Андалусия

 

Купить в журнале за ноябрь 2017 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 35 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Пустынное утро.

Я выхожу из машины и иду к подъезду, стараясь не запачкать полы плаща о грязные сугробики по краям дорожки.

«Девушка! А деньги?»

Возвращаюсь к машине.

Мелкий серый снег тает, не долетая до земли. Шумят колёса машин за спиной, будто вздыхают скучные мысли. И над головой – пустота.

Я подхожу к крыльцу, набираю код, захожу в подъезд, поднимаюсь по короткой тёмной лестнице к лифту. Пока жду кабину, поворачиваюсь к высокой батарее у стены.

Две белые и насквозь мокрые варежки.

Пушистые, все в капельках растаявшего снега, они однажды легли на батарею и до сих пор там лежат. Лифт подъехал, и восьмилетняя девочка, громко клацая чехлами коньков, забралась в кабину, захлопнула дверь и уехала. А варежки забыла.

За тридцать с лишним лет, если от варежек что-то и осталось, то в лучшем случае клок грязной шерсти в мусоре где-нибудь на свалке. Или под землёй. А может, и того нет.

Мне вдруг становится удивительно, что я отлично помню эти белые варежки, лежащие на батарее, и какие они были мокрые, и как жемчужинами таял на них снег, а варежек уже никаких нет.

Или есть?

 

Я выхожу из лифта.

Дверь в квартиру открыта. Она открыта уже неделю.

Я вхожу в квартиру и начинаю ходить между коробок, не понимая, где я. Потом возле одной сажусь на корточки. Надо ещё раз проверить, что в коробках. Буду разгребать пыльные коробки, в которых нет ничего, кроме хлама. Буду искать в коробках его и не находить.

Как только я начинаю, мне кажется: вот сейчас я увижу знакомую картину, знакомую безделушку, книгу, достану – и вместе с вещами вытяну из коробки его.

Он вылезает из коробки, встаёт, отряхивается. Высокий, чуть сутулится – лицо, как обычно, такое, словно я ему помешала. Он говорит мне с укором: «Лиза, сколько раз я говорил...»

– Я знаю, папа, я знаю! Твои вещи трогать нельзя! Но ты... умер шесть дней назад.

Я открываю ближайшую коробку: знакомая книга, рама без картины, чашки, завёрнутые в газету...

Она.

Я чувствую себя вандалом, оскверняющим храм. Я беру её в руки. В детстве она стояла высоко на шкафу в комнате родителей – так высоко, что даже когда я выросла, я не могла до неё дотянуться. В первый раз она у меня в руках. Ощущение такое, будто я трогаю поверхность Луны.

Когда я была маленькая, и лампа светила в углу, словно свеча в шалаше пастуха, и комната была такой большой, что перейти её надо было решиться – эта белая женщина стояла высоко на горе. С горы шло мерцание её тоги. Я росла в благоговении перед ней, смотрящей на меня. Она была всегда – и тогда, когда меня не было. Это был мой символ вечности.

А в двенадцать лет я привезла из пионерлагеря дурацкую пластиковую чайку на синей пластиковой волне с надписью – «Привет из Сочи!» Все девчонки в лагере покупали эти сувениры на присланные из дома трёхрублевки, и я купила. Дома я торжественно преподнесла чайку папе.

Папа понял важность чайки, встал на стул и поставил её на самый верх, на шкаф, рядом с белой статуэткой. С тех пор белое совершенство стояло на шкафу рядом с моим трёхрублевым сувениром. Это принижало богиню, но это возвышало чайку. Так я стала рядом с вечностью.

 

Я вынимаю их обеих из пыльной коробки. Я ощупываю их и не понимаю. Мне хочется снова поставить их на высокий шкаф. Я хочу, чтобы они смотрели сверху за моей жизнью. Чтобы я знала, что кто-то смотрит за моей жизнью.

Но шкаф разобрали и вывезли. За моей жизнью больше никто не смотрит.

Я беру богов в руки – они такие маленькие! Бог-сын пищит мне: «Привет из Сочи!»

Я глотаю слёзы и, потому что в квартире всё равно никого нет, шепчу вслух: «Папа! Папа! Почему эта статуэтка такая твёрдая и холодная? Почему она больше не смотрит на меня с горы?»

И вдруг я слышу его голос:

– Лиза, ну что ты опять расплакалась? Какая ты неженка, ей-Богу! И зачем ты трогаешь всякую дрянь?

– Дрянь?!

– Эта статуэтка из ящика с вином. Глупый дорогой подарок, который мне сделали на работе. В деревянном ящике была огромная бутылка в соломе, штопор, бокал и эта уродливая фигурка. Я её сразу выкинул в мусор.

– Но как же?..

– Потом мама вытащила её из ведра и сказала, что подарит тёте Варе. А потом мы забыли про неё – и она так и осталась стоять на шкафу...

Я встаю и иду на кухню. Я понимаю, что весь разговор мне просто чудится. Надо делать дело. На кухне толпятся соседские стулья.

Я оборачиваюсь и вижу в углу кухни картину – большую, в золотой волнистой раме. Она не уместилась ни в одну коробку. Стоит, прислонённая к стене.

Едут через тёмную заснеженную опушку сани, машет кнутом ямщик в черном кафтане, и женщина в красной шубе, закутанная в цветастый платок, испуганно жмётся рядом. За санями по снегу гонятся волки. Стоят мохнатыми топорами вокруг страшные ели, летит в морозной ночи Луна...

 

Эта картина висела в моей спальне, пока я была маленькая – а потом куда-то пропала. Я не знаю, почему так происходит в детстве – может быть, когда мы маленькие, нам нечем заняться... Меня укладывали после обеда спать, а я не могла заснуть и всё смотрела на эту картину; и оказывалась в этих санях рядом с ямщиком, и дух захватывало нестись так по кромке чёрного леса, и волки лязгали пастями совсем близко, и прыгала Луна над головой...

Но я не боялась – вернее, это был не отчаянный страх, не безнадёжный – а такой, который странным образом был сродни теплу под одеялом, гипсовому венку на потолке вокруг люстры, приглушённому разговору родителей в соседней комнате...

Сколько раз потом, увидев тяжёлые заснеженные ели – с балкона в доме отдыха, стоя на лыжах на горном склоне, из окна поезда – я вдруг замирала, и собеседники смотрели на меня с удивлением. Сладким забытым вкусом проливалась в сердце уютная жуть...

Я слышу за спиной голос папы:

– Лиза, я купил эту картину, когда был... гм… довольно пьян. С одним моим другом на Крымской набережной мы увидели её и вздумали подарить сослуживице, которая в тот день защитила диссертацию. Видишь ли, на защите ей немало хлопот доставил некто доцент Волков. А на следующее утро я посмотрел на картину и понял, что и картина, и шутка были вовсе не хороши. Тогда я повесил картину в твою комнату – ты была ещё совсем маленькой и ничего не понимала. А когда ты выросла, я засунул её подальше на антресоли...

– Но мне нравится эта картина, папа.

– Ты плохо разбираешься в искусстве, Лиза.

 

Я подхожу к подоконнику, чтобы взять скотч. На подоконнике ещё одна коробка – поменьше – в ней лежит на боку старый деревянный автобус-копилка.

Я оборачиваюсь.

– Пап, а помнишь, мы кормили автобус монетками?

– Я, правда, не знаю, зачем я покупал все эти вещи, Лиза... Мы с мамой как-то зашли в магазин на Кузнецком, и чёрт его знает зачем... Этот автобус ничего не значит.

– Он значит, папа.

Я вдруг слышу, как он плачет.

– Ты что, пап?!

– Не значит… Все эти вещи ничего не значат... Ничего, ничего...

– Значат! Значат, значат! Ты что? Ещё как значат!

И я понимаю, что не мне, живой, надо, чтобы за мной смотрели сверху с горы, но ему. И я обнимаю его, и прижимаю к себе. А он такой маленький. И платье моё начинает светиться в темноте.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за ноябрь 2017 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению ноября 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.