Поездка к сыну – 2

Этот мужчина мне сразу не понравился. Прилипчивый, как банный лист, масляный, как блин. Явно бабник. Я про себя его так и назвала. Он цеплялся взглядом и словом к каждой проходившей мимо особи женского пола, начиная с подросткового возраста до глубоко пенсионного. Даже к проводнице – коротконогой, квадратной, похожей на табуретку, мужиковатой женщине, стриженной под мальчика, трёхэтажный мат которой был её разговорным языком.

– Наташенька, – вкрадчиво произносил он каждый раз, старясь коснуться края её форменной юбки, когда она проходила мимо. На что Наташенька только вяло огрызалась: отстань, кобелина. Надоел он ей порядком.

В плацкартном купе бабника, которое находилось рядом с нашим, были одни мужики. Бабник не уставал хвалиться перед соседями своими мужскими подвигами. Меня передергивало от его откровений, которые поневоле приходилось выслушивать, так как с моего бокового места всё было видно и слышно отлично. Видимо, в доказательство своих слов, бабник периодически названивал по сотовому то некоей Оленьке, то Танюше, то Валюше и так далее, с каждой из которых разговор начинался неизменным: «Здравствуй, радость моя». Всё это можно было бы посчитать пустой хвальбой, показухой, хлестаковщиной, если бы не реальные доказательства его донжуанства: практически на каждой большой станции к нашему вагону подбегала очередная его подружка – как правило, женщина средних лет или чуть старше. Он не спеша спускался со ступенек вагона, демонстративно нежно обнимал её за плечи, целовал в висок, лоб или губы, успев перед этим кинуть дежурный победоносный взгляд в окно своим соседям: вот, мол, я каков! Заглядывал в жадно ждущие счастливые глаза. «Здравствуй, радость моя!» – читала я по его губам, украдкой наблюдая встречу. В вагон он возвращался неизменно или с объёмным пакетом или с сумкой, из которой, едва поезд отходил от перрона, доставал обязательную запечённую тушку курицы, бутерброды, фрукты, баночное пиво «Балтика», по всей видимости, его любимое. «До свидания, радость моя!» – кричал перед этим в приспущенное окно, когда поезд трогался.

На следующей большой станции сцена встречи-расставания повторялась один в один. «Здравствуй, радость моя!» «Прощай, радость моя!»

Надо сказать, подношениями своих подружек он щедро делился с окружающими, в первую очередь, со своими соседями по купе, не забывая при этом наставительно поучать их, как легко найти путь к сердцу женщины: «Ты, главное, слов ласковых не жалей. Они это любят, как мухи сладкое. Солнышко, радость моя, единственная, любимая моя. Ну и ласка мужская, само собой», – похохатывал он.

Возвратясь в очередной раз с очередной станции от очередной подружки с очередной дорожной сумкой, бабник опять выложил на стол богатый улов – банки «Балтики», курочка, коробка конфет «Птичье молоко», шоколад, красивые крупные полосатые яблоки, палка сервелата, банка шпрот, домашние пирожки.

– Это от Аленьки. Славная бабёнка. Пару лет назад довелось мне побывать в командировке в этом городе, тогда и познакомились. У неё в то время год как муж помер, а я тут как раз кстати, пригрел вдовушку, – похотливо хохотал бабник. Он выбрал со стола самое красивое яблоко, подошёл ко мне.

– Это вам, красавица. Угощайтесь, милая.

– Я не ем яблоки! У меня на них аллергия!! – рявкнула я так, что он даже растерялся, стушевался. Я с такой ненавистью глянула в его удаляющуюся спину, что до сих пор удивляюсь, как она не испепелилась под моим взглядом.