Парис, троянский царевич

из цикла «Боги рядом»

 

На чтение потребуется 1 час | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

– Я знаю про твой сон, – сказал Приам жене через несколько дней после рождения ребёнка. – Я разговаривал с оракулом, он советует от него избавиться.

Гекуба кормила младенца грудью и с ужасом посмотрела на мужа:

– Его убьют?

– Пусть свершится воля Богов. Его отнесут на Медвежью гору и там оставят. Если ему суждено погибнуть – погибнет, если суждено жить – выживет. Оставлять его в нашей семье, в нашем городе я не могу. Твой сон – предостережение, ниспосланное нам Богами. От него надо избавиться.

Гекуба заплакала и прижала младенца к своей груди. «Бедненький мой», – шептала она.

 

В тот же день Агелай, царский садовник, который проживал в тех местах – у Медвежьей горы, что в предгорьях Иды – получил отпуск на три дня.

– Оставишь младенца под деревом на Медвежьей горе. Выбери дерево, оцарапанное когтями, куда медведи ходят. После этого можешь отдохнуть дома, – сказал ему Приам. Гекуба в последний раз взглянула на спящего младенца, поцеловала его в шейку и передала садовнику.

– Кричать будет, замучаюсь я с ним, – пробормотал тот, принимая спелёнутое дитя, – может, недельку погулять-то дашь, царь? Такую ведь работу даёшь…

– Ладно, ладно. Только смотри, сделай, как я говорю.

К концу дня Агелай был дома. Дитя действительно проснулось в дороге, заплакало и завизжало так, что бедняга трижды проклинал ту минуту, когда ребёнок оказался на его руках.

– Успокой его, – сказал он своей жене, Гребе, рассказав ей, в чём дело, – завтра с утра пойду с ним на Медвежью.

У них был грудной ребёнок, и Греба, приложив младенца к своей полной груди, быстро успокоила его.

– А может, оставим его? – спросил Агелай. – Жаль дитятку-то.

– Об этом и не думай, – грозно ответила жена. – Я про таких слыхала. Он бедоносец. Помню, бабка рассказывала. Вот рождается такой и одни беды от него идут, как от заразного. Потому как беда уже в нём сидит и только и ждёт, куда б от него передаться. Вот покормлю его, пойду промоюсь, да молиться буду Светлоликому, чтоб беда нас миновала.

Утром она сказала ему:

– Я вот что надумала. Соседка то наша, Флора, своего на днях потеряла.

– То есть как потеряла?

– Ну, помер её младенец. Визжал, визжал, да удохся. Подошла – а он холодный лежит. Так может, отдадим мы этого бедоносца ей? Нечего тебе на Медвежью ходить, ещё самого загрызут.

– Так ведь беды от него пойдут.

– А так ей, стерве и надо. Чёртова семейка. Чтоб на них трижды беды нашли. Вишь, какой дом-то отстроили. И всё им мало да мало. Ты смотри не проговорись только, как дело было. Скажи, на дороге нашёл. Гулящая какая подкинула.

Так свершилась воля Богов, и Парис остался жить.

Младенца назвали Александр – «Воитель мужей». Уж больно грозен он был, когда поднимался на ножки и выглядывал из своей колыбельки, хмуря бровки и громко попукивая. «Чудненький ребёнок, – говорили соседки Флоры, разглядывая дитё. – Какие волосики, глазки. Красавец будет. Ни в мать, ни в отца», – хихикали они.

– Вот такой он у нас получился, – улыбалась Флора. Она никому ничего не сказала о подмене. Так они договорились с Гребой. Муж Флоры, каменщик Федр, работал в Трое и редко наезжал домой.

Между тем беда не обошла Гребу. В груди её, как раз той, которой она кормила в тот раз младенца, стал расти камень. Он рос и твердел, и никакие травы не могли ей помочь. Умирая, она что-то бормотала о «бедоносце», но никто не понял её.

 

– Пойдём в поле венки плести, – сказала Энона, девочка из соседнего хутора. Александу и ей было по двенадцать лет. Они сдружились и их часто видели вместе.

– Не пойду, хочу в разбойников поиграть, – заупрямился он.

– Нет, пойдёшь, раз я говорю, – грозно сказала она и потянула его за собой.

Они прошли тропинкой лесок и вышли на поле.

– Мы с мамкой были здесь утром, когда только солнце вставало, травы собирали. И я приметила большие-пребольшие ромашки.

Они пробирались сквозь душистую траву, раздвигая её руками.

– Тут задуреть можно, такая травища, – сказал он недовольно.

– На этом лугу трава самая-самая целебная. Видишь, какой тысячелистник, а вон мятка.

– Не говори, всё равно не запомню.

Трава окончилась, и они вышли на полянку, покрытую вереском.

– Смотри, какие здесь огромные ромашки, – сказала она, обрывая цветы – я таких нигде не видела, больше ладони будут.

Набрав ромашек, они уселись на валуны и стали плести венки.

– Как моей попке тёпленько от камня, – сказала она, ткнув его плечом, – а твоей? Правда, приятно?

– Ага, приятно, – согласился он.

Сплетя венок, она надела его на голову Александра.

– Тебе он очень идёт, – сказала она. – Ты в нем как девочка. – Она поцеловала его в нос. – Теперь надень на меня свой.

– Сама надевай.

– Нет, ты мне надень, я же на тебя надела.

Он надел на неё венок, и она подставила свои губки:

– Теперь целуй. Ну, вот так-то. Пойдем на озеро купаться, – вскочив на ноги, потянула она его.

– На Дальнее?

– Ну да, там лучше всего.

С венками на головах они прошли мимо Глубокого, потом Длинного. Берега их были покрыты тиной, а из воды торчали коряги.

– Я тут вчера с ребятами раков ловил, – сказал он, – мы их в кипяток бросали.

– Фу, мне их жалко.

– А мне – нет. Они вкусные. Бросишь их в кипяток, они вначале ползут быстро-быстро, а потом останавливаются. Сварились, значит.

– Не хочу слушать об этом.

Впереди показалось Длинное, и они побежали бегом к покрытому травой берегу. Скинув одежду, они вошли в воду с венками на головах. Поплавав и поплескавшись, они выскочили на берег и бросились в траву.

– Вот моя мамка так однажды купалась в Скамандре, а речной Бог её и… – И она показала ручками, что сделал речной Бог с её мамкой. – Напустил ей, вот я и родилась на свет.

– А моя мать как-то говорила, что она с матросом тебя нагуляла.

– Глупости. Твоя мать просто завидует. Отец-то твой – простой каменщик.

– Он в Трое стену строит.

– А мой – речной Бог. Значит я – нимфа. Я – полубогиня.

– Ну и что из этого?

– А то, что я замуж выйду только за царского сына. За крестьянина не пойду.

– Ну и жди своего царского сына. Не дождёшься, состаришься.

– А вот и дождусь. Не смей так говорить.

Она набросилась на него и они, обнявшись, закрутились на траве. Он оказался сильнее и прижал её к земле, навалившись на неё сверху. Она лежала, не шевелясь, и он поцеловал её в губы, потом сильнее и сильнее.

– Ещё, ещё, – шептала она, – обхватив его…

– Смотри, венки наши уплыли, – сказала она, приподнимаясь.

Их венки уплывали вдаль, то соприкасаясь, то удаляясь друг от друга.