Крыша мира

Море

Море, у нас ведь тоже
Есть море!
Сонная Балтика –
Ртуть меж берегов.
Сосны на белом песке
В жидком растворе
Ультрамарина
С пятнышками облаков.
Или такое:
Бескрайняя мокрая стужа.
В синих глазах
Исходящий дождем небосвод.
Финское море! –
Огромная сизая лужа
Посередине
Дремучих карельских болот.
Море из сладкой воды! –
Ни соленого ветра, ни пены,
Ни бесконечно зеленой,
Упругой волны,
Наше волшебное море…
Овце по колено.
Наша святая купель
Небольшой глубины.
Море чухонское! –
Ни на одно не похоже
Слабым дыханьем,
Волнением тихим своим.
Ненастоящее, жалкое море.
И все же,
Ангел над ним,
Ослепительный
Ангел над ним.

* * *

Над тихой Ладогой,
Над сонною Вуоксой
Парад Алле лохматых облаков.
Как по линейке
Выстроились сосны
Вдоль ломаных карельских берегов.
Рыбачьи лодки
В шахматном порядке
Темнеют на искрящейся воде,
И рябь похожа
На прямые грядки
С осколком солнца в каждой борозде.

* * *

О, эти капли, падавшие мимо!
Костюмы, маски, птичье молоко,
Все было так определенно, зримо,
Все было так прозрачно и легко.

Сияние восторженного взгляда,
Покалыванье в девственном боку,
Вино, хлопушки, танцы до упада,
Шашлык и кильки в собственном соку.

А песни, что взлетали в поднебесье,
Роились там и падали, устав.
О, это были неземные песни!
Хоть был певец безумен и картав.

Земля дрожала, горы шли на горы.
Истерика! Веселье без границ!
Все – Магелланы, все – конкистадоры,
Друзья психиатрических больниц…

И вот, когда Жизель сломала ногу,
Споткнувшись о пенек под Воркутой,
Я начал понимать: еще немного
И это все окончится бедой.

О, эти капли!
Музыка распада.
Бессонницы непреходящий бред,
В полночной мгле осколки маскарада
И на столе засохший винегрет…

Путина

О тяжкая, бессонная путина!
Жестокий ветер, черная волна…
Кричит, ревет холодная пучина,
Как острым плугом, тралом взрыхлена.

И бесится, и рвет с ладоней кожу,
В свирепой злобе к маленьким богам,
Посмевшим бесконечность потревожить,
Войти беспечно в заповедный храм.

Они – прочнее самой твердой стали,
Они – сильнее тысячи быков.
Их жизнь осталась на пустом причале,
Им смерти нет, пока удачен лов.

Опасность – чем не повод для сомнений?
На кой им столь безрадостный кусок? –
Под вечер за столом немые тени,
В их волосах – ракушки и песок.

Тем, кто вернется, в нашем мире тесно.
Спасется тот, кто побеждает страх. –
Они уходят в сумрачную бездну
С улыбкой на обветренных губах.

На дне морском, в необозримой глыби,
Они лежат в светящихся лесах,
С мечтою о своей заветной рыбе
И с перламутром в белых волосах

* * *

Рыбак над умирающим костром
Склонился, утомленный долгим утром.
В алеющих едва кусочках леса
Привиделся ему далекий дом.
Тепло уходит тонкой струйкой в небо,
Лаская загорелое лицо
И унося с собой остатки ночи.
Рыбак над умирающим костром
Среди воспетых Брехтом медных елей
Кивает сонно белой головой,
Почти привыкший к комариным пляскам,
И кутается в зябкую фуфайку.

Вокруг него черника синим морем
И золотые россыпи морошки.

Д.Ф.

У кого свадьба – у кого поминки.
Девять тысяч душ на одном корабле.
Горе и радость, пьяные, ходят в обнимку
В рваных фуфайках босиком по остывшей золе.
В жидких глазах человеческий мир перевернут:
Небо – сто верст глубины,
Море – пять локтей высоты.
Жизнь – это тот, кто сегодня над палубой вздернут,
Смерть – это тот, кто приносит невесте цветы.

Рваные рты, воспаленные белые десны
Славят старуху, продающую крыс на корме.
Страх и любовь ей вплетают
В бесцветные космы,
Страх и любовь, и тоску
По далекой земле.
Где-то внизу, у чадящих машин
Пляшут духи.
Грязные люди уснули
По пояс в зловонной воде.
Звуки оркестра теряются там
И становятся глухи,
Песни поют животы
В благодарность о давней еде.
Рыбы вокруг корабля – бесконечные стаи.
Каждую ночь –
Пиршество в черных волнах.
Каждую ночь
Кто-то тихо над ними взлетает
Или в венке из шипов,
Или в тугих простынях.
Смотрит брезгливо луна,
Не пытаясь вскарабкаться выше,
Смрадные запахи пищи и дым от костров
Ветер уносит во тьму
И лениво колышет
Флаг неизвестной страны
И обрывки былых парусов.
Нет берегов, нет судьбы, нет молитвы
О милости Божьей,
Некуда плыть
И нельзя никуда убежать.
Жизнь – это Смерть,
Но ужасней, безумней, ничтожней.
Смерть – это Жизнь
Для того, кто устал умирать.

Звезда

Не в Гималаях крыша мира,
А там, где утренней росой,
Я кривоногую кобылу
Веду к реке на водопой.

Стара, слепа на оба глаза,
С пятном уродливым во лбу. –
Сегодня я табун Пегасов
Меняю на неё одну.

Она мотается незряче,
Хрипит и бьет меня хвостом,
Моя божественная кляча
С огромным рыжим животом.

Глава ХХХVI

Послушайте! Я поднимаю пласт.
Тяжелый пласт заветных наших страхов.
Слепые маски окружают нас,
И злые боги восстают из праха.
В цветных морях, наполненных вином,
Таится ужас, дикий, бесконечный.
В вельботе утлом, с жалким гарпуном
Я выхожу чудовищу навстречу.
Я выбираю самый трудный путь,
Я одержим проигранной войною.
И кто меня посмеет упрекнуть
В предательстве и лжи перед собою?
И в богохульстве? Тварь без языка
Меня зовет с непостижимой злобой.
Мой гнев, моя печаль, моя тоска –
Всего лишь этот призрак белолобый.
Я знаю, на другом конце линя
Не просто кит – мое отмщенье бьется.
И если солнце оскорбит меня,
Я буду ненавидеть даже солнце!
Лишь мутный след, куда бы я ни плыл,
Лишь белый след струится за кормою.
Мой ангел равнодушен и бескрыл,
Мой дьявол лишь смеется надо мною.
Но я не отступлюсь, пусть эта плоть
Сгниет в утробе твари бессловесной!

Храни меня… Храни нас всех, Господь!
Храни безумцев, замерших над бездной.

Ab Imaginatio

Время крылатое, время летящее,
Прошлое, будущее, настоящее…
У бесконечности есть продолжение –
Воображение, воображение.

Слово задуманное, изреченное,
Из пустоты красота извлеченная,
Первая строчка, начало движения –
Воображение, воображение.

Взгляд, преломляющий, преображающий,
Камень холодный в мечту превращающий,
Животворящее изнеможение –
Воображение, воображение.

Так из любви создается вселенная,
Дивная истина, искра нетленная.
Непостижимой души отражение –
Воображение, воображение.

Эскизы

      1.

Горящая свеча в неясном полумраке
Не в силах ослепить уставшие глаза.
Чудовище души в груди больной собаки
Не верит в благодать и божьи чудеса.
Не первозданный свет холодного рассудка
Заполнит эту тьму и воскресит любовь,
Но яростный огонь и дьявольская дудка,
И дерзкие стихи, и варварская мовь.

      2.

Страх, метнувшийся из мрака,
Потянул души струну, –
Как бездомная собака
Завываю на луну.
Странное, больное время
Притаилось под столом,
И стучит в седое темя
Ленинградский метроном.

      3.

Когда-то я был ученым
С горящим квадратным глазом,
Считал себя посвященным
Во все эти гитики сразу,
Питался травой и пивом,
Практически жил в публичке,
Ужасно был некрасивым
И ночевал в электричке.
Полгода копил на ботинки,
Зимою ходил без шапки,
Меня боялись блондинки,
И презирали бабки.
Зато – я был настоящим,
Зато – я был первороден,
Я был бесконечно счастлив,
Я был от всего свободен.

      4.

Осенняя печаль знакома всем поэтам:
На сердце возлежит необъяснимый груз.
Ни золото листвы, ни отголоски лета
Не в силах разбудить задумавшихся муз.
Все так же небеса светлы и бесконечны,
И звездная тропа прекрасна, как всегда,
И линии руки все так же безупречны,
И омут синих глаз глубок, как никогда.
Но дивная свирель безгласна и невнятна,
И замер в полусне волшебный метроном,
И между стройных строк – расплывчатые пятна,
И неизменный дождь бормочет за окном.

      5.

Лицом к лицу – начало столкновенья
Бессмысленно вращающихся глаз.
И сухость губ, и жар прикосновенья,
И боль, переходящая в экстаз.
Безумием отмеченные души
Свивают жала в яростный клубок,
И кровь кипит ключом, и руки душат,
И плавится безжизненный зрачок.
В мучительной, горячей круговерти
Слепого заполнения пустот,
Через любовь ведет дорога к смерти
Гораздо чаще, чем наоборот.