Нежная музыка ветра

Донна Анна – Дон Жуану

…Когда б густую прядь отбросить от виска
И шрам поцеловать – вон там, над левой бровью…
Бог знает, почему любовь тебе сладка
Не девичья, а вдовья…

Бог знает… Или нет? Ведь ты его свергал,
К барьеру вызывал усердно, ежечасно.
Ты победил – а сам упал к его ногам,
И я к тому причастна.

Я повод подала, я траур не блюла,
Не мучилась и дня тоской по командору.
Что было до тебя – лохмотья и зола.
Я не боюсь позора,

Но я боюсь тебя, но я себя боюсь:
Друг друга не понять, не усмирив гордыню.
Я быть обречена тебе, невольник муз,
Десятою отныне,
Судьбой твоею быть: ни Бог, ни командор
Не жалуют отнюдь упоминаний всуе.
Как ни были б люты погибель и позор –
Cпасу, когда спасуешь.

Когда бы эту прядь отбросить от виска!..
Но стоит закричать – и захлебнешься кровью.
Я знаю, почему душа тебе близка
Не девичья, а вдовья…

Портрет

С наскоро написанного уличным художником портрета
Радостно улыбаемся мы с Дорианом Греем.
С чего бы нам улыбаться, чему радоваться?..
Ведь у меня роскошная, тонкой выделки, шагрень души,
Замерзая, сжимается и сжимается,
А у него стремительно прогрессирует паралич сердца.
Непонятно, почему городской микеланджело
Увидел нас вдвоем, хотя позировала я одна…
И, странное дело, у меня за правым плечом
Всё яснее проступает лицо ангела,
Похожего на грустного клоуна.
В его поднятой крылатой руке –
Маленький кусочек шагрени…

Осеннее скерцо

Подгоняема шальным ветром,
Разноцветная метель кружит,
И субтильные дрожат ветки
В обрамленьи золотых кружев.

Не взирая на красу рощи,
Деловито застучал поезд,
А навстречу невзначай брошен
Ориона золотой пояс.

Я хотела от тебя скрыться,
Я хотела поиграть в прятки.
Что поделать, ты не мой рыцарь,
Да и рыцарь ли вообще? Вряд ли…

Что ни день – опять судьбы скерцо,
Все печальнее и все выше…
Тонкострунное мое сердце
О тебе поет. А ты… слышишь?..

Обыкновенному волшебнику

       Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец.
       Слава безумцам, которые живут так, как будто они бессмертны…
       Е. Шварц, «Обыкновенное чудо»

Знаешь, родной, давай-ка с тобой представим:
Кто-то решился нас поменять местами…
Этот веселый кто-то – сказочник тоже,
Выдумал нас – и смеется сидит, похоже…
Я суечусь, готовлю, стираю, мою –
Ты и привык, ты любишь меня такою.
Лейка, кофейник, фартук, щипцы, закваска… –
И вот поди ж ты, вдруг написалась сказка,
Как-то сама собою, с неба упала.
Обыкновенная сказка, каких немало.
Один волшебник женился, остепенился…
Помнишь, как это было? Пение птицы,
Бабочки, звезды, опущенные ресницы…
В общем, самое время – остепениться,
Стать осмотрительней, сдержанней, осторожней…
Только волшебник – он же ведь не сапожник,
Все его тянет побаловаться чудесами:
Цыплята четырехлапые, куры с усами –
Я нагляделась… Я тоже привыкла, милый.
Но ты забыл, я тебя об одном просила:
Не обижай людей, пусть они не плачут,
А о любви скажи мне как-то иначе…
Ты же для них – судьба, ты для них – дорога,
Ты им – как нам – тот, кого называют богом,
Всем этим рядовым палачам, повесам,
Всем королям обычным, простым принцессам,
Всем этим бедным, глупым, шальным медведям,
Взбалмошным: чуть поцелуй – и, гляди, уедет,
Слабым, уставшим, влюбленным, несчастным, мокрым,
Злым и отчаявшимся, вламывающимся в окна,
Когда уже невмоготу без принцесс – обычных,
Только на смерть взирающих безразлично.
Ты же им всем – судьба, ты им всем – дорога…
Я умоляла: будь мягче, суди не строго.
Ты не хотел услышать, тебе – забавы…
Смерти твоей захотят – и будут правы,
Ибо на то и судьба, чтобы с нею спорить!
Видишь, какое может случиться горе,
Гордый волшебник мой, бородач безумный?..
Только ты не научишься жить бесшумно…
Фартук, кофейник… А я ведь давно узнала:
Нет никакого величья в плохих финалах.
И потому – все будет, как мы привыкли:
Дети родятся, растут огромные тыквы,
Солнце круги задумчиво в небе чертит…
Я уж забыла, кто там из нас бессмертен?..
Только, по-моему, вечно нам жить обоим.
Ты представляешь, что мы расстались с тобою?
Глупость какая… Ладно, оставим споры.
Чаю налить? А знаешь, вот тот, который
Выдумал нас – он, наверно, сейчас смеется,
А всем влюбленным сегодня все удается.
Он улыбается в бороду, наблюдая,
А борода – как твоя, слегка седая…

* * *

Нежная музыка ветра,
Бесконечная кантилена,
О любви поющие руки –
Лира Орфея.

Острое лезвие ритма,
Молчаливой страсти стаккато
Изо льда высекают искры,
Как из металла.

Ты приручаешь стихию,
Силу трения опровергнув,
По земле плывя, как по морю,
Будто по морю…

Даже закон притяженья
Ты и тот дерзаешь оспорить,
По земле летя, как по небу,
Словно по небу…

Чем же тебе удается
Примирить эти лед и пламя,
Геометрию и орнамент,
Тело и звуки?

Есть ли какая-то сила,
Что полет могла бы замедлить,
Что прервать бы его сумела?
Нет, не поверю!..

* * *

Когда в душе темно и пусто
От равнодушия и злобы,
Ты в ней надежду, будто люстру,
Зажечь попробуй.

Когда прострелен алый парус
И тонет белый пароходик,
Послушай: музыка осталась…
Не все проходит.

Когда закрылись двери рая
И небо рушится на плечи,
Смотри – стихи не умирают…
Не все конечно.

Когда последние минуты
Часы отсчитывают мерно,
Пойми: любовь нужна кому-то…
Она бессмертна.

Когда душе темно и пусто
От равнодушия и злобы,
Её любовью и искусством
Лечить попробуй…

City of Angels

Так на земле устроено от века, –
Да только ни одна не ведает душа –
Что ангелы живут в библиотеках,
Взахлеб читая нас, в затылки нам дыша.

Свобода – лед с кровавым переливом…
Но одному из них когда-то повезло –
Упасть, и пасть, и сделаться счастливым,
Бессмертье променяв на бренное тепло.

Он так прекрасен был в своей отваге!
Он богоборцем был, а не простым борцом.
Но не спасают крылья из бумаги,
Коль некуда лететь и ветра нет в лицо.

Он знать хотел – и книги подсказали,
Что чувствует любой, покуда он живой…
И женщина с зовущими глазами,
Как черная звезда, взошла над головой.

Огромной окольцованною птицей –
Он слышал этот зов, он был к нему готов! –
Порезавшись о колкие ресницы,
Он рухнул в те глаза без дна и берегов.

Круговорот прощений и прощаний
Был короток, как вздох, и ярок, как закат.
Захваченный обычными вещами,
Он выпустил ее. Никто не виноват…

…Земное море ластится ночами
К порогу твоему. И мир не так велик.
Ты оглянись: быть может, за плечами
Влюбленный ангел твой склоняет грустный лик…

Наказ

Улыбнулся с портрета старого
Нестареющий мудрый лик.
Вы любите, ребята, Сталина,
Без любви он не так велик.

В марте таяло. Не растаяло.
Унимая в коленках дрожь,
Вы любите, ребята, Сталина,
Без любви он совсем не вождь.

Ватник порванный да засаленный
Грел надежнее, чем пальто.
Вы любите, ребята, Сталина,
Без любви он почти никто.

Непривычно рук не заламывать,
Неудобен без кляпа рот.
Пусть этапом идут шаламовы:
Народилось невпроворот.

Пусть промчатся по ним составами
Аматёры костей и жил.
Вы любите, ребята, Сталина,
Чтобы вечно меж вами жил,

Чтоб следил, как собьетесь в стаю вы,
Чуть прищуренный зоркий глаз.
Вы любите, ребята, Сталина,
Нечем Сталину жить без вас.

Гадание

Время катится без оглядки.
Новый год, как обычно, стар.
Вот опять наступили святки,
И опять со свечою шар…

Сердце теплится вполнакала,
Свет свечи в глубине зеркал…
Я такого тебя искала,
А меня ты – такой искал?

Каждый вздох наперед прочитан.
Вознесенская в мире грусть…
Два столетья молчит Кончита,
Обещавшая: «Я дождусь».

Зря гаданье назвали ложью.
Может, это спасенье тут
От извечного полдорожья
Да случайных земных простуд.

Ты не веришь. Я знаю. Полно.
Говори им, что ты ничей.
Все равно не минуешь в полночь
Коридора моих свечей.

* * *

Тёплый снег проплывает над мостовой
Невесомой походкой – и мимо, мимо…
Никогда и не думали мы с тобой,
Что бывают такими знойными зимы.

Только мне на север. Мой путь далёк.
Уходи, не жди. Я уже в вагоне,
А душа, как пойманный мотылёк,
Остаётся и бьётся в твоей ладони…

* * *

Знаю: ты не от меня –
Но и не ко мне.
День качается, звеня
На одной струне.

Сколько струн по всей земле
Тянется в снегу!
Параллельных двух колей
Безысходный гул…

Параллельны «нет» и «да».
Посреди зимы,
Как ночные поезда,
Разминемся мы.

Исаакиевский собор

Царь запустил жестокий маховик.
Француз был горд, оборонялся стойко,
И не святому памятник воздвиг,
А тем, кто жизнью оплатил постройку.

У Тихвинской в глазах немой укор,
И Царских врат не заживает рана,
Но оживляет сумрачный собор
Чуть слышное дыханье Монферрана.

       Перед прочтением см. историю постройки собора и биографию О. Монферрана.

Я – жива, молчи – не молчи...

       I will survive…
       Г. Гейнор

Я – жива, молчи – не молчи.
Ничего, что воздух горчит,
Что опять без солнца, к нулю…
Я привыкла, я потерплю…
Не впервой кричать в пустоту.
Но на льду цветы не растут.
Знала я ответ пустоты…
Может быть, узнаешь и ты.
Ничего, что голос хрипит,
Стужею навылет пробит,
Что замерзли в горле слова…
Главное одно: я жива.
Безнадежен был этот бой:
Мотылек тягался с зимой.
Просто, как оттает, – больней,
Просто до весны – десять дней…

Чеширский Кот

       …можно вас попросить не исчезать и не появляться все время так внезапно, а то у меня
      прямо голова кружится!
      Л. Кэрролл, «Алиса в стране чудес»

Слишком поздно я поняла ошибку:
До страны чудес не дойти вприпрыжку…
……

Как заметишь на ветке кота с улыбкой –
Прекращай сверять календарь по книжкам.

Померещится кот – и пиши пропало:
Позабудешь о времени, о престиже
И пойдешь наудачу, куда попало,
В безотчетной надежде: к нему поближе.
Без него никак, но и с ним несладко…
Просто он и воздух – одно и то же.
Только оба вы – такова повадка –
От себя бежите – и тем похожи.

Ненормальных блюз, саксофон и скрипка,
Из известных тем – самая простая…
……

Эй, Чеширский, оставь мне свою улыбку!
У меня в душе – вдруг да не растает?..

* * *

       И, тая в глазах злое торжество,
       Женщина в углу слушала его.
       Н. Гумилев, «У камина»

О, отчаянный флибустьер, беспощадный конкистадор,
Кровожадный черный корсар, отчего ресницы мокры?
То ли это с утра жесток синий ветер с прибрежных гор,
То ли правила не тобой заведенной в веках игры?

Был ужасней огня в ночи грозный шорох твоих ветрил.
Океаны и города, будто псы, лежали у ног.
Сколько золота ты украл, сколько пленников покорил…
Ты полмира завоевал, только сердце ее – не смог.

* * *

Знаешь, солнце, все дороги открыты –
И пока ты узнаёшь их длину,
Я начну тебе вязать теплый свитер –
Как умею, потихоньку начну.

Я на пряже развяжу осторожно
Узелки колючих слов и обид.
Бесконечное твое бездорожье
Или свитер – кто из них победит?

Я вяжу тебе его, как умею,
Да разматываю сердца клубок.
Я-то знаю: моя пряжа длиннее
Километров непроезжих дорог…

Пуха нежности возьму – для уюта.
Не порвать бы паутинную нить…
Не любила я вязать почему-то,
А теперь вот не могу – не любить…

Только холодно ли солнцу в зените?
Теплый свитер – да зачем он ему?..
Знаешь, солнце, я свяжу тебе свитер,
Ну а ты уж разберись, что к чему…

Памятник

       Я при жизни был рослым и стройным…
       В. Высоцкий,
       «Памятник»

Я – памятник себе. Попробуйте поспорить,
Премьер, и президент, и член-корреспондент…
Шемякин и Зураб, кончайте рукотворить:
Родителями мне воздвигнут монумент.

И долго буду тем отвратна я народу,
Что в мой жестокий век – o tempora, o mo… –
Я говорю царям: в семье не без урода,
Уродство – не мигрень, и не пройдет само.

Конечно, я умру. Что ж разводить турусы?
К гадалке не ходи – подохну, без балды.
Но как ни тщились бы калмыки и тунгусы,
Чтоб заплясала я под звуки их дуды –

Вприсядку не пущусь, и тут им не поможет
«Аминь», ни «Мутабор!», ни «В Бога душу мать»…
Пускай невелико достоинство – e а все же
Нерукотворна я. Нельзя меня сломать.

* * *

Если угол падения равен углу отражения,
Сила действия силе обратной равна, как всегда,
Если ты ощущаешь земное моё притяжение –
Значит, хаос не вечен, а смерть – вообще ерунда.

Мы задуманы Богом зарядами с разными знаками.
Только Он понимает, зачем эти «минус» и «плюс»,
И зачем полюса так бывают порой одинаковы,
И сближаются так, что в тебе я вот-вот растворюсь…

Кто владеет божественной физики этой законами –
Тот, наверно, уже научился ходить по воде.
От рассветного холода розу укрыв полусонную,
Улыбается Маленький принц на далёкой звезде…