Фигура переводчика

 

Купить в журнале за октябрь 2018 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 1 час | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

Данная статья посвящена работе переводчика как творчеству. Что касается профессионального перевода (инструкцию по эксплуатации миксера для приготовления корма животным, например) – то это отдельная и, скажем прямо, малоинтересная тема, по крайней мере, вне круга профессионалов.

 

 

 

 

1) Понять самому переводимое или тематику

 

Так перевёл на латинский язык «Письма» византийского писателя Симокатты Н. Коперник. Ну эти деятели возрождения они вообще были и швец, и жнец, и на дуде игрец. Но у Коперника-то был специальный интерес. Незадолго до этого была издана «Система мира» Птолемея. Коперник, увлекавшийся астрономией, тут же ринулся читать её. Да вот только с его знанием древнегреческого не по сеньке оказалась шапка. И Коперник в срочном порядке взялся переводить эти «Письма», чтобы хоть немного поднатореть в плохо знаемом им языке. И то, что «Письма» приобрели самостоятельное значение и читались в каждой польской шляхетской семье сначала на латинском, а после перевода Парандовского и на польском, не его вина.

 

Ради упражнения Ленин переводил уже переведённого К. Маркса, Нильс Бор – Диккенса, Л. Толстой – Стерна. Но переводили они это не для публикации, а для себя, чтобы освоить сложные политэкономическую тематику и понятийный аппарат – первый, английский язык – второй, способ описания внутреннего мира – третий. Такие переводы очень часты в писательской практике, хотя и редко выходят за стены писательских кабинетов. Или, точнее сказать, кабинетов пишущих людей, потому что и у литераторов, и у учёных, и у любых специалистов здесь проблемы общие.

 

Между прочим, когда хорошо знают язык, то в переводе часто вихляются. Наоборот, несвобода во владении чужим языком заставляет более пристально приглядываться к тексту, десятки раз ловить нюансы, проверять и перепроверять себя.

 

2) Обретение, совершенствование и т. д. стиля

 

Такой перевод – хорошая школа для любого писателя набить руку. Гончаров, автор «Обломова», постоянно переводил стихи, но прозой и дословно, той же ерундой тешился Чапек. А также французский писатель Шатобриан, но, в отличие от наших славянских авторов, которые своих опытов хотя и не скрывали, но особенно и не афишировали, француз не может не растрезвонить о своих занятиях всему свету. Его дословные переводы Мильтона и Шекспира ценятся французами на уровне поэтических обработок.

 

3) Профессиональный интерес

 

Здесь переводчика двигает:

 

а) интерес к содержимому

 

б) интерес к языку чужому

 

Например, когда внешне похожие слова совершенно не похожи по сути. Такое особенно часто случается в родственных языках. Лексическая база у них одна и та же, пришедшая из тьмы столетий, а вот развивается она совершенно по-разному в разных языках, показывая возможности, заложенные в исходном языке. Zwać в польском имеет то же значение, что и в русском: «звать, называться», «звать, призывать»; соответственно odozwać «отозвать», а вот neodzowny уже не «неотозванный», а «окончательный», «бесповоротный»; «неотложный», понятия, к которым русский язык пришёл совсем другим путем: через «конец», «поворот», «класть».

 

Obrabować – «обрабатывать», отсюда obrabiarka – «обработка»? не-а, «станок». А obrabunek? «Обработка», что ли? Нет вовсе: «ограбление» от rabovać – «грабить», rabunek – «грабёж». Licho существительное «зло» и наречие «плохо», откуда licho ubrany – не плохо убранный, а плохо, бедно одетый и lichota – «нищета». Когда автор данной статьи учил польский язык, ему нравилось просто читать польско-русский словарь и сравнивать значения. Увы, ко всему хорошему и необычному на свете привыкаешь. Теперь я знаю польский язык неплохо, но уже и удовольствие от него пропало: польским штампам быстро доставляются по извилинам русские штампы. Поэтому, если хорошо знаешь иностранный язык, кончай маяться переводческой дурью: как писатель ты в этом направлении отработанный материал. Поэтому Пушкин, так охотно переводивший с французского пацаном, когда осваивал технику стиха, совершенно охладел к нему зрелым человеком: он перестал чувствовать французский и предпочитал плохо знаемые им английский, итальянский, даже испанский.

 

но прежде всего

 

в) к своему:

 

А как это можно выразить по-русски. То есть обрести часто недостающий понятийный аппарат. Замечательно в этом направлении в своё время поработали Ломоносов и Карамзин, да и Жуковский приложил руку. А вот после них дело застопорилось. В художественной литературе Тургенев, Л. Толстой, Чехов прекрасно обходились тем, что для них наработали предшественники и на века отполировал Пушкин. Салтыков-Щедрин, Лесков, Зощенко остались невостребованными, а зря. Великие русские учёные принадлежали к немецким школам и предпочитали свои открытия, как с барского плеча, бросать на русский, свои идеи излагая прежде всего на немецком. Интересно переводил Лосский Канта, Церетелев – Юма, неизвестный переводчик – Беркли, но их переводы также не стали всеобщим достоянием.

 

Как трудно давался русский язык, можно указать на примере Церетелева. Юм пишет достаточно просто и художественно, чтобы любой образованный человек, пусть и с трудом и вниманием, но мог понять его (Джейн же Остин читала и даже что-то там возникала в противовес философу), не прибегая к специальному аппарату. Его термины все из обиходного английского языка: idea, perception, impression, feeling, image. В русском языке им соответствуют «идея», «образ», «восприятие», «представление», «ощущение». Но какому английскому слову какое русское? Одним и тем же словом, допустим, «ощущение» Церетелев называет то feeling, то perception, то impression. А чтобы не было путаницы, он не мог придумать ничего лучшего, как при всяком употреблении этого слова в скобочках ссылаться на английский источник: «ощущение» (feeling), «ощущение» (perception). В проблему ко всему прочему встревает неоднозначность самого слова «ощущение» в русском языке: «ощущение счастья», НО «по ощущениям твёрдое тело».

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Купить в журнале за октябрь 2018 (doc, pdf):