Уведи меня в край позабытый...

* * *

Отгоняя мушиную мелюзгу
с помощью газеты и чертыханий,
с мыслью, давно застрявшей в мозгу,
а потому
потерявшей стройность своих очертаний,
слушаю, как этажом ниже
студентка-скрипачка
водит неукротимым смычком.
Ноты ложатся то плотнее, то жиже.
Отсюда образы:
          в камине с треском сгорают лыжи,
синих бабочек ловят желтым сачком.
Но на ловца бросается уже иная зверюга –
наверное, Малера одолевал демон.
Интернет работает – письмо для друга
вернулось назад. Mailer Daemon
оповещает: «В связи с неполадками в Сети…
Приносим свои извинения… Нужно…»
Репетиция длится с трех до шести.
Сирена «скорой» воет натужно,
ей вторит полицейский сигнал
шикарного бело-голубого «Вольво»…
Все сводит с ума… Да чтоб я пропал:
пусть поглотит меня вулканическая вульва!
Ибо в городе, где слепнешь
           от белых стен,
где растоптаны чувства и потеряны цели,
мне предложен лозунг
           «Лех тиздайен!».
Хоть застрелись, хоть удавись 
     подушкой в одинокой постели,
всем плевать, кто ты – раб ли, царь? 
           Природы всей
или только собственного зоосада?
Никому ты не нужен,
     кроме редких друзей
да известного всем представителя ада.
(Уж он-то тебя, бедного, видит насквозь
и ценит каждый души изъян.)
Преодолевая времени болезненную вязкость,
я продираюсь к свету, как сквозь туман,
как сквозь болотную жижу и тину,
и посох здесь надежней, чем меч.
Аравийские ветры толкают в спину.
Лукаво звучит ивритская речь.

* * *

Уведи меня в край позабытый, 
          моя дорогая,
где последний огонь на горе за рекой
                догорает.
Уведи меня в край,
     где еще не цвели ни ромашки, ни липы.
Уведи меня с улицы – 
          шумной и пыльной – Агриппы,
где ни деревца нет, ни куста, елки-палки.
Уведи меня в край,
          где в прудах озоруют русалки.
Мне давно бы сбежать в чисто поле 
                из этого душного рая,
но, увы, я не волен, увы, я в неволе, 
                       моя дорогая.

* * *

Сотрем с наших губ хоть на час пересуды и споры.
И станем тобою, забытый пейзаж в январе…
Мы – белое солнце, что в дымке уходит за горы,
Сосуд тишины, что звенит на вечерней заре.
Мы – крылья простертые малой испуганной птахи,
Что будет кружить дотемна над упавшим гнездом.
Увы, не стереть с наших губ все сомненья и страхи…
Трепещет закат, как душа перед Божьим судом.

Танжер - 1

И жаркие девы Танжера,
И мускус его, и вино –
Мираж, наважденье, химера,
Искусный фальшивый венок,
Сплетенный блаженным поэтом,
Сбежавшим к лесам и снегам…
Мы не были в городе этом,
Базарный не слушали гам,
Малаги не пили и «круста»,
В неистовой пляске не мы
Мулаток сжимали до хруста,
До стонов горячечной тьмы…
Не нас призывали тимпаны,
Отбить чужеземный набег.
Рубцы и кровавые раны
Не нам врачевал туарег.
Не нам стрекотала сорока
В саду, где душист майоран.
И путник с глазами пророка
Не наш провожал караван…
Не верьте в восточную сказку,
Что сладко баюкает ум.
Ее роковую развязку
Заносит песками самум.

Танжер - 2

Пропахший гнильцой мандарина,
Философ, факир, изувер,
Чья жертва невинна,
Чьи пряные вина
Стекают по сходням галер,
Чьи горы хрустальной посуды
Меж дынь и ковров – ледники,
Чьи женские взгляды – посулы,
Медвяные блики реки,
Чья истина спрятана между
Языческих таинств и вер,
Философ, факир, изувер,
Верни мне любовь и надежду,
Тебя заклинаю, Танжер!

Гадание

Закат за грань и – свечи в зеркалах…
Огранка до октаэдра – лишь дерзость…
Подзол ночи, где вызревает страх…
Каверна, что Говерлою разверзлась…
Волной Леванта полустертый след…
Гнездовья звезд и полумесяц-лучник…
И в клетку черно-красный плед…
И в клетке – одинокий “неразлучник”…

* * *

Заката луч… Луны свеченье…
Мерцанье тайны бытия…
Открой свое предназначенье,
Узнай, что значит: «Я – твоя».
И ты увидишь звезд рожденье,
Услышишь шум подземных вод,
Качнешь рукою небосвод,
Умрешь – но только на мгновенье…
Любовь – вот наше воскресенье,
От жизни к ЖИЗНИ переход. 


В ночь с 28 на 29.11.04,
Иерусалим.