HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Лачин

Трилогия

Обсудить

Сборник рассказов

 

Что случилось с бабушкой Бестужева-Лады.

 

О случившемся с бабушкой Бестужев-Лада (академик РАН) рассказал в двух словах в одном из интервью. Все сообщенные им детали сохранены в каждом из трех рассказов.

 

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 10.01.2011
Оглавление

1. Аппассионата
2. Отрывок
3. Лунная соната Эль Греко

Отрывок


 

 

 

Из романа «Бог крадется незаметно»
глава третья (фрагмент)

 

 

Телега в окружении конных подгрохотала к селу – избушки-развалюшки стыли на осеннем ветру. Над ними, над палым золотом листьев, восстало стальное, бездонно-холодное небо. Вглядевшись в него, просталела лицом молодая девица, сморевшая было в телеге. Окинула сонными глазами спешившихся бойцов, растерянно и немного по-детски, взглянула на небо – и осталело лицо. С этой минуты, с минуты пробуда, всей статью соответствовала тому, что должно было произойти. Две молодухи у колодца, перевязанные платками, с расстояния приметили этот металл лица, и гóлоса, деловито распоряжавшегося красноармейцами. Зябко ежилась, но это не умаляло металла. И окрестность исполнилась слухов, о командире странном – слухом, насторожились избы, село точно съежилось, только обнаженные деревья все так же открыто тянулись в небесно-бездонную сталь – может, знали, что произойдет, и кричали об этом нагими ветвями, или были захвачены собственной драмой, и не глядели вовсе на приезжую в шинели и шлеме, шагавшую к избе, опожаренной красным полотнищем; но деревня уж точно за нею следила, выжидательно ежившись.

Такой вот, овеянной слухами, воспетой нагими ветвями, она предстала комиссару Швабе – но он не приметил металла. Прежде всего он заморел за столом, в перегустах табачного дыма, и теперь, раздосадованный, спешно ожелвачил лицо, пытая незнакомку глазами. Очень миловидное лицо, некогда, возможно, даже нежное, но уже слегка осуровевшее, порезчавшее на сгибах; Шваба невольно подумал, что напрасно небрит, обородатился, как Маркс за спиной на портрете. Скинув шинель, оказалась юнее и хрупче ожидаемого, но его почти возмутило представшее под шинелью. Отутюженная гимнастерка, выдраенные пуговицы, щеголеватые перчатки – все блестело, сидело ладно, плотно обхватывая фигуру гостьи от самых плеч, бывших чуть пошире бедер, до слегка подхлюпанных сапог. Шваба за последние два с половиной года видел больше крови и грязи, чем эта барышня может себе представить. Видел однажды кучку ногтей, вырванных белыми у пленных красноармейцев. Другой раз, спешно покидая позиции, пришлось маршировать сутки напролет, хотя половина отряда страдала животом; и обливаясь собственными нечистотами, они шагали. От всего этого вначале было страшно, потом просто муторно, а потом свыкся – и требовал, чтобы боевые грязь и пот уважали. Здесь, в этой холодной избе, посреди осенней распутицы, в этих гимназических опрятности и лакированности было нечто непристойное. Ей всё игрушки, парад. Встав, он немного зло шелестел бумагами. Рюмина Юлия Аркадьевна, командир продовольственного отряда, девяносто шестого года рождения. Двумя годами его младше. Знай Шваба, что пред ним полковничья дочь, это прибавило бы ему злости – но он не знал. «Меня лично товарищ Цюрупа назначил», сказала она, встав прямо и так же прямо на него глядя, и Шваба прочел в ее глазах, что она поняла его мысли и к себе отношение; и металл, завиденный молодицами на расстоянии, Шваба сейчас тоже приметил. Эта жесткость странным образом смягчила его. Махнул рукой, приглашая сесть на сундук, стоявший напротив стола заместо стула, уселся на лавку и прокричал: «Дарья!». [Сейчас войдет толстуха в фартуке с угодливой рожей, он похлопает ее по заду и подмигнет мне…] Вбежала девочка лет четырнадцати и послана была за кипятком. Вы вселяйтесь к попу, дом у него самый просторный… Потом они долго пили глотками, отдуваясь и дуя на пальцы, обожженные горячей посудой. Он уезжает, говорил Шваба, но мог бы и задержаться. У него и сахар есть, и спирт. Но она, видно, оттаяла меньше его, степенилась, потому как промолчала, окунув порозовевшее лицо в пар над кружкой. Вот как. Не про нашу, значит, честь. Но комиссар подавил невольное раздражение, и когда она уже стояла в открытых дверях (вопль деревьев, возвещающих последний акт начавшейся драмы, гул голосов по селенью, этот акт уготавливающих, ворвались в помещение, но оба не слыхали ничего, хотя весь ее вид – предстоящему соответствовал), сказал: «Вы поосторожнее тут. Народ… темный…».

А он и впрямь сущий боров, пудов семь… с половиной, и все домашние туда же… Дверь во внутреннюю комнату была приоткрыта, оттуда таращились. Юлия взглянула – глаза-растараски пропали. Сбросив шинель, гостья села на стул и принялась снимать сапоги, пытаться снять. «И чего нам ожидать прикажете?», спросил отец Василий, монументалясь над нежданной, и саркастя: «хлеба и зерна надобно?». Не только, пояснила спокойно бывшая хуже татарина, еще и мяса с картофелем. Постановление ревкома. Сапог соскочил с ноги и грохнулся на пол, утвердив окончательно сие постановление. Монумент остолбенел, разинув и выпучив, сбоку выросла и застолбенела другая туша – половина супружеская. «А дом ваш, – продолжала неутешительница сдавленным от напряжения голосом, стаскивая второй сапог, – реквизировать бы не мешало. Отхватили себе хоромы, а беднота в лачугах ютится». И грохнулся второй сапог, разбрызнув кусочки полузасохшей грязи. «Бога вы не боитесь, окаянные», – туши ртами ловили воздух. «И вы не боитесь, – улыбнулась окаянная; одолев сапоги, расслабленно откинулась на спинку. – Про верблюда с игольным ушком помните? А церковь испокон веку правящий класс обслуживала».

Напрасно попадья удерживала достопочтенного – как села командир за стол, сверток с вещами развязывать, священник восстал перед ней, забасил, бородой колыхнув: правда ли, что безбожники род человеческий от обезьяны производить изволят? Что опять-таки неубедительно. Да и мерзостно это – человека опускать до обезьяны! «Вы, гражданин поп, верно, поглупее бога будете, ну а я умнее обезьяны. Вот и выходит, что я прогрессирую, а вы – деградируете». На этом кончился диспут. Взорвалась тишина. Это только селенье гудело от толка людского, бессознательно готовясь к никому неведомой развязке, а в пристанище богоборицы кричала только тишина, остальное – шепотом. Что будет-то, матушка, может, нехристь в исподнем разгуливать станет, ой срамота-то какая… Молись, бог не попустит такого раззора; ох, варначье мясо, прости меня господи… Семейство, стеная, сморкалось в платочки.

Боец Шуба помогал переставлять мебель. Стол придвинули к фортепьяно, в тот же угол наставили стульев – зауютили угол. «Мужики тутошние – темные», говорил Шуба. Широкоскулое решительное лицо выражали гордость простого человека, недавно осознавшего, что он уже не так прост, как другие. «Ты у меня здесь… светлая головушка», сыронизировал руководитель. «Как есть говорю, товарищ командир». «Ладно… Завтра за работу примемся. Бака и Булавку – дозорными».

Шуба хотел доложить, что Иван Булавка человек несознательный: носит за пазухой крестик и верит в домовых. Но, поколебавшись, решил, что нехорошо выдавать товарища. Если бы он не промолчал, Юлия вечером вызвала б Ваню к себе для воспитательной беседы, и анданте с анафемой, в небе взметнувшись, не породили бы слуха, и жизнь ее сложилась бы иначе. Но это свело бы на нет все детали, ведшие к развязке. Когда продотряд въехал в деревню, небо было стальным. Всмотревшись в него, просталела лицом командирша, и с минуты пробуда всей статью, будто уготовилась к дальнейшему. Деревья кричали нагими ветвями, когда промеж них прошагала девица в шинели и шлеме. Все эти детали с неумолимой логикой вели к финалу – ветру и плачущим сапогам. И по закону некой абстрактной, внеморальной справедливости Шуба не переиграл ситуацию, не выдал сослуживца. Он только поколебался чуток, молча стоял и сопатил. «Сказать хотел что-то?», спросила, и вместо доноса он ткнул пальцем в книжку на столе: не мешает? убрать? Она решила, что он хочет позаимствовать, взглянула на книгу: куча опиума для народа. «Ну возьми на махорку… Или нет… оставь. Мне пригодится». Не удержавшись, усмехнулась, и вдруг застыла при мысли, что он догадался, на что пригодится. Подняла голову и по деревянному непониманию на его лице поняла – догадался и одобряет. Краска бросилась ей в лицо. «Пошел вон». Шуба круто развернулся и отмаршировал. В отца пошла, тоскливо подумала Юлия. Хорошо умею вон посылать.

Анфису, пятнадцатилетнюю прислугу, забаррикадировавшиеся домочадцы малость что не силком в горницу вытолкали – иди к христопродавке, без тебя не протолкнуться. Младшая поповна (старшая с матушкой уткнулись в платочки), чьи глаза растарасками были, слушала теперь во все уши: как Анфиса с безбожницей управляется. Толком ничего не расслышала, но девчонка вскоре забежала, прозвенела – мыться барыня будут (какая она тебе барыня, бестолочь?), и не грозная вовсе (поговори у меня, дурища!).

Ветер не то чтоб поднялся, но уже поднимался, готовясь вступить на правах античного хора в финал. Тогда же видела Анфиса: раздевшись догола, новая хозяйка стоит в выщербленном тазу и, подрагивая от холода, осторожно обливается, стерегясь заварызгать вокруг. В тот момент в ней проступило что-то детское и неловкое, и девочка подошла подсобить с меньшей робостью; отобрав лейку, сказала едва не покровительственно: «вы присели бы, барыня, я вам полью». «Я тебе не барыня, я тов… Юлия Аркадьевна». А как присела от барства отрекшаяся, в ней уже не детское, а дерзко-хищное явилось, в этом стройном и жилистом теле – хищно-дерзкая птица сидела. Сталела телом. И впечатленье не снижалось оттого, что пупырышками от холода покрывалась кожа, едва стечет с нее горячая вода.

Вестимо – шлюха, со всем отрядом спозналась… Искусница! А мне плевать, хоть со всей Расеей, ты мне вот что скажи: правда, что все отберут вчистую? Раззор-то какой! Жены общие будут, под одним одеялом – несносное дело! Глядишь, завтра и объявят: давай-ка всех под одеяло…

Тело было – воительницы, плечи пусть девичьи, а пошире бедер немного, и жесткие, воинственные, ребра, и суровая, но чем-то все ж изящная спина, и потом Анфиса увидела шрам, тянувшийся от середки спины до правой ягодицы. Шрам был сабельный – в конном бою деникинец погладил, недогладил: добрый конь вывез. Знай об этом, Анфиса поглядела б с почтительным страхом: воительница! (и оттаял бы Шваба), но она думала, что от мужних побоев, и глядела с жалостью, солидарностью бабьей. За стеной всё скреблись и шушукались, подскребывая, подшушукивая, подвывая под глас кричавшего ветра, под голос разлаявшегося обывателя, все это вместе поднималось, разрасталось. Девка, осмелев от солидарности, спросила, подав обтереться: так правда, что Юлия Аркадьевна – русская? На вопросительный взгляд пояснила, потупившись: говорят ведь, все красные – образины жидовские. Нет, командир отвечала, взволосатив помощницу влажной рукою, она русская, а ж-жи… евреи тоже люди.

После, одевшись, уже подремнясь, гимназически-опрятно лакированная (было в этом нечто неуместное, «ей всё игрушки, парад»), задорно улыбнулась чуднáя постоялица, велела открыть фортепьяно, парчевней прикрытое. Анфиса исполнила, дивясь – с минуту назад, вынеся воду, зашла и видит: хищно-дерзкая птица задумой сидит, воротник поправляя; впору подойти приголубить-утешить; но враз встрепенулась, солнечным зайчиком стрижки короткой тряхнула задорно.

Потом, выйдя в сени, Анфиса заслышала музыку.

Смеркалось, и смерклось уже. Ветер окреп, тучи погнал верхостаями в небе. В этот вой органично вплетались и звуки сонаты, что тоже крепли под отвыкшею было рукой. Трясясь желтожирою тушей, жарко молилась поповна, домочадцы ей вторили, только батенька студнем лежал, да анафемил шепотом. И соната мешалась с молитвой-анафемой. Оба с ветра мешались завоем. Миг настал – вертоветр в трубе, обезумлен таким сочетаньем, воем, вывнемь рванул в небеса.

И слух родился. Недотыкомкой серой село обежал. Окрепнул и плечи расправил. Разгулявшись, в сходку, свалу собрал мужиков. И свала ревела от чудовищной вести. Краснорожая безбожница отца Василия плясать вынудила – голым! Вмиг такая картина представилась: круглый белый жиряк, выставив срам свой, кренделя по комнате выписывает, а демоница-блудница по клавишам бьет – и хохочет, хохочет, хохочет! Село поднялось и взметнулось; остервеневшие, валом валили на звук.

Ввалились. В сенях Анфиса впечаталась в стену, дышала едва. Грохнулась вторая дверь: желвастые лица воззрились на пришлую. Анданте, молитва, анафема, вывни ветров – слились нераздельно. Это было крещендо. Оборвав, обернулась пришелица. Метрах в трех были босховы лица. Задохнулась. Потом попросила спокойно: «Вам… чего?»

Анфиса крепче вжалась в угол лицом. Безобразные звуки быстро прошли. Топот ног за спиной прошел еще быстрее, лишь за окном продолжал ходить, кто-то в новеньких сапогах всё скрипел и визжал по первому робкому снегу. Бойцы с шашками наголо мчались, кричали. Но с полминуты была тишина. Только сапоги все визжали и плакали.

 

 

 


Оглавление

1. Аппассионата
2. Отрывок
3. Лунная соната Эль Греко
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!