пора уже и дело знать. Ну вот, он сел на маршрутку. Пришлось взять такси и мчаться за ним.

 

– А куда вы так торопитесь, молодой человек? – неприлично поинтересовался веселый таксист.

– Надо поймать человека.

– Даже так.

– Вас это не должно волновать.

 

И водитель заткнулся.

 

– Шпионские игры, – пробурчал он, запивая сигарету кока-колой.

– Рак пищевода будет, – предупредил я. – От колы вашей.

– Не будет, – мудрено протянул он.

 

Я попросил таксиста остановиться чуть подальше той самой маршрутки, в которой убегал от меня отец.

Пошел дождь, и мне пришлось надеть капюшон. Это немного затрудняло слежку, но в целом было ничего так.

 

Папа, тем временем, плевал на дождь. Он уверенным гуманитарным шагом направился к какому-то синему зданию. Издалека я не мог разглядеть, что написано на его табличке у входа. Я решил дождаться, пока отец зайдет внутрь, и лишь после приступать к расследованию.

 

Как только отец вошел, я стал выжидать положенные, как мне казалось, минуты и двинулся к синему зданию.

Подойдя немного ближе, я увидел ту самую табличку.

 

ГОРОДСКАЯ БОЛЬНИЦА № 35.

 

Значилось на ней.

Отец болен? Почему он мне ничего не сказал? Неужели бы я его не понял! А вдруг, у него шизофрения? И поэтому он пишет эти самые письма? И в туалете еще прячется. Надеюсь, что все не так плохо. Может, это просто рядовой визит к своему терапевту. Хотя нет, это в поликлинику ему тогда надо. А это больница.

 

Значит, это не с ним что-то не так. Может, коллега заболел? Или родственник наш какой-нибудь?

 

Надо зайти внутрь. Как всегда обшарпанные скучные коридоры. Холодные до невозможности.

 

– Вы куда, молодой человек? – преградила мне дорогу седая бабулька-одуванчик.

– Я…я… Понимаете, мы тут с отцом пришли, а я немного отстал, и он сказал, чтобы я его догнал. Вы не видели такого высокого мужчину в светлом плаще?

– Видела, конечно. Он у нас частенько бывает. А вы сын, что ль ему?

– Да, я его сын. А куда он пошел, не скажете?

– Да на третий. К тяжелым пошел. Ой, сынок, как я вам сочувствую…

– Ага, спасибо…я пошел.

 

Мне стало страшно. Мне действительно стало страшно. Почему она нам сочувствует? Что такого скрывает мой отец? Неужели, он, все-таки, болен и ходит сюда подлечиться?

Я поднялся на третий и стал присматриваться. Конечно, ничего так сразу и не поймешь. Врачи, больные люди, каталки, инвалидные коляски….

 

Тогда я решил дождаться, откуда выйдет отец. Я занял невидимую нейтральную позицию за углом и стал наблюдать. Через полчаса отец вышел из палаты № 7. он был очень подавлен и еле двигал ноги. Что ему сказали? Кто он – мой отец?

 

Я хотел было, кинуться к нему, но вовремя остановился. Моей задачей было – выяснить, кого от меня скрывает отец в этой самой палате. Подождав еще 15 минут и набравшись силы, я тихонько заглянул в палату. Дверь была открыта, и я мог подробно осмотреть всех больных.

 

Куча инвалидных колясок. Почти все спят. Я стал всматриваться в лица, надеясь найти хоть одно знакомое. Но тщетно. Я уже было, собрался уходить, но тут мой взгляд остановился на гранатового цвета герберах.

 

Мама любила герберы. Я не мог поверить своим глазам. Всматриваясь в лицо этой спящей под системой женщины, я все больше узнавал в ней маму. Неужели это она? Ее руки были в каких-то медицинских повязках. Видно, что ей трудно шевелиться.

 

Что это? Рядом с маминой кроватью стояла…инвалидная коляска.

 

Я заплакал. Я всегда видел маму сильной и бодрой. Что с ней случилось? Почему они мне ничего не сказали???!!!

 

– Молодой человек, – услышал я за спиной. – Время посещений закончилось.

 

Я обернулся и увидел медсестру. Побрел домой. Совсем расхотелось кого-либо видеть. В школу я, естественно, уже не пойду…

 

Отец пришел поздно. Видимо, еще на работе пришлось задержаться из-за того, что в больнице был с утра.

 

– Как там школа? – устало спросил он.

– Я не был…

– Не был в школе? Почему?

– Не знаю. Проспал, наверное.

 

Мне совершенно не хотелось говорить. Нужно было время, чтобы осознать все произошедшее. Заем же мы тогда клеили объявления о поиске мамы? Зачем мы так страдали? Или когда ее нашли в таком состоянии, отец решил не говорить, что объявления помогли?

 

Наверное, они мечтают представить мне маму в радостном готовом виде. После лечения. Здоровую.

 

Но я же люблю любую маму. Не понимаю.

 

Я решил, что не могу сидеть, сложа руки. Надо было что-то делать. Мне казалось, что я не выдержу так долго, пока они решат, как мне все рассказать. А друг это затянется на несколько лет?

 

Это трусость или что? Почему они молчат? Жалеют? Не хочу, чтобы меня жалели. Не люблю я этого.