Из Сибири с любовью

 

 

 

Сергей Иванович время от времени встречался с Казаковым: как правило, это происходило уже в девятом-десятом часу вечера, после окончания всех любимовских горловых нагрузок; Казаков приглашал Сергея Ивановича выпить коньяку в облюбованном им кафе; на кафедру после окончания своих социальных действий Казаков практически не заходил. Иногда на эти встречи вместе с ним в кафе приходила и Тамара: «женщины облагораживают», смеялся Казаков, но оба заметили, что в её присутствии они начинают неосознанно избегать разговоров о своих планах. Посмеялись, и Казаков пришёл в этот раз один.

– Вам Алексей Маркович не звонил после своего памятного назначения? – спросил Казаков Любимова.

– Нет. Да и зачем ему?

– Ну, уж и не знаю. Например, на работу пригласить. Или просто посоветоваться.

– Полагаю, теперь у него советников хватает.

– Да, наверное… А как оно вообще?

Как-как… Раз интересуетесь, то – пожалуйста. Сергей Иванович выдал монолог минут на пятнадцать, кратко охарактеризовав состояние системы образования, уровня зарплаты и организации труда в вузах, заинтересованности так называемых новых российских капиталистов в научных исследованиях и опытно-конструкторских разработках, а также целевых функциях потребления молодых женщин нового поколения, мужская часть которого торгует всем чем угодно, от совести до других более материальных, самых что ни на есть физиологических предметов. И настолько хорошо научились это делать, что конкурировать с ними Сергею Ивановичу уже никак становится невозможно.

– Понимаете, Андрей, говорит мне как-то один такой герой нашего времени: это – у них на Западе все эти понты: менеджмент, маркетинг, инжиниринг. А у нас – сплошной откатинг. Так что не надо мне ваших исследований рынка, анализа стратегий конкурентов и прочей дребедени. Это мне не поможет. Про то, с кем мне надо делиться, я лучше вас знаю.

– Настоящая жизнь у молодёжи. Это мы с вами живём во вредном мире принципов и иллюзий.

– Нет, позвольте, это про себя я такое могу сказать. Вы-то человек трезвый, современный и всё правильно понимаете.

– Да нет, вовсе нет. Раньше было понятие нормы, были правила. Если вы в советское время знали, что человек, скажем, начальник цеха или доцент, то – зарплата в районе 250-300, дача, квартира, член КПСС, хобби – рыбалка, альпинизм или там песни под гитару. И прочее в том же духе; были выбросы туда-сюда из этих норм, так они тоже легко интерпретировались. Вот это я понимал. Сейчас – бандит рядом с сисадмином в боулинге, что-то там по ходу второй кружки пива перетёрли на межклассовом птичьем матерном языке. Причём доходы у них одинаковые, машины одинаковые, и даже подруги одни и те же, а жизнь совершенно разная, и разные в этой жизни нормы поведения. Общей нормы более нет, есть множество отдельных норм: одна для бандитов, другая для программистов, третья для чиновников, и прочая, прочая. Я этих норм по большей части не знаю и не понимаю, хотя… Между прочим, в этом множестве тоже есть своя система.

– То есть?

– Система норм – это же сословное общество. Феодализм, строго говоря. А мы в нём – аутсайдеры, вне сословий оказались случайным образом.

– Вообще-то логично. Получается, что учителя, врачи, плюс клерки там разные – что-то вроде крестьянства, рабочие у нас уже мещане – у того же сантехника расценки за час выше, чем у доцента, вороватые поюблые предприниматели – купечество, политики, журналисты и прочая рядом с ними многочисленная писательско-телевизионно-киношная братия – духовенство, а крупный капитал с ворами и государевыми людьми в совокупности – дворяне. Похоже. И каждый сверчок знай свой шесток и не выпендривайся. Но вы-то с какой стати аутсайдер – вы же в этой иерархии скорей дворянин.

– Простите, под поюблами вы БОЮЛов имеете в виду? Предпринимателей без образования юридического лица?

– Да. Только не смешивайте организационно-правовую форму с содержанием. Вон, говорят, в правлении ЮКОСа тоже такие БОЮЛы были. Так то – аристократия. А поюблы – они и есть поюблы. Челноки, они челноками и останутся, а по сословию они, пожалуй, вместе с ментами в одной группе. И разговаривают на одном языке.

– Вообще-то этих групп и сословий должно быть всё-таки побольше. Индустрия есть как-никак. Те же силовики – они в разных сословиях могут оказаться в зависимости от статуса.

– Само собой. Это я так, к примеру. Всё-таки, вы с кем себя идентифицируете? И – почему?

– Вы в чём-то правы, когда говорите про дворянство. Но тут уж ничего не поделаешь – приходится мимикрировать. Представьте себе, что митинги крестьяне стали бы организовывать. Дали бы наши дворяне команду своим, и ходили бы мы с вами, Серёжа, по больницам, всё лето лечили переломы рёбер и приводили в порядок то, что осталось от физиономии. А так – мы для этой публики вроде бы свои, а к своим такие меры применять не полагается.

Однако в отношении прочего – тут у меня прокол. Лишён необходимых сословных предрассудков и кровожадной хищности. Кроме того, мне нравится работать – но работать не в больших структурах, ради больших денег, а делать то, что мне интересно, и то, что мне самому кажется важным и полезным. Здесь, как мне кажется, мы похожи?

– Нет смысла отрицать, хотя мне кажется, что будь у меня достаточно денег, я бы работать перестал.

– Достаточно – это сколько?

– Чтобы, скажем, капало с капитала тысячи полторы-две в месяц долларов при сегодняшних ценах. Уже, наверное, было бы достаточно.

– То есть, условно говоря, при десяти процентах в валюте это двести сорок тысяч?

Округлим, получим около трёхсот. Цена московской трёхкомнатной квартиры в приличном месте общей площадью метров сто двадцать. В общем, не такие уж большие деньги.

– Смеётесь… Моя жизнь понятна – буду терпеть и бегать здесь по кругу, пока не помру, как Холстомер. Да ещё надо помочь сыну на ноги встать – это, пожалуй, наряду с выживанием и все цели. Но вы-то что здесь потеряли, здесь, в L? В Москве хоть театры приличные… Неужели влюбились? Тогда почему её к себе не заберёте?

– Да нет, всё проще и сложнее одновременно. Я начал здесь дело, которое не могу бросить и уехать просто так. Называйте это игрой – или войной, мне без разницы. И летом я выигрывал, а теперь проигрываю, хотя внешне всё идёт удачно; парни купили себе по предприятию, на молзаводе и в санатории идёт крупная реконструкция, я тут немного присматриваю, поскольку небольшая часть денег там и моя тоже. Думаю, что там всё будет нормально.

– Отчего же – проигрыш? И в чём – цель игры?

– Цель, пожалуй, более эстетическая: потрясти местные элиты и по возможности нанести ущерб основной группировке; чем сильнее они грызутся, чем больше у них уйдёт источников дохода в чужие руки, тем лучше. Проигрыш в том, что выходов на политическую элиту после перехода Выгребного в мэры и разозлившегося Хлебалкина у меня теперь нет и, видимо, особо рассчитывать на другие влиятельные фигуры тоже не приходится. В личном же плане – досадно из-за того, что ребята все разошлись.

– Вячек остался. Правда, благодаря вам с телевидения его недавно выперли. Занимается журналистикой – внештатник, берётся за всё подряд.

За ребят и правда обидно, но не всем же быть аутсайдерами. Хиппи со временем превращаются в яппи – таков закон развития джунглей.

– Вячеку, вообще-то, я заплатил. Это, конечно, не такое сильное утешение, но не надо «благодаря вам». Знал же, на что шёл, здесь какие-никакие принципы… – Казаков сделал паузу, а потом вернулся к основной теме. – Главное же – я теперь не знаю, с какой стороны к ним подбираться.

– Займитесь публичной политикой.

– Теперь уже вы издеваетесь…

– Есть немного. Просто то, что вы сказали, Андрей, не укладывается у меня в голове. Прямо революционер какой-то.

– Оставьте вы эти ваши клише. Это просто личное, очень личное дело, представьте себе, некоторые аспекты развития моей родины я воспринимаю очень лично. И до нового года мне хотелось бы закончить, так или иначе. Иначе я здесь околею от злости и одиночества.

– И Тамара не помогает от вашей мизантропии?

– Это я ей помогаю. Девушка наделала глупостей, а я подозреваю, что ей их помогли наделать, так что у нас теперь вдобавок проблемы с доверием.

– Весело вам. Раз не хотите в политики, шли бы в монахи.

– Ничего, разберёмся как-нибудь… Вы могли бы пригласить Выгребного на встречу?

– Если напрячься, то, полагаю, можно попытаться договориться. Но что мы ему скажем?

– Об этом ещё нужно думать…

– Давайте я сделаю вам приглашения на разные местные презентации.

– Что вы имеете в виду?

– По-вашему говоря, феодализм-то у нас давно уже… так что и праздники свои появились. Дни рождения различных там фирм, юбилеи и всё такое прочее типа празднования появления на свет королевского наследника. Вассалы с подарками спешат на угощение, засвидетельствовать преданность, ну и прочее такое, «гуляй, рванина, от рубля и выше». Там будет то, что вы называете элитой. Я могу и без Хлебалкина напомнить некоторым депутатам, что от ваших летне-осенних социальных действий они кое-что поимели. Сходите на наши местные ярмарки тщеславия. Если хотите.

– Давайте. Может, и будет польза какая.