Сказания земли Симбирской

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за июль 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 2 часа | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Сказ про синбирское сватовство Екатерины Великой

 

 

Сказывают, что после кончины суматошного императора Петра Алексеевича, поднявшего Россию на дыбы и перетряхнувшего весь уклад жизни государства, настали тихие почти дремотные времена. И очень скоро навыкло российское барство жить под мягкой женской рукой, и другого счастья себе не искало. Но когда почила в бозе императрица «кроткия Елизавет», выскочил на престол, как чёрт из табакерки, голштинской выделки Пётр III , седьмая вода на киселе от Петра Великого. Так ему в один час гвардейцы братья Орловы на Ропшинской мызе свернули шею. И с воцарением его супруги, будущей Екатерины Великой, пролились на российское барство неслыханные благодеяния: вышел указ о вольности дворянства, что служить отечеству оно может только по своей охоте, и власть над крепостными у него полная и безраздельная.

Возликовали и наши синбирские помещики. Совестливые дворяне стремились служить в гвардии или в линейных полках, но большинство оказались домоседами: залегли в своих поместьях, как медведи в берлогах, и носа, даже в Синбирск, не кажут, благоденствуют себе в родовых имениях.

В самом граде тоже кое-какие перемены случились: учинили вместо приказной избы несколько канцелярий, ратушу для учёта купцов и ремесленников, и чиновничья вошь начала плодиться на тягость простому люду. Там, где раньше приказной выжига за составление прошения брал пятачок, теперь канцелярский служка хапал полтинник. Купцам вроде послабление вышло, построили их по разрядам – гильдиям, у кого какая мошна. Почта появилась, одно время цифирную школу завели, учить недорослей грамоте и счёту, так желающих учиться из дворян почти не нашлось, стали учить в ней солдатских детей, тех можно было силком заставить, да и пороть их можно, если урока не вызубрят.

В этом довольстве собой и бахвальстве застала государыня Екатерина синбирян в лето 1767 года. Весь день она занималась делами, а у графа Орлова тем часом из головы не выходила мысль, как развеселить свою царственную подругу.

Он стоял возле окна в коридоре и смотрел, как одна за другой покидали покои государыни её камеристки. Помедлив, он двинулся к заветным дверям, но возле лестницы его остановило какое-то шуршание. Он откинул портьеру и увидел прижавшуюся к стене хорошенькую девицу, которая зарделась, как маков цвет.

– Ты кто такая? – спросил Орлов.

– Я хозяйская дочь, ваша милость, Екатерина.

Граф улыбнулся. Чудно ему показалось – опять Екатерина.

– И сколько ещё таких розанов здесь произрастают?

– У батюшки моего нас четверо.

– И все так же прекрасны?

По-гвардейски привычно схватил девицу в охапку и поцеловал в губы.

– Ах, сладка ягодка!

Девица убежала вниз по лестнице, а граф задумался, почесал затылок и радостно улыбнулся – его осенила блестящая идея, чем занять государыню. Вошёл в покои, увидел свою Катерину, убранную ко сну, в прозрачной батистовой рубашке, подхватил на руки, закружил.

– Нашёл я тебе заботу, матушка! Всю твою грусть, скуку окаянную, как рукой снимет! Нужно заковать четырёх девиц в крепкие оковы!

– Это как же они провинились?

– Ох, и провинились! Представь: молоды, с лица далеко не дурны, за каждой два завода, двадцать тысяч душ, миллионы рублей серебром да золотом. Немедленно возложи на них узы Гименея!

– Ты предлагаешь мне быть свахой? – государыня рассмеялась. – Завтра ведь у нас куртаг. Озаботься, Гришенька, чтобы наши хозяева были.

В дом Мясникова съехались самые родовитые синбирские дворяне, занесённые в шестую часть Бархатной книги российского дворянства. Государыня, встречая гостей, милостиво улыбалась. Ни обеда, ни возлияний на куртаге не предполагалось, это было время общения избранной знати со своей повелительницей, и приглашение на него означало причастность к самому высшему кругу лиц и крайнюю близость к трону. Но сегодня был вечер, где главное внимание уделялось не потомкам Рюрика и Гедемина, а Мясниковым. В карты ни Иван Семёнович, ни Татьяна Борисовна не играли, и на сегодня ломбер был оставлен. Музыканты играли длинный польский или полонез, кавалеры и дамы дефилировали с ритмическими приседаниями по залу, а всё общество, глядя на танцующих, приосанивалось, видя себя таким прекрасным, таким знатным, таким пышным, таким учтивым.

Екатерина была великая мастерица вести всякого рода переговоры.

– Я слышала, – сказала она Мясникову, которого не опускала от себя ни на шаг, – у тебя много красного товара имеется, а у меня – добрые молодцы?

Ивана Семёновича окатило жаром, он сразу понял, о чём идёт речь, и не стушевался.

– Товар имеется красный, да только по плечу ли он молодцам будет? Мы люди простые, наукам не обученные.

– Полно тебе, Иван Семёнович, – улыбнулась государыня. – Не след тебе прибедняться. Всё от твоего слова зависит.

– С превеликой благодарностью вручаю судьбу дочерей вам, ваше величество, – сказал Мясников и прижался губами к милостиво протянутой руке императрицы.

И начались свадьбы: и в Синбирске, и в Москве, и в Санкт-Петербурге. Мужья получили жён с большим приданным, Екатерина развеяла синбирскую скуку, а граф Орлов был доволен удалением своих вероятных соперников. Синбирское сватовство Екатерины – редкий случай, когда все остались довольны. Призвание государей – видеть своих подданных счастливыми, и Екатерина это удалось сделать в граде Синбирске, славном и похвальном.

 

 

 

Сказ про Историка Карамзина

 

 

-1-

 

Век восемнадцатый безбожный,

Паденье нравов и святынь.

И свет масонства – мёртвый, ложный –

Изведал юный Карамзин.

 

Попав в объятья Новикова,

Вдохнул мистический туман,

Способный с толку сбить любого,

Но не поддался на обман

 

Людей учёных, без сомненья,

Но склонных к тайной суете,

Сказав, мол, жаждут просвещенья,

А пребывают в темноте.

 

Что в нём их дух не обитает,

А тот, что был, давно прокис.

И ум его всегда питает

Обычный русский здравый смысл.

 

Что он не падок на обновы

И в жизни ценит простоту.

В масонстве видит пустоту,

И в оной духа нет святого.

 

 

-2-

 

История России не погост,

Для русского она живая книга,

Как, спотыкаясь, шёл державный рост

Всего, что есть, от мала до велика.

Он оживил минувших лет теченье,

И мысль свою направил в высоту.

Вся от истоков Русь пришла в движенье,

Ход набирая, от листа к листу.

 

И оживала под пером бумага,

Чтоб прошлое не стало мёртвым сном.

Не ведая пристрастия и страха,

Поведал нам историк о былом.

 

От книги к книге мощь державы крепла.

И озаряя миллионы лиц,

Слова вставали из огня и пепла,

Герои поднимались из гробниц.

 

История России величава,

Как Божий храм, который Карамзин

Возвёл трудом монашеским один,

Чтоб воссияла русская держава.

 

 

-3-

 

Карамзин был божественной пробы,

С Геродотом размахом сравним.

Указал он дороги и тропы

Россиянам к истокам своим.

 

И помог им не только былое

Обрести, а надеждой горя,

Недостатки державного строя

Он в «Записке…» довёл до царя.

 

Государь их прочёл и сурово

Начертал на странице ответ:

«На Руси все крамольны обновы,

И они государству во вред».

Годы славные, годы лихие –

Всё на свете имеет свой срок.

И не царь правит грешной Россией,

Ей владеет как вотчиной Бог.

 

Карамзин был державного роста,

Духом твёрд, но душою раним.

Разговаривать было непросто

Самодержцу российскому с ним.

 

 

-4-

 

Историю страны творит народ

Усилиями сотен поколений.

Но воссоздать её державный взлёт

Способен лишь великий русский гений.

 

Таким был Карамзин. Ему судьба

Минувшее провидеть даровала.

И музы Клио вечности труба

В его твореньях веще прозвучала.

 

России славу гений вострубил,

Не отвергая сумрачных преданий.

И предков для потомков воскресил

Во всей красе и мужестве деяний.

 

Веками сохранялась эта связь…

Но в наши времена растленья духа

С тревогою они глядят на нас,

Чьим делом стали смута и разруха.

 

Не дотянуться нам ни в чём до них,

Не чтим мы предков мудрые заветы.

Нас обуял отступничества стих:

Оболганы великие победы,

И музы Клио вечности труба

Безмолвствует, коль гласа нет народа.

России поколеблена судьба,

И торжествует пошлая свобода.

 

 

 

Сказ про Никольское-на-Черемшане

 

 

Над гладью Черемшанского залива

Печально увядал светила лик.

Из сумеречных вод, сгущавшихся лениво,

Туманный силуэт дворца возник.

 

За копьями узорчатой ограды

(Я б не поверил, коль не видел сам)

Мерцали мрамором сквозные колоннады.

Как шлемы, были башни по углам.

 

Журчал фонтан. Песчаные дорожки

Вели к крыльцу под каменным шатром.

За окнами порывисто и дрожко

Мерцали свечи трепетным огнём.

 

Играл оркестр. И в зале силуэты

В причудливых нарядах, париках

Под музыку скользили по паркету,

Беседуя на разных языках.

 

А рядом – стол, где яств был преизбыток.

Здесь царствовало под хрустальный звон

Токайское – любимейший напиток

Вельмож екатерининских времён.

 

О свежих новостях велась беседа,

Что чернью обезглавлен Людовик,

И, усмирив мятежного соседа,

Суворов обратил к французам штык.

За ломберным столом сдавали карты.

Четыре старца углубились в вист.

И вдруг – в саду захлопали петарды,

Взвились шутихи, сыпля гроздья искр.

 

А к берегу причаливали лодьи

С рожечниками, с хором, полным сил.

Хозяин всех гостей своих сегодня

Речной прогулкой угостить решил.

 

Всяк тешил, как умел, свою охоту...

Но занялась восхода полоса,

И каменный дворец ушёл под воду.

Утихла музыка, и смолкли голоса.

 

Костёр погас. Росы ознобной сырость

Сочилась из тумана на траву.

И я не знал: всё это мне приснилось,

Иль видел чудеса я наяву?..

 

Свет памяти минувших поколений

Внезапно вспыхнул и погас во мгле.

И, может, правда – всех ушедших тени

Блуждают на покинутой земле.

 

 

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в июле 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: