Оды и лимеринки

Лимеринки

Мокрокосм

Урезаны все квоты на охоту
к перемене мест. Затянутый на солнце трос
все так же перехватывает в черной чаше цирка
широкими подошвами планета
с опущенными веками на прекрасном
лице орангутанга. А там, внизу,
где сгустки копоти, и желчи, и елея,
сквозь стопы приколочены к земле
долгоигрющие народы
со жвачками во рту, такие, что имеют
полнейшую привилегию и право
при виде транспорта ворваться на подножку,
запечатлев на вашей диафрагме
разборчивый экслибрис перстня,
повиснуть на дверях, махая маузером,
и так, народовластно, укатить.

Зимний праздник

Рослый жук, поправив шарф,
Снеговик ваяет.
Желтой грудью синичка
Снегиря пытает…
Что же это? Как, куда
Детство подевалось?
Сдернут с черепа колпак,
Блестки растерялись.
Не придут к нам Дед Мороз
Со своей дочуркой:
Ус вплелся в невинность кос,
Вся в тату фигурка.
Дом разгромлен, пробиты
Кровля и стропила
Массой крохотной звезды,
Что на елке была.
И кружится хоровод
Трудный, но не вечный:
Смертный холод приберет
Стареньких беспечных.

Стихи об опоздании на метро со всеми вытекающими последствиями

Белая ночь, куранта бьет,
Белые медведи валят из зоопарка –
Шапки долой, мех навыворот –
Свечку поставить, раззявить рот
На крепость, где казнили Петра и Павла,
Куда вход закрыт грудью, впрочем, любезного гарда.
Циркульных девушек назвонив,
Фанторгазмирует корпоратив.
Молодежь вздымает алые паруса.
Грина – под киль большинством голоса.
А куранта читает каждый час или полчаса
Время – на манер указа
Прыгать серебряным скелетам
В кости мне. Вижусь насквозь на просветы
Щуристых джипов. Холодно,
Холодно, товарищи, ветрено.
Пауки-чайки скоблятся по
Басовым струям фонтана-моста,
Что мигает по секциям, в три цвета.
В пепле вечерни клювами ищут
Рыбку к заутрени для городища.
Надо к метро, но пробелины в свете.
Иду на «вы»… Был. Бултых! Меня нету.

* * *

Третий день на Транссибе. Третий день паровоз
виснет, дрожит и рискует по перекладинам шпал,
будто дряхлый гимнаст. То он сопит, пропуская всех тех, кто моложе,
то изливает, фары зажмурив, на шпалы темные мощногремящие струи…
А мы? Мы положены в твердые ниши.
Бицепсы вянут. Гуляют
вши по ногам, будто крабы. Носы
пылью забились. Моль чтива жиреет на мыслях.
Сонно глядим сквозь стекло, как со свистом
время нас обгоняет на гичке –
красное солнце везет и богатым – газеты,
ну а когда засыпаем, то видим во сне самолеты
и катастрофы.
Шикарно – разбиться!
Но бедность прогрызла нас, бедность пирует.
Вывалят нас на перрон – мы звонко раскатимся там, как волчки, как пустые Перуны.

* * *

Правая полоса движения,
Левая полоса движения
И дрожь омерзения.
Машины поддергивают дверцы, как полы плащей –
Не прикоснуться бы.
Жесть визжит гадливо: Дэ! Тэ! Пэээ!
Но белее первого снега, великий иероглиф Государственной Границы – есть.
Между вами и нами выписан здесь.

Бой

Вибрация, везде вибрация!
Ритма жизни из солнца прет,
Атомы изнуряя, врывается
В руку, что вещи строгать или видеть берет.
Эта рука – мужская. Плечом
Ползет колебание, смягчая мускулы,
Ниже. Втыкается мудро и горячо,
Под крестец. Хочет ввиться в узкое.
В бедрах жены плескается ,
В матку cыплется дробью спермиев –
Резонатор, и нагнетается
Эхом дрожи сердцебиение.
Мать поражает мужнин кулак –
Она же не знала! Так ее, так.
Волнение, недуг не рождены с тобою.
Волнение, недуг – в том барабанном бое.

* * *

Человек увяз в песках!
Пойман в середине:
Ноги – сквозь, а голова
В верхней половине
Тех часов, где точнота
Мутит повороты
И возможность акроба-
(Тик без так) проводит
Зиму в лето, жар в прохла-
Душу в дух, наверно.
Рой, мой живчик! Рой туда,
Где уже не скверно.
Где личинки солнц и след
Голого Адама,
Где Армстронга знамя – цвет
Лунного плацдарма,
Где острогой рыбу бьют,
А она из Трои,
Где в кувшинах джинны ждут,
Пока их откроют.
Где что корни, что плоды
На единой ветви –
Длинном нерве заботы
О моем бессмертии.

Дождь

Немного елочных иголок на щите
Кружки с герникой коней, высунутыми языками
Суровый пьютер
Телескопическая антенна змеится наконечником к луне
И месяц орет на оба рога
Месяц летит налево горбом
Капли-не капли, футляры под звук
Шифер – лакеем навстречу «тук».

* * *

Червонно-синий космос
Разбит на парк зверей.
Прыгка земля под лапами
Ста юных королей.
И сонный бябя плачет,
Пока сто мудрецов
В чернила нос макают,
Как сотня комаров.
А у пруда амброзия
Вширьна, как сто зонтов,
И жаб, гуляя с жабою,
Рупь за ствол дать готов.

* * *

Но папочка и мамочка уснули вечерком,
А барометр со спидометром в Африку бегом.
В Африку!
В Африку!
30! 50!
50! 30!
В Африку!

* * *

Коварный эмбриоша,
Трубчат, зверюшен, мал,
С планетой сквозь плаценту
Состукиваться начал.

* * *

На шее жеребенка, как бубенец, компас.
В ужасе магниты от выражения глаз.

В Петергофе

На дорожке слышно "кис-кис-кис",
И оно надвигается, как в бреду.
Или это "пис-пис-пис"?
Но не могут же они писать на ходу.

* * *

На Солнце гремят стаканы,
Бог с чертом чернила пьют.
Косячком марихуаны,
В плед завернут, лежу тут.

* * *

На болоте березки – как сигареты, вдавленные в торфяник
Одной задумчивой рукой.
Видно, нужно принять, что люди мне – не друзья.

* * *

Сдали белье
и выходим, как души.

* * *

Стук под крестом.
В дупле телеграфа
Дятел веселый живет.

* * *

У чайной цистерны нашел стопку Библий.
Апокалипсис – сегодня.

* * *

Сальная талия плещет на полке напротив.
Неужто рыдает о судьбах мира?