За день до осени

"Прозрачной нежности, мерцающего взгляда..."

«счётом ложек Создателю не воздашь»
Марина Цветаева

1.

Прозрачной нежности, мерцающего взгляда
беда отмерит, – лиха не зови!
В краю иного, неземного глада
тех благ и дел не надо
для любви.

2.

День – укутался в бархат осени.
Вечер – стройный, нагой и тонный.
В час затишья – сторицей спросится
за отвагу и взгляд бездонный,
за упорство в порочной нежности,
крохоборства скупую выть.
Эту жизнь вперемешку с нежитью
в день слезами не станешь лить.
Их и ночью не утолить.
Скудость яствами – не измерится,
скудость судится – поделом.
Скудость сердца – не скудость мельницы
с затупившимся жерновом.
Щит прощенья, печать прощания,
покаянья грядущий гром…
Так ступил за порог молчания
вздох,
оставленный
на потом.

Посвящение

Стояло прекрасное лето.
Как будто ещё вчера
сливались в потоке света
прозрачные вечера,
вились в океане неба
подобья манящих волн,
теплом разливала нега
свой давний и томный сон.
И мир весь казался целым
соцветьем небесных рощ,
прообразом новой эры,
и веры,
что не уймёшь
в груди,
не задушишь
песней
в гортанной слепой игре.
И след этих дней –
предвестье,
обещанное тебе.

Тихо

Ты слышишь, – звуки, занемев от боли,
оставили земные корабли?..
…Так сладко нам, невольникам позора,
с отчаяньем старательной любви,
с безумием настигнувшей юдоли,
с небес карающих
тянуться
до земли.

Самых главных слов было очень мало

Откровенных и ласковых слов в нашем городе выпало мало
что-то гулкое сбилось в груди и предательски гордо молчало,
все окончания слиплись в самое долгое «о».
На остановках пауз, на диких сырых причалах
всё крепче веришь, что лето уже пришло.
Всё крепче знаешь, что сроком в двенадцать вёсен,
двенадцать вёрст и двенадцать заветных «верь»
неизменно бывает то, что так долго просишь,
для волшебных и дивных зим отворяя дверь.

Выше

Есть только прозрачное небо, обнажённое до нуля.
Но если город любви не предан и круглая здесь земля,
то когда-нибудь, верно, найдемся мы, ты и я.
Вспомнишь образ заветной последней своей межи,
сердцу, дробью палящему, вновь поверишь и поспешишь.
Знаешь, долгих две жизни в одну нам, увы, не прожить,
и заветное слово – не вымолвить.
Боязно. Легче забыть…
…здесь опять занимают разные этажи
два уставших тела одной души…

За двоих

Я допиваю эту чашу за двоих.
Я не о жертвенности, я об одиночестве.
О том, как гулкий придорожный стих
отлился в звон хрустального пророчества.
Хрупка блаженства шёлковая нить,
крепки канаты доброго примера,
и не возьмется грешный шаг судить
простой души неистовая мера.
Лиха беда внебрачного венца,
грозит вина, бросая правде вызов.
И тот, кто строит города любви в сердцах,
наверно, что-то перепутал в двух эскизах.

Нарисуй

Нарисуй мне портрет этой улицы.
По обочинам стелется липкий яд.
Ветер сдавленный гнётся, хмурится,
пробегая дворы наугад.
Город скрылся за запахом осени и сигарет.
У деревьев, подобранных точно в ряд,
обнажённые крылья и крепкий земной корсет.
Ночь, твоя одичалая спутница,
здесь крадётся чуть слышно и в пол-лица.
И любви разноцветная лестница
упирается
в самые дальние
небеса…
Если холод души не окупится,
нарисуй мне, прошу, эту улицу.

Не оттолкнуть, не спеленать

Не оттолкнуть, не спеленать
мне этих мыслей боль.
И сердце глупое опять
отравлено тобой.
Как прокажённая, твержу
уже который раз,
что фразы едкие сражу
я приговором глаз.
Но, проиграв, опять ищу
к тебе дороги я,
врастая сердцем в полынью
сухого бытия.