Твой личный газенваген

Автоэпитафия вольноотпущенника

       вольный перевод надписи на древнеримской могильной плите

Я призову в свидетели полнеба
и беспощадно синий окоем.
Я высек это в камне – кто б полнее
запечатлел отсутствие мое.

Я жил внаймы, я уповал на помощь,
я ел с ножа и убивал, смеясь.
Я столько позабыл, что не упомнишь –
как это звали – радуга ли, полночь,
что это было – нежность или грязь.

А смерть приходит с белыми руками,
с горелым хлебом, с пригоршней огня.
Я обманул ее. Я высек в камне:
меня здесь нет. Я здесь – но без меня.

Благодарение высоким манам
за право жить, за доблесть умереть
каким родился – голым, безымянным.
Я был – я не был – я не буду впредь.

Я высек это в камне.

Зимние квартиры

Выпадает меченая карта.
Выпадает срок уплаты долга.
Выпадает супермен из кадра.
Выпадает снег. Уже – надолго,
чуть не навсегда.
Опустим шторы
и в буржуйку хвороста подкинем.
За порогом – вход в пустую штольню,
а под стрехами – гнездо валькирий.

Так, нутром предчувствуя период
ледниковый, устрашась полярных
холодов, судачат сибариты-
мамонты: а вправду, не пора ли
к Господу на зимние квартиры,
в голубые гибельные толщи?
Что кому – а нам с лихвой хватило
нежности – и ненависти тоже.

Ныне существуем по законам
времени военного – а значит,
сколько ни шатайся по знакомым –
не застанешь никого из наших.
Да и ваших нет – ушли в разведку,
в андеграунд, к ляду или к бесу,
попадая пальцами в розетку
при очередной попытке к бегству.

Что ж, махнемся судьбами и снами,
овладеем межпланетным сленгом.
Все, что было с вами-с ними-с нами,
станет снегом-снегом-снегом-снегом.
Потому что снег дороже боли,
потому что все врата отверсты.
За порогом – чисто волчье поле,
а в конце задачника – ответы.

Завтра –
ленинградская блокада.

* * *

Царевич Гаутама
должен был родиться в Майданеке или Дахау.
Но не был ни тута ни тама – ни по делу, ни отдыхая.
То же относится к Божьей маме.
Как известно,
нет никаких упоминаний о ее рабочем визите в Освенцим.
Возможно, тогда просто не было хорошо оборудованных концлагерей,
Иначе башни у ребят сворачивало бы еще верней.
Впрочем,
концлагерь – идеальный санаторий духа,
равноудаленный от мирских горестей и соблазнов.

………………….

Больше концлагерей,
хороших и разных!

Твой личный газенваген

Не коси, товарищ, выдавленным глазом.
Не свисти, товарищ, порванной губой.
Подыхать – так с музыкой, да еще под газом.
Личный газенваген едет за тобой.

Личный газенваген – хитрая машинка.
Он в кошмарах липких снится по ночам
всяким там изгоям, разным, бля, меньшинствам,
жидомарсианам и другим хачам.

Ну а нам-то хуле, мы же из народу,
из родной канавы, от кривой сохи.
Вспомним мы пехоту, перегар и рвоту,
выпьем и прочтем Сережкины стихи.

Мы еще дадим говна, уголька и газа,
мы еще послужим Родине-стране,
что стоит, качаясь, пьяная зараза,
в православном ветхом шушуне.

За любовь и веру! Удаль и отвагу!
Навернем пельмешков, и опять в забой.
…А за нами едет личный газенваген,
Черная машина с жестяной трубой.

Это осень. Неужели так скоро...

       Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века.
       «Символ веры», Никейский собор, 325 г.

Это осень. Неужели так скоро,
неужели так до срока – поверь,
я не слышал терпеливого хора,
указующего мне, кто правей,
кто правдивее.
В прожилках и остьях,
словно в устьях замерзающих рек,
застоялся пузырящийся воздух,
пузырящийся и ясный, как грех.
По какой такой любви и причине
под рассыпчатый смешок-шепоток
от предсердья к воспаленной брюшине
перекачиваешь медленный ток?
Сколько скуки на внимательных мордах
облаков порожних, сторожевых…
Слышишь – чаю воскресения мертвых,
но не чаю обретенья живых.
Слышишь – верю в холода, в непрощенье,
в снег, что выпадет из Боговых рук,
в превращение и коловращенье,
возвращенье – на гончарный ли круг?
…Это память. Это тысячи волглых
соответствий в обожженной листве.
Подержись еще немного за воздух.
Заплати за ускользающий свет.

* * *

Жан-Батисту Мольеру в обед четыреста лет.
Жан-Батист Мольер стар и сед.
А там, где не сед – просто лыс
господин Мольер Жан-Батист.
Ах, Мольер, ах, Батист, ты совсем облез, а ведь когда-то написал четыреста пьес.
Господин Мольер отвечает: «Я ебал вас всех по нотам.
Я устал от пьес, устал от премьер.
Я Жан, я Батист, я Мольер».

(……………………дзззззззззз…дззз…дзззззззз……………….)

«Кто там?».
Это Жан-Поль Кокто, председатель жилищного кооператива,
заскочил на рюмку аперитива.
Говорит Мольеру: «Слышь, Мольер, здесь вроде все свои,
так что я скажу тебе прямо, Батист: живешь ты хуже свиньи,
даже взглянуть на тебя противно,
гребаный ты Жан,
мохнорылый бес,
драматург ссученный.
К завтрему – справочку мне в контору о составе семьи.
Потому что по информации,
полученной от кой-кого из сознательных горожан,
Ты женат на собственной дочери».
Жан-Батист Мольер хмурится и молчит,
затем, единого дурного слова без, подвергает Жана-Поля Кокто дефенестрации,
а наутро идет в собес,
занимает живую очередь.

* * *

Городок в табакерке фабричной, где
всё давно до балды Левше-Балде –
раздолбаю, мученику во труде,
прокоптившему небо родимой «Примой» –
где шипит и квохчет людская молвь,
да река под боком, да семь холмов –
благодать четвертого, что ли, Рима.
Где каленым железом, да с матерком,
достоевский мужик тишком-ладком
ухайдакал-таки лошадку,
где двумя перстами грозил раскол –
молонья в руце на гербе градском
и тюрьма, довлеющая ландшафту.

А в прогале звездном, как между строк –
то ли начисто отмотавший срок,
то ль досрочно вышедший из-под стражи,
пролетает ангел моей земли,
отвернув к небесам похмельный лик,
ибо черен, одутловат и страшен.
Ибо не на что тут ему смотреть –
в хороводе путаниц и смертей
всё как есть, и отцы не лучше деток –
он видал все это не раз в гробу,
он подносит к устам свою трубу
и орет в нее: «Эй, ну где Ты?»

Декапитация по-русски

У слесаря Сидорова больше нет головы.
(Три раза аах и пять раз увы.)
Отрезало, понимаешь, напрочь циркулярной пилой.
По этому поводу он, наверное, очень злой.
Не то чтобы Сидорова завалил садист,
ну, вроде бы какой-то ремень оторвался, слетел диск.
В результате у Сидорова полный отвал башки.
Ой жги, разговаривай, жги.
А ученику 5 класса школы-лицея №17 Петрову от передоза своротило бак.
Кто же знал, что он такой слабак.
А дело было так:
он скурил два с половиной грамма, и теперь его крыша летит среди звезд.
Жги, босота, в полный рост.
А контрактник Ивашкин вернулся домой запаянный в цинк,
с этим мудаком вообще получился цирк.
Мама посмотрела в окошко гроба Я ЧЕ ТО НЕ ПОНЯЛА
НЕТ ГОЛОВЫ У СЫНОЧКИ А РАНЬШЕ Ж БЫЛА
(Овцееб Муса оказался настоящий вайнах.)
Жги, русня, разговаривай нах.

…………………………

У бурлеск-массажистки Анечки больше нет головы.
У младшего менеджера по продажам офисной техники А. Пушкина больше нет головы.
У домохозяйки Натальи Семеновны больше нет головы.
У поэта ЭльСомова больше нет головы и т. д.

Поголовная декапитация населения, каждый в свой черед.
Россия, вперед!

Внезапно как если бы Он Показал Нам...

       Сергею Зхусу

Внезапно как если бы Он Показал Нам
входит кровяной мужик с глазами какие Он Показал Нам
росту такого как Он Показал Нам
а в руках у него чортова шапка и несвяченые куличи
на основании чего мы делаем вывод
что Он кагбэ просит нас
не беспокоиться.

Рождество в аду

не знаю когда это будет
в стране победивших берез
без плача отпразднуют люди
твое деньрожденье христос

в домах соберутся под вечер
закусят помянут икнут
пять тысяч рождественских свечек
в рождественский тортик воткнут

начнут изумляться и ахать
о вере триндеть и о зле
и в полночь узрят патриарха
верхом на крылатом осле

тебе и не думалось даже
в запале последних минут
каким тебя жиром измажут
какой хуеты наплетут

и в небе не звездочка светит
рождественский пляшет салют
и снова жестокие дети
подставят тебя и сольют

* * *

я хочу от русского языка
ровно того же самого
чего хочет пластун от добытого языка
связанного дрожащего ссаного

замерзает не долетев до земли плевок
а я ж тебя паскуда всю ночь на себе волок

электрической плетью по зрачкам – говори
все как есть выкладывай или умри
все пароли явочки имена
а потом ля голышом на морозец на

посадить бы тебя как генерала карбышева на лёд очком
чтобы яйца звенели валдайским колокольчиком
чтобы ведьминой лапой маячила у лица
партизанская виселица ламцадрицаца

чтоб саднила подставленная щека
чтоб ожгло до последнего позвонка

а потом глядеть не щурясь на дымный закат
оставляя ошметки мертвого языка
на полозьях саночек что везут
через всю деревню на скорый нестрашный суд

Родина-тьма

хочешь правды слушай сука сюда             злое облачко само по себе
только родина господь и беда                    по-над краем невысоких небес

а за край вообще не надо смотреть            здесь недетские стоят холода
эту родину зовут твоя смерть                     хочешь правды значит слушай сюда

холода треноги красный бурьян                 от прямых дорог от ясного ума
здесь на марсе каждый весел и пьян         позовет однажды родина тьма

мое сердце как кусок льда                        орбитальная хрустальная тюрьма
цельнокованый кусок льда                         золотая рвота звезд кутерьма

треугольные бесстыжие глаза                    не видать им ни за что никогда
хоть нассы в них все им божья роса          марсианские сады города

только родина господь и беда                   только облачко бежит себе вдаль
только сердце как кусок льда                    вечно тающий кусок льда