Диета господина Грёза

 

 

 

Однажды на столе возле компьютера Грёз увидел сборник новелл, которые Марта распечатала накануне вечером, чтоб в последний раз отредактировать и, наконец, отнести в издательство. Он долго бродил между страниц, нырял с головой в чужие истории, подкреплялся любовью и светлыми надеждами, и, в конце концов, так переел, что заработал себе несварение желудка. Страдая от невыносимых резей в животе, едва ли не умирая, Грёз проклинал свою жадность и вдруг ясно осознал всю правоту слов Фелиции Смех.

«Свою миссию ты выбираешь сам», – сказала ему Фелли, и теперь её слова обрели смысл.

«А ведь правда! – осенило господина Грёза. – Я так долго впитывал в себя чужие чувства, страдал от некачественного питания, от голода и даже от переедания, консолидировал небывалый запас положительной энергии, а всё ради чего? Чтобы в один прекрасный день стать тем, кем сам захочу!»

Теперь дело оставалось за малым – решить, куда же эту энергию направить и кем стать.

 

Прошла неделя, и каждый день Грёз придумывал себе новую миссию: то он представлял, как становится долгожданным дождём в пустыне, то мечтал стать раскаянием для преступника, а иногда рисовал драматическую картину воссоединения двух юных возлюбленных, которому он поспособствует. Помочь страдающей матери найти украденного ребёнка? Дать возможность слепому впервые увидеть мир? Спасти целый континент от природной катастрофы? Удивительно, но господин Грёз чувствовал, что на любое из этих благородных деяний у него хватит и сил, и мужества.

От осознания собственной значимости кружилась голова. Впервые в жизни Грёз был переполнен своим (не чужим!) счастьем, предвкушением великого Поступка, который ему предстоит свершить, и который, возможно, изменит ход всей человеческой истории. Пребывая в состоянии эйфории, он совсем не заметил, что всегда жизнерадостная Марта Плескач стала вдруг унылой и меланхоличной.

– Выпил из неё всю радость, прозрачный сибарит! – осуждающе подытожила старшая хризантема.

И, кажется, она была права.

 

 

*   *   *

 

В первый день декабря укрытый снегом город стал похож на белого пушистого котёнка, свернувшегося клубочком и закрывшего хвостиком нос.

От сверкающей белизны слепило глаза. Звуки сделались приглушёнными, и было слышно, как в пустых подворотнях подолгу звенит эхо умчавшегося трамвая.

Грёз сидел на подоконнике, наблюдал за плавным падением редких хлопьев и думал о своём великом будущем, пока в комнату не вошла Марта Плескач.

– Вот и всё, – сказала она вслух, обращаясь то ли к снегу за окном, то ли к хризантемам, то ли к господину Грёзу, но, скорее всего, к себе самой, – пять крупнейших издательств отказали мне. Бездарно. Далеко от реальной жизни. Приторно-сладко. Розовые сопли. Спускайтесь с небес на землю. Хватит марать бумагу. Наверное, они правы. Больше не буду! – она криво усмехнулась, помолчала, подошла к столику, на котором стоял макет Бумажного города, а потом в сердцах схватила всё, что попалось под руку, и швырнула в камин.

– Нет! – успел крикнуть Грёз, но было поздно. Пламя с удовольствием лакомилось прозрачным городом, вырезанным из папиросной бумаги – его улочками, башенками, домами и колоннами, его жителями и их надеждами. Наверное, пламя тоже любило смех под соусом влюблённости. Салат из свежих улыбок. Сладкое суфле из тёплых слов. И, конечно же, щепотку нежности.

Когда от города остался только пепел и запах гари, Марта, ничего не сказав, вышла из дому.

Закрыв лицо руками, Грёз беззвучно плакал.

Хризантемы сочувственно молчали.

 

 

*   *   *

 

В тот вечер Грёз многое понял. Например, то, что уходить в Невидимый мир совсем не страшно, главное – успеть всё завершить перед уходом.

«Только бы успеть сообщить Радию и Фелли, что я знаю, на чём держится этот северный город! Только бы у меня всё вышло!», – шептал Грёз, скользя по обледеневшим улицам.

Он знал, что сил у него более чем достаточно для великих поступков, но смертельно боялся, что их не хватит для одного маленького чуда.

Чудеса – они такие, с ними всегда сложней.

 

 

*   *   *

 

Утром второго декабря Марта Плескач проснулась отрешённая и безразличная ко всему вокруг: накануне вечером она сожгла все свои мечты, планы и надежды и теперь не знала, ради чего жить.

Чувствуя себя полой фарфоровой куклой, прислушиваясь к пустоте внутри себя, она по привычке подошла к овальному столику, на котором раньше лежали её бумаги, и от неожиданности ахнула.

Он был тут.

Он сверкал в лучах бледного декабрьского солнца как ни в чем не бывало.

Полупрозрачный, тонкий, величественный город, искусно вырезанный из папиросной бумаги, он был прекрасней того, прежнего, и жители, населявшие его, наверное, тоже были счастливей и добрей, чем те, которых придумала Марта.

Девушка заглянула в прозрачные окошки и на мгновение увидела их всех.

Здесь был молодой человек в чёрном шёлковом плаще, который не знал большего счастья, чем мастерски вращать пылающие факелы, а рядом пухлый мальчишка восторженно взирал на огненное представление, мечтая научиться укрощать огонь.

В интимном полумраке кафе Марта увидала долговязого нескладного подростка и некрасивую девочку, которые влюбились друг в друга по уши и от разделённого чувства расцвели, как подснежники подо льдом.

Был здесь и старик в инвалидном кресле, который вовсе не торопился умирать, окружённый искренней любовью сына, невестки и внуков; на скамейке в парке женщина в меховом манто рассказывала своей соседке, как она счастлива в браке, а рядом улыбалась женщина-маятник, которая больше не боялась жить.

Марта увидела даже саму себя: она тоже ничего не боялась, весело подставляя лицо студёным ветрам, принимая вызовы судьбы, готовясь отстоять свой северный город.

Видение длилось всего лишь какую-то секунду, а потом всё вернулось на круги своя, и перед Мартой Плескач снова был просто макет города, вырезанного из бумаги, в котором жили обыкновенные плоские фигурки.

«Наверное, я не сожгла вчера бумажный город. Наверное, это просто мне приснилось», – пытаясь унять сердцебиение, повторяла Марта, но тут она увидела то, что заставило её окаменеть от изумления.

…На подоконнике стояло большое круглое блюдо с абрикосами – краснобокими, ароматными, маленькими солнцами.

И у каждого был вкус счастья.

 

 

 

Август 2010.
Киев.