Дух внесмертный

(классический роман)

На чтение потребуется 17 часов | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск            18+

 

 

 

Несколько дней после открытия выставки, Эн ничего интересного не снилось. К этому он уже привык. Покой духа, пограничный тоске, давит в зародыше всё яркое – его не к чему приложить, а будить демонов во имя борьбы со скукой казалось неразумным. Однако блуждающая боль – потому так и называется, что возникает без спроса, и проходит, едва отболит. Видения сейчас Эн посещали, схожие с его жизнью: по сетчатке глаз лишь плавали причудливые геометрические фигуры, не образующие орнамента. Он пытался, как в молодости, схватить хотя бы это, но с возрастом память уже настолько переполнилась разного рода чудесами, что перебить их могли чудеса более сильные, а с ними теперь было худо. Когда он резко выходил из причудливого сна, то видел его чётко, будто дно горной речушки сквозь прозрачную воду. Но если после столь дивного сна шёл какой-нибудь тягостный эпизод или период полного забвения сознания, когда ничего не снилось, то в голове оставались лишь смазанные воспоминания, похожие на мутные жёлтые потоки, в которых вообще ничего не разглядишь, так как чистота волшебных видений и грязь смешивались где-то рядом с отрогом мозжечка, оставляя после себя лишь абсурдный коктейль двух противоположностей, переливающийся из ночи в день. Поэтому чистые сны оставляли ещё надежду сразу с утра взяться за какие-нибудь творческие дела, а мутные – вынуждали искать для развлечения духа детские навязчивости или мелочи вроде наведения порядка в мастерской, блужданий по ностальгии.

Сегодняшняя декабрьская ночь, наудачу, закончилась необычайным сном, который Эн смотрел, спрятавшись с головой под одеяло. Сначала он бесцельно гулял по незнакомому «месту» в поисках ясности… Потом выяснилось, что город ему приснился курортный, собранный памятью из многих мест, которые он посещал в молодые годы, и сохранивший в своём облике все прошедшие через него исторические землетрясения и эпохи. Здесь стояли необыкновенные раскидистые фонтаны из дикого камня, памятники неким одухотворённым воинам, погибшим, как всегда и везде, за свободу, старинные арки, охраняемые добрыми бронзовыми львами. Импозантные здания гостиниц обступали розарии с непременно обнажёнными мраморными девами… Выше линии построек, в разрывах зелени, виднелись отроги скал – Серых, Красных, Жёлтых, обладавших именами собственными. По краям курортного парка находились крытые питьевые бюветы прежней архитектуры внушительных форм с целебной водой. Между ними располагались витиеватые беседки – в китайском, мавританском, индийском и прочем, необходимом по смыслу, духе.

Курортники бесконечной, раздольно шумящей эмоциями волной, похожей на ленту Мёбиуса, плавно перетекали из бювета в бювет, делая иногда короткие остановки для фотографирования рядом с диковинными беседками. Эн, не имея ещё внятной задачи, после ритуальных хождений по городку, без мыслей тоже, словно с головой, нырнул в галдящий поток, и теперь его несло вместе с теми, кого он всю жизнь из гордыни сторонился. Прямого смысла в происходящем вокруг он не видел, но и сопротивляться судьбе желания у него не возникало.

О чём говорили отдыхающие – Эн не понимал, поскольку идейно чуждых себе людей он воспринимал как иностранцев, но внезапно до его слуха долетело знакомое: «Ну что, пойдём по второму кругу?!» И с этого момента ему стало казаться, что рядом свои – художники. Не обыватели, ищущие в минеральной воде лишь средство для промывки бренных тел, а духовно жадные собратья по поиску ответа на главный вопрос: «для чего мы живём?» И хотя всякий мудрец от зарождения мира неизменно отвечал на него довольно однообразно: «для счастья», следующий за ним пассионарий вновь начинал свою многогранную жизнь с этого вопроса, чтобы в старости ответить так же, ибо каждый в слове «счастье» видел оригинальное своё, невыразимое чужими словами.

Однако Эн этот универсальный ответ давно не устраивал, поскольку, несмотря на то, что всё в своей жизни он делал вроде бы «правильно», счастья ни в груди, ни в душе, ни в дыхании – не ощущал, и от этого было горько. Его не спасала даже пенная минералка, текущая сейчас по сухим руслам старого тела в попытках исцелить неизлечимое.

«Ну что, пойдём по второму кругу?! Да хоть по двадцать второму, хоть по миллиард второму! Что толку…» – Так бунтовал внутри себя Эн, уже чувствуя, что бросит сейчас даже братьев во имя очередной сладкой пытки неизвестностью. И он бежал определённости…

Вне пределов священного круга курортный парк, густо засаженный разного рода экзотами, постепенно обратился в лаконичную берёзовую рощу, ползущую на округлую горку. За оградой, по возвышенной части рощи с раскидистыми лужайками гуляли компании в несколько человек, но среди них обязательно находился кто-либо полупрозрачный, однако завёрнутый в белую простыню, кого остальные вели под руки, живо расспрашивая и получая тихие невесомые ответы.

«Вы не подскажите – что это за место?» – спросил Эн у древней старушки, собирающей плату за вход. «Поляны свиданий. Место, где все желающие своих близких с того света встречают. Общаются». – «А какова цена удовольствия?» – «По прейскуранту: один мой поцелуй», – старуха улыбнулась густо изрезанными морщинами, бесцветными губами… «Не дороговато ли?..» – с трудом представляя себе сам процесс «расплаты», поинтересовался Эн. «Не знаю, вам решать. Другие не жалуются». – «Но где гарантии, что я встречу того, кто мне нужен?» – «Только сильное соответствующее желание. Там, немного дальше по тропе, начинается Дантово ущелье, надобно подойти к его входу и загадать нужного вам человека, а дальше всё будет зависеть лишь от того, насколько ваше желание правдиво… Или сильно». – «Разве это не одно и то же?» – «Ну что, вы! Сами почти дедушка, а говорите смешные вещи. Сила это сила, правда – правда, они могут быть одним и тем же, но крайне редко».

Эн очень удивился философской подкованности старушки, но тут же понял, что в столь занятном месте и стража должна быть необычной. Десяток секунд ушло у него на сомнения, однако голова, как будто уже отказавшаяся от рискованного досуга, внезапно подчинилась сердцу, которое буквально тянуло его за ограду…

Он, морщась, склонился над пахнущей тленом старухой, приблизился к её желтушному, иссечённому морщинами лицу на расстояние дыхания, закрыл глаза, слегка прихватил рукой обросшую седой паклей голову развалины и… внезапно ощутил, что рядом неведомое женское тело – молодое, налитое, манящее… а в руке оказалась охапка вожделенных некогда, пышных волос. Эн попытался открыть глаза, чтобы проверить чувства, но они словно слиплись, не позволяя отступить назад или резко броситься вперёд! И тут пара клубнично вкусных губ припала к его потерявшим навыки и эластичность устам. Шаловливый язычок, вспоров их, откинул своей подвижностью сознание Эн в годы, когда хотелось попробовать всё, рисковать всем, чтобы найти в результате только своё! Едва гипноз закончился и командование сна вновь позволило Эн открыть глаза, он увидел у калитки совсем другую старуху, сидящую на табуретке, такую же противную, как та… только совсем чужую.

«Чего вы стоите на проходе, мужчина, идите уже себе!..» – бабка нелепо махнула рукой куда-то вдаль, где за знакомой горой открывалась вдобавок другая, покуда неизвестная.

Эн, рассматривая встречных с того и этого света, медленно пошёл к месту, где сходились две горы, и начиналось то самое роковое ущелье. Вскоре открылась тайна: за небольшим бугорком горы словно рассекли топором – между ними бежал крохотный ручеёк, по его краям вверх поднимались заросшие мхом волнистые скалы. У входа в Дантово ущелье стоял полосатый шлагбаум, который охранял человек с беспрестанно преображающимся лицом. Оно меняло маски сарказма на гримасы боли, меняло расы, признаки пола, возраста. Словом, выражение.

Рядом с последней чертой находилось десятка три обеспокоенных будущей встречей разнообразных граждан. Время от времени они учтиво подходили к охране, о чём-то перешёптывались и вновь возвращались в сбившуюся от страха, сиротливо дрожащую телами компанию. После этого сверху, из грозного ущелья, беспомощно придерживаясь руками за зелёные, испещрённые отчаянными надписями стены, качаясь от бледной немощи, по крутым ступенькам спускался очередной полупрозрачный гость в простыне. Причём, двигаясь до шлагбаума, в тёмной клубящейся ужасом щели, таинственный посланец с того света не имел какого-либо характерного облика, и неясно было – к кому он идёт? Однако уже за границей тьмы, среди пока живущих, призрак сразу становился похож на самого себя и различим, то есть – условно говоря, самобытен.

Дождавшись пока рядом с охранником, теперь похожим на сатира, не будет никого, Эн двинулся вперёд. Лицо стража ещё раз изменилось и стало похоже на лицо Эми, что подсказало решение. Хотя сначала ему хотелось побеседовать со своим приятелем по школе сотворения духа, тем самым «коллегой», к которому накопился ряд вопросов. «Вам кого?» – спросил страж. «Её…» – Эн пальцем указал на самого охранника. «А-а-а, понятно, – тот совершенно не удивился, – отойдите от последней черты на три метра, соберитесь, и тогда будет ясно, насколько сильно? ваше желание…» – «Или правдиво!» – съязвил Эн. «Или, таки, да», – улыбнулся страж, соответственно женскому облику, склонный к компромиссам.

Отступив, Эн стал ждать… Вдруг по телу пошла дрожь прожитых лет, картины дальних странствий с женой, увертюры длинных осенних дождей, проведённых бок о бок, наброски снегопадов, паводков и засух, тихая, местами, бесконфликтная жизнь, недоразумения, вздохи, споры, идейные размолвки на кухне… И ему захотелось всё это вернуть, пусть даже то, что было тогда дурно, и что-то до боли пресное, без огонька, без перчинки, без обильных слёз отчаяния, смуты, вдохновения – но вернуть!.. Хоть на время, на миг! Вернуть…

Серебряная пелена подёрнула глаза, Эн неожиданно перестал видеть, а когда очнулся, то его держала за локоть – так, словно искала в нём опоры, – Эми. Лёгкая, милая, воздушная.

Эн почему-то не стал целовать призрак, а только потёрся носом о её ушко, вернее, о нечто, похожее на паутинку: «Привет!» – «Ну, здравствуй, мой дорогой, – будто бы формально, тихим голосом молвила «жена», – какими судьбами?» – «Решил проведать. А это, правда, ты?» – «Конечно, но теперь в таком странном виде. Прости…» – «Ничего, зато свиделись… Хотя, у меня такое чувство, что мы вскоре опять будем вместе». – «Ты к нам не торопись, успеешь ещё…» – «Да я не тороплюсь, но что-то меня отсюда к вам тянет, и это сильнее меня». – Эн уверенно подхватил Эми за талию, она обняла его, чтобы держаться, и так они пошли гулять.

Немного помолчав, Эн снова завёл разговор: «А почему это ваше небытие называется «тем светом». Я ведь, вообще, не верю в него…» – «И правильно делаешь. Тем не менее, он метафорически реален. «Тот свет» – свет наоборот, чёрный такой. Небо ночью – какое? Вот там, во мгле, мы и «не существуем»… Вряд ли в ближайшее время будет изобретён прибор, который сможет нас обнаружить». – «А душа?» – «Наверное… Хотя с ней многое непонятно… Души, как у считается в вашем мире, это и есть мы». – «Отчего же вы – ну, ты и другие – такие невесомые, прозрачные?» – «В интересах удобства хранения, что ли… От человека, после его жизни на белом свете, остаётся лишь тоненькая, совершенно прозрачная плёночка, а на том свете, то есть, в космосе, её вообще не видно, и таких нас – много, миллиарды, все некогда жившие на Земле люди… А чтобы иногда, по мере нужды, выпускать призраки для общения с вами, сходные типы, похожие лицом и телом, объединяются вместе, чтобы мы были, насколько это возможно, осязаемы, способны говорить с вами и вообще – как-то двигаться».

После этих слов, Эн стал искать глазами скамейку, чтобы не мучить Эми лишними хождениями, но такого рода предметов здесь странным образом не оказалось… «Ты, наверное, устала?» – «Не беспокойся: сколь мы бессильны, столь и невесомы, поэтому понятия усталости для нас не существует, правда, сила тяжести и на нас немного действует. Интересно, что там, за мною, даже во мне, как и меня в них, почти пятьсот человек. Женщин, вернее… То есть, от сотворения мира было полтысячи таких вот, как я, Эми. Мы не оригинальны, увы… Но все, кто во мне, жили, любили, рожали детей, хоронили близких, готовили пищу, шили одежду, сгорали от страсти, болели, жили долго или умирали до срока… И так тысячи, и тысячи лет». – «Но ведь есть странные и очень оригинальные типы – их, что, тоже без счёта? Пушкина, например, его сколько?» – «Духовно он один, но похожих на него телесно – немало наберётся. Я интересовалась: кажется, сотни две. Таким-то хуже всего – им, чтобы составить осязаемое «тело» для возможности контакта с вами, а это примерно те же полтыщи, придётся ещё долго ждать новобранцев чёрного света. Оригиналы ужасно одиноки, как и разного рода мутации, ошибки природы». – «Ты сказала: сходные типы объединяются. Но – кем, высшими силами, богом?» «Нет, силой любви, взаимного притяжения всех людей на Земле. Так как в жизни на белом свете мы порой чураемся друг друга, иногда презираем, ненавидим, убиваем, то в «нежизни» там – мы равны и любим всякого ближнего, даже того, допустим, кто отнял у нас жизнь». – «Значит, чтобы быть бесконечно любимым, – требуется умереть?» – «Выходит, да…» – «А другие живые существа попадают к вам на тот свет?» – «Это мне неизвестно, но поскольку мы с ними, можно сказать, единая биологическая материя, то – отчего бы нет?»

Снова наступила пауза, поскольку Эн не понимал – о чём можно говорить, а Эми, как выяснилось, могла только отвечать на наводящие вопросы, но ведь она и в обычной, прошлой, то есть, жизни, никогда не была болтуньей. За это редкое для женщины, прямо скажем, качество он и выбрал её в своё время. Кажется…

«Ну и чем вы там занимаетесь?» – спохватился Эн. «Тихо, ничем не занимаемся, не общаемся даже. Скука…» – «Ты говоришь, что любите друг друга – отчего не общаетесь?» – «Любовь забирает все силы… Мы объединяемся со своими матрицами-сёстрами только здесь, для вас, а там, во мраке – просто парим в эфире, едва соприкасаясь рукавами, как сказал поэт». – «Так сейчас я с кем разговариваю – с тобой или же со всеми вами?» – «Со мной, остальные составляют тело. Моя плёнка, душа, в данный момент, находится снаружи, она стоит первой. Обычно мы спускаемся к вам по очереди: каждая в свой день, но меня сегодня неожиданно пропустили вперёд, ведь я умерла лишь триста восемьдесят дней назад. А иначе, тебе и мне пришлось бы ждать встречи ещё более ста дней. По-настоящему я здесь, чтобы ответить только на один твой «главный» вопрос… Это условие свидания». – «Из-за него, собственно, и я тебя искал, о прочем же – спрашивал любопытства ради. Вдруг мне в ближайшее время надлежит отправиться к вам…» – «Так что, каков твой главный вопрос?.. Не страшно ли умирать, после того как жить порой было страшно?» – «Нет. Это мне почему-то неинтересно. Вернее, я не хочу знать ответ заранее. Скажи лучше: ты любила меня?..»

Внезапно гулкая рябь второго внутреннего землетрясения пробежала от головы к сердцу Эн, и ответа он не услышал – проснулся, ибо любовь не признаёт слова «потом», так как живёт только в «сейчас».