Маленькие печальные рассказы

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за апрель 2023:

 

На чтение потребуется 45 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Жён у него было много. На пятой, получается, что последней, он умирал тихо, устало, от жизни вдали, на даче, купленной недавно и ещё не обустроенной, зато от прежних суетностей отделённой приличным расстоянием и внушительным бездорожьем. Ему повезло: умирал, как мечталось, без боли и почти без лекарств, жена суетилась не слишком, привыкнув к его угасанию. С каждым днём произносил слов всё меньше и меньше, они были всё тише и тише, и движений делал меньше и даже к пению птиц за окном прислушивался всё меньше. Умирание, оказывается, такая игра: чем меньше – тем ближе. Что ближе? Вот то. Над дефинициями размышлять ещё меньше остального хотелось. Жена время от времени докторов всё-таки привозила, раз от разу всё знаменитее и дороже. Денег она не жалела, а тратила ведь свои: он всё разделил между всеми – лучший способ свар избежать, и теперь гол как сокол жил на иждивении. С каждым разом доктора всё меньше его касались руками, всё больше – взглядом, который у всех был быстрым и цепким: впился – и в сторону, сроки оставшегося бытия осторожно высчитывать. Обязательно спросят: сколько осталось, хорошо бы, туманя не слишком, не ошибиться. Скажешь: месяц – и угадаешь, угадаешь – прославишься, прославишься – гонорар резко повысишь, повысишь – разбогатеешь, разбогатеешь – умрёшь, до этого вопросом о сроке врачей изводя. Он докторов не спрашивал ни о чём: всё знал и сам. Сроки? Глупо и бесполезно. Он давно ничего не планировал. К чему ему дни недели и даты? Птицы за окном и дожди поют и идут, не всматриваясь в календарь. Это его ещё чуть-чуть интересовало, остальное – в прошлом, через которое и раньше переступал, как графиня через исподнее, идя под руку с Государем, бал открывая.

Нередко плебеистые воробьи своим наглым чириканьем чудесное пение заглушали. Но с этим даже ещё живые вполне поделать ничего не в состоянии. Хотя, если подумать, в его положении и чириканьем, которого скоро не будет, не следовало пренебрегать.

И с жёнами ему повезло: все красивые, тихие, незлопамятные, со всеми он перезванивался, и сейчас постоянно звонят его пятой: врачи, лекарства, еда для больных. Со всеми повезло расставаться по-дружески, без криков, истерик, как это часто бывает. Всех, уходя, обеспечивал, чем только мог. Только детей ни одной не оставил: браки были бездетные, почему, лучшие доктора не понимали. Бог с ними, зато теперь всё про него понимают.

Дни катились, непонятно где пропадая, в памяти не оседая, наверное, закатывались под кровать или ещё в какие места, куда никогда не заглядывают. Звонков стало меньше – только прежние последней звонили, остальные устали и перестали. Позвонил – говори. И о чём? Мало у кого фантазии хватит с женой, примеряющей вдовьи одежды, о чём-нибудь толковать.

Жён было пять. А любовь только одна. И вот, когда птицы стихали и дождь переставал, по ночам, когда сопротивление и смерти, и прошлому ослабевает, та, сопротивление одолевая, стала приходить, проползая, пробираясь; слабея всё чаще и всё отчётливей, он стал её вспоминать. Как научил великий артист в великом фильме великого режиссёра, между первой и второй – и действительно, между первой женой и второй промежуток был незначительный. Смешно сказать, несколько месяцев, даже, кажется, два, пожалуй, что с половиной. В этот промежуток вся его любовь уместилась. Брызнула весенним солнцем и летней росой, сверкнула глазами, платьем, царственно падающим к ногам, прошелестела – исчезла, пропала, в густом времени растворилась.

Он и женился второй раз от тоски, чтобы рассказать о пропаже. Рассказал – и женился, оценив внимание и участие. Вторая – образец чуткости, по нынешним временам немыслимый раритет, Лондон, Диккенс, туман, лавка древностей, где он, будучи в командировке, искал, что бы купить, хотел туалетный столик, начало вечной королевы Виктории, денег слегка не хватило, да и как везти – сплошная морока. Этого не любил: все жёны знали прекрасно, мороки на себя принимая. Любил, чтобы шло как по маслу. Смех смехом, почти всё так и шло. Мелкие сбои, вроде туалетного столика, конечно, не в счёт, ерунда, тем более что он ей шубу купил, которую не носила: не любила дорого одеваться, чем окружающих дико шокировала. Лет пять они прожили, постепенно в стороны друг от друга дрейфуя, пока из виду не потеряли, в новом качестве, в новом пространстве и в новом времени себя обретя, чтобы и сейчас, спустя десятилетия помнить друг друга, из памяти вычеркнуть ни на мгновение не желая, ни о встрече, ни о расставании совсем не жалея.

Тут же, к окончанию дрейфа, словно на зов одинокого лебедя, из заоблачных высот – во время полёта над Атлантикой познакомились – явилась ставшая третьей, бывшая самой страстной из всех пяти путешественницей. За шесть, нет, почти семь лет он объездил весь мир: некогда было даже работать, все континенты, Антарктиду включая, они посетили. Вначале даже флажки в карту мира втыкала, словно нанизывала бабочек на иглу. Когда флажки втыкать стало некуда, когда обоим стало сниться сафари: они местное начальство отстреливают, когда параллели и меридианы перестали пересекаться, им стало тесновато в постели, в доме, в жизни одной. Как-то раз вдруг случайно на улице, её поджидая, столкнулся он с первой: лицом к лицу, прошлое с прошлым, так что рука об руку до перекрёстка её проводил, выслушав рассказ о её жизни другой, без него, однако удачной. Девушка повзрослела, стала, как бы это сказать, малосольной, пикантной, хотя, конечно, на вкус и цвет – но не товарищей было тогда выбирать. Воспоминаний было немало, во всяком случае до перекрёстка хватило, хотя брак был студенческий, с бесчисленностью фуэте, которые голову поначалу кружили, а потом морочили, утомляя, скоропортящийся брак, скоротечный, скороспелый, даже скороварку не успели купить, хотя она очень хотела и они собирались. С самого начала было занозисто, а когда пообтёрлись, оказалось, что общее будущее обоим совсем ни к чему. На прощание расцеловались: не к месту и не ко времени – было случайно третьей замечено, что и стало предлогом для расставания, долгожданного для обоих. Неприкасаемые небеса недолгим дождём пролились, но солнце вспыхнуло: для неё чуть раньше, для него полгода спустя.

На четвёртую свадьбу подарили щенка, так что этот срок он прожил заядлым собачником, хозяином рыжей овчарки, его обожавшей, и он ей взаимностью отвечал. Когда дверь отпирал – предпочитал не звонить, жену не тревожить – бросалась навстречу, прыгая, виляя, лапами в грудь упираясь. Жена была кровей южных и северных, с поразительной родословной, овчарке, тоже кровей не рабоче-крестьянских, было до неё далеко. Мутновато, но всё-таки у жены были две нити намечены. Одна вела к шведскому Карлу, тому самому, от Петра пострадавшему, другая – к Мазепе, пострадавшему от солнца русской поэзии. От обоих страдальцев она унаследовала туманную бледность лица и некоторую блёклость характера, что некоторое время интриговало. Интрига кончилась, когда рыжая красавица, прожив больше, чем обычной собаке положено, ушла в мир иной, оставив по себе прекрасный почти новый ошейник, тёплые воспоминания и клочки рыжей шерсти, из углов много месяцев выметаемые. В начале брака, когда рыжий пёс был уютным щенком, жена музицировала на флейте романтично, мелодично, таинственно, а в пору распада – постмодернистски, дисгармонично, огнедышаще тяжёлыми звуками оглушая.

Тогда-то и наступил черёд пятой, которая вначале заставила, а потом и приохотила тщательно и изысканно одеваться, научив словам «шопинг», «дресс-код», а сейчас уговаривая его позволить нового доктора пригласить – по-русски ни слова – кормит его где-то добытым специальным кефиром, удивительными целебными свойствами обладающим. Подносит ко рту, ни капли не расплескав, уносит ложечку, губы от несуществующих следов вытирая, и так снова и снова, пока кефир в баночке не иссякнет. Тогда, поцелуя, уйдёт, и он останется один на один со своей любовью, которая мелькнула-исчезла, с птичьими голосами и со смертью своей, которая приближается, неслышно ступая, отпугивая прекрасную, светлую мысль о любви, последнее время его занимающую. Было бы просто прекрасно, чтобы все пять прекрасных жён после безвременной кончины его образовали нечто вроде сообщества или клуба с благородными целями и намерениями достойными по поддержке, скажем, жён и мужей разведённых, друг от друга жизнью отброшенных. Таких ведь в мире немало, и с каждым годом всё больше и больше. А жизни у него всё меньше и меньше.

Одни его жёны скорости большие любили, другие – боялись их, одни лелеяли домашний очаг, другие – поменьше, но все они модной красоте всем незаурядным видом своим настойчиво, вызывающе противоречили.

Каждую из жён, вспоминая, отчётливо представлял. А вот любовь, в узком промежутке дерзко мелькнувшую, как ни силился, не получалось. Это его угнетало, вызывая грустное размышление: может, он её любовью считает только потому, что не жена.

Чем дольше он умирал, тем больше она, его пятая и последняя, неистово неофитничая, крестилась, постилась, молилась, как умела, конечно: прикованной к нему не было возможности куда-то поехать, всё делала наощупь, заочно с кем можно советуясь.

Так он умирал, последними днями жизнь свою недолгую-некраткую насыщая, умирал, заботами жены окружённый, пятой по счёту, любви не считая, умирал, слушая пение птиц за окном, шорох травы под окном и видя осколки голубого в окне, лучами косыми, как говорилось когда-то взахлёб писателями разных школ и эпох, освещёнными. И почему сейчас говорить так не принято? Считают банальностью?

Если чего-то всё больше и больше, то значит ли это, что связанного с ним всё меньше и меньше?

Воробей за окном тихо чирикнул, на вопрос отвечая.

Вот, пожалуй, и всё. Плюс эпиграф взамен послесловия.

 

 

В чёрном ободке было напечатано: «Прасковья Фёдоровна Головина с душевным прискорбием извещает родных и знакомых о кончине возлюбленного супруга своего, члена Судебной палаты, Ивана Ильича Головина, последовавшей 4-го февраля сего 1882 года. Вынос тела в пятницу, в час пополудни»

 

(Л. Толстой. Смерть Ивана Ильича).

 

 

 

Конец.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в апреле 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: