HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Михаил Ковсан

Ты

Обсудить

Роман

 

Купить в журнале за декабрь 2019 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за декабрь 2019 года

 

На чтение потребуется 6 часов | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 20.12.2019
Оглавление

35. Переодевшись в себя
36. Что ему Пифия
37. Чтобы клевать птицы слетались

Что ему Пифия


 

 

Созвучие, гармония звуков важней смысла, примитивной семантики. Созвучие смысл порождает, а смысл созвучию разве что подражает, будучи вывинчен звуками из забвенья чердачного, чуланного небытия. Звуки совокупились, друг в друга вошли, соединились, спаслись от немой темноты: шаг влево, шаг вправо в сторону от тропы – поглотит без остатка.

Но шаг был точен, движение безупречно – от трусливой трясины, манящей глуши, глухой мании глухомани. Туда, где оглушительно тихо, вольно от сковывающего простора, как в бессезонье на шумных курортах, когда отчетливо ощущается застывшее время – субстанция горькая, в которой лишь опытный дегустатор различает нюансы.

Время – субстанция безмерно абстрактная и очень живая. Вишневым садом может оно процветать бело-зелено-и-брызжуще-красно. Может и загнивать коричнево-блекло-пусто-и-серо прудом заглазным, заброшенным.

Случаются столь плотные дни, что сквозь них не протиснуться. Бывают пустые, сквозь них – легко, незаметно. Первые с сильным запахом настоящего, вторые, как прошлое, вовсе не пахнут. Запах вспомнить и словами передать невозможно. Только случайно наткнуться: вдруг в нос ударит.

Ничем не пахнущий таз медный, звенящий, легкий, пустой. А на огне – с темным, кроваво-клубничным подтеком, из меди, словно грибы, вырастают ягоды, переливаясь веселыми бликами. В тазу кипит красно-смолистое, сгущающееся. Он, изнывая, паря, наполняет мир запахом, единящим лето и зиму. Тогда из открытой банки выпорхнет сладость, влажная, живая, летучая.

Сколько слов изводишь, редактируя, выбросив половину, передавая запах, втискивая в слова, словно в банку. Откроешь, что получилось? Где жужжание ос? Где сосновых звуков скольжение?

Я, как и ты, тороплюсь. Слишком многого ты не успел. Может, потому, что торопился? Спешу доделать, увидеть, протереть глазок в морозном окне, в который ты не успел заглянуть. Только надо окно отыскать, чтобы мороз и узор, и захотелось взглянуть, что там, за ним.

А может, вовсе не так. Чем медленней иду я, тем ты всё быстрей. Не торопятся, не спешат, вспоминая, что было на ярмарке. Предвкушалось бессмертное, как воздух, как мама. Вспоминается: блекло, воздух спертый, окна на ночь закрыты, холодно, мокро.

Иду неспешно, свыкнувшись с ролью, в которую вжился ты и сыграл. Ты – премьеру, мне – последний спектакль. На премьере зал полон, аплодисменты, цветы, на последнем – зрители умерли, некому подносить. Ты можешь сделать всё завтра. Мне приходится выбирать: строфа распалась, осколки до крови остры.

Верша аутодафе самопознания, пытаясь распутать тайные нити, теребя и натягивая, ты их только запутываешь. После чего пытаешься себя убедить, что таинства нет, нити – глупость, пустое. Ныне тайное станет явным. Глупо, невидимое теребя, будущее торопить. Пытался себя обмануть – не удалось, да и я ничего не-сумел-не-посмел-не-решился распутать. Зато понял, где проходит граница: столб, шлагбаум, не влезай – током убьет.

Конечно, понять не означает за пониманием следовать. И всё же, когда по неосторожности или глупости на столб пытался взобраться, следовал некто то шепчущий, то орущий: «Идиот, не влезай!» Током самопознания не убило. Но несколько раз мощь разрядов проверил. Видно мне, как и тебе, полезно порой получить, чтобы быть осторожней.

Тебе хочется в будущее заглянуть. Тянет от Пифии, надышавшейся испарений святого источника, бред священный услышать. Только помни: между тобой и бредом жрец-встанет-поэт, который в стихи сумасшествие переложит, а для него ритм-и-рифма всего на свете священней. Что ему Пифия, что священное откровение, что твое будущее!

Ты идешь от меня, я – за тобой. И, убегая, не отдаляешься. Впереди тебя – твоя тень. Ты ее догоняешь, а когда приближаешься, она вдруг – за тобой, прямо мне под ноги, не споткнуться бы. Ты идешь, думая, что по прямой. Но я ведь знаю, что мы – карнавальные маски, значит, по кругу. Это наша форма пространства, образ нашего бытия, время здесь не растет.

Так и движемся: ты, я, твоя тень и моя. В отличие от нас, тени пересекаются, друг друга касаются, сливаются даже. Но ты меня избегаешь. Молчишь. Я – тебе слово, ты – молчанье в ответ. Молчать лучше с мертвыми, чем с живым. Всё-таки: срок близким далекими стать, и далеким срок породниться.

Новые идиомы нельзя изобрести, их можно только открыть, отыскать в языке, где их в избытке. Как в памяти – воспоминаний, подобных давним, наспех прочитанным текстам, которые необходимо перечитать, лучше сказать, заново прочитать.

Воскрешенные, из лагерей забвения, из бездны небытия возвращенные, воспоминания неулыбчивы и строги. В отличие от них, полузабытое возвращается мягко, как небо землю, укутывая колкое и суровое. Так с тех пор повелось, когда впервые дождь на землю с неба пролился, и родились философы-и-поэты, призывавшие небо поделиться живительной влагой, несмотря даже на то, что завистливый брат в порыве отчаяния убил младшего, чье тело, сморщившись и скукожившись, земля приняла. Куда было деться? Небо угрожало больше никогда дождем не пролиться. Всё засохло бы, отцвело, и умерли раздвигавшие до неба земные пределы философы-и-поэты. Уцелевшие пчелам бы уподобились: одни знали бы, где мед добывать, но не ведали как, а другие знали бы как, но не ведали где. Философам-и-поэтам стали бы пчелы подобны. Одни слова нужные знали, но не ведали, куда их вставлять, другие ведали бы места, но самих слов не знали. В битве познания они бы перерезали глотки, а бегством спасающихся захлестнули арканами. После чего расплодившиеся в великом множестве тараканы отравили бы жизнь уцелевшим.

А на тропе ни тараканов нет, ни арканов, ни поножовщины, ни иной суеты. По тропе не гуляют. Не путешествуют. Не шествуют, высоко над булькающими внизу новостями голову вознеся. Для этого и прочего любопытства иные топосы существуют. По тропе идут, хотя на ней голо и одиноко. Вокруг долдонят, плещут в ладони, дудят, а на ней тихо, и слышит неспешно идущий, не боящийся затеряться, как капельки времени гаснут.

По тропе идут, чтобы идти, при рождении серебряную ложечку изо рта выплюнув, место никем не сказанному слову освобождая. Идут, сквозь лабиринты подсознания пробираясь, на крышки канализационных люков, под ногами вздрагивающие, без опаски ступая, идут, в ритм бытия не попадая. У иных шаг за шагом, за тактом такт, за словом слово рождается ритм пророчества, и тогда время проваливается в тартарары, тонут в нем страны и люди, возрождаются атлантиды.

Время – река, змеей ползущая в смерзшихся берегах и летящая, ломая каменное Прокрустово русло. Летит-или-ползет, ты идешь, а вокруг быт, пятиэтажный небритый, застиранный до несмываемых пятен и не заштопанных дыр. Другого нет, иного не будет, потому назовем его бытием. На балконах лыжи и санки, бельевые веревки, блестят пустые бутылки, сушатся в марле грибы и вялится рыба, снуют мухи и осы жужжат. Светятся окна, там люди, о которых ничего не известно, и, слава Богу, иначе мимо идти было б противно.

Хорошо ночью идти по тропе. Нигде. Никого. Ничего. Легкий шелест напоминает: идешь, еще жив. Вспорхнет сонная птица. Хорошо, если облачно, луна-звезды не назойливы и туманны. Научиться бы днем малый клинышек, заплатку ночи выкраивать. У всех день. Солнечно, назойливо, шумно. У тебя ночь. Лунно, недокучливо, тихо.

Идя-думая обо мне, натыкаешься на стену тумана, будущее темно, непонятно. Идя-думая о тебе, вижу ясно, отчетливо. Слово случайное, нерасчетливый жест – мелкие дробности бытия заняли место в цепи, меня к тебе приковавшей. Пленники, скованными рабами идем: вместе вставать и ложиться, жрать, испражняться, жить, умирать. Даже мыслями ослепляться: слово сказал – я услышал, увидел – я тру глаза.

Тропа непредсказуема. То строга и пряма – балерина, то проституткой вихляет. Своенравна: то ласково улыбается, то миг – и укусит. То движется тускло, ручьем, застрявшим в болоте. То горной рекой, сверкая волной и форелью, взлетает.

Тропа не понятие, не абстракция, но живой разум, следящий мысли идущего: мало ли куда заведут. Может, у тропы есть душа, с душой идущего схожая? Душа – тьма густая, не благостные потемки. В ответ на шаги тропа становится мягкой: идешь, в податливости утопая. А то откликается жестко, озлобленно отталкивая. Иногда, пугая, мечется неприкаянно, бросаясь под ноги и исчезая, дрожа, словно одолеваемая мыслью о самоубийстве. Порой ступишь – след не исчезает годами, иногда зарастает, как в беспамятных джунглях. Рядом с тропой полоска не высыхающая, на желобок сабли похожа, по нему стекает кровь рассеченных. Всё в мире схоже, в конце концов, даже с рождением смерть.

Ты идешь, движением охраняя тропу от зарастания. Для идущего тропа бесконечна. Начало – в неведомом прошлом, конец – в будущем неизвестном. Шаг влево, шаг вправо – острые зубцы темноты, крепостная стена: смола в бочках, костры зажжены, луки натянуты, каменные глыбы толчка ожидают. Вдруг вспыхнет: лестницу, овладеть, до основания срыть, невиданных размеров территорию присовокупить, пока не наткнется: зачем?

После издевательской трезвости остается тверже подошвы впечатывать, всё успеть и посметь, услышать, увидеть, осязать, ощутить – все запахи мира, картины и звуки, твердый холод и мягкий жар. Идти, бежать, возноситься – до дна, до конца, без утайки.

Бесконечность, бездонность, неисчерпаемость – забыть, вычеркнуть, извести. Всё не прожить, везде не поспеть. Нет таких слов, понятий не существует. Глупость, выдумка, чепуха. Всё конечно, всё эмпирично, всё исчерпывающе до дна.

И! Всех высей достигнуть, всю бездонность постигнуть, всё успеть-и-посметь, проложить тропу до конца, до предела. Ведь гонится, преследует, миг – и догонит.

А одичалый, небритый, отважный Улисс идет по тропе, сочиняя город, в котором захочется жить, неся в кармане лимонное мыло, кружа, как стервятник, ветхозаветно над собственной смертью, в единый миг всю жизнь намереваясь вместить, единым мигом представить.

Ты-и-я идем по тропе, к краю пропасти подползающей, тропе плоской, равнинной, мелкие подъемы и спуски не в счет. По сторонам пустые слова бесплодным паром поднимаются над говорящими ртами, не связываясь ни в дождь, ни в какую-либо внятную мысль. Рядом большая упруго летящая птица шлепает воздух крыльями, словно пощечины раздает. Какая-то птичка с какого-то деревца насвистывает какой-то – не наши слова – пошловатый мотивчик: чик-чирик! Без суффикса – просто мотив, четко и честно. Но мотив не насвистывают, он не может быть пошловатым. Мотив – это музыка, тропа, жизнь и судьба.

Тропа плоская, музыка честная, под нее вершится судьба: когда ты поднимаешься, я опускаюсь, ты спускаешься – я поднимаюсь. Чем дальше идем, тем спуски-подъемы всё-выше-всё-ниже, всё контрастней, всё резче. Может, тропа, как качели? А выше-ниже – не пространственное измерение? Ведь чем для тебя позже, тем для меня раньше – качели! Позже-раньше-вверх-вниз – тропа не плоская, не на слонах, которые на черепахе, и не равнинная. По горам петляет: то ближе к светилам, то дальше, к земле приклоняясь и над ней возвышаясь, чем прожито больше, тем растительность реже, живых существ меньше, выцветает, обнажается, холодеет. Чем выше, тем больше хочется вниз, где память – курганы над героями мертвыми: несет посланец добрую весть, добежит марафон и замертво рухнет.

Там – беглецы, странники, путники. Идут, не оглядываясь, сквозь время в память просачиваясь, по свету бредут: где снять угол недорого оскорбленному чувству. С трудом порождают слова, путаясь в речи, как жертвы паука в сотканной для них паутине. Небо над ними, как над Афинами Акрополь. Ждут тебя-и-меня. Ночью кружимся под Акрополем, днем вышагиваем, вглядываемся-высматриваем: вот, они, вот! Они не видят, зато мы их всё лучше: глаза к полутьме привыкают, ноги – к улочкам, еще не мощеным. Молодые торопятся, о дне завтрашнем не заботясь, взрослые не спешат: их век не точно, но прочно отмерян. Ни молодые, ни взрослые друг друга не знают. Бегут – от себя, странствуют – по миру, путешествуют – к раю ночи. Клавиатура заела, конечно же, край, рая ночи ведь не бывает, в самом страшном метафорическом угаре не примерещится.

Говорят, беглецы, странники, путники и метафоры подобны спящим вулканам: в любой момент могут взорваться, выбросив несметное количество пепла, излив неизмеримую массу лавы краснокипящей, убивающей всё живое. Но это не так. Может, когда-то они вулканами были, но ныне потухли, лишь очертаниями напоминая о громогласном, разноцветном былом, став наваждениями, не ведающими, куда движутся, ведомые навьими чарами, витая в метафорических облаках.

Глянешь – сколько идти, на какие скалы взбираться – всё внутри холодеет. Хочется вниз, на землю, назад! Чем сил меньше – тем хочется больше. И чтобы хотение-нетерпенье-сердцебиенье унять – вспоминаешь, время течь вспять заставляешь. Так река, не выдержав напор морских вод, солонея, течет назад в сторону гор, с которых стекла, в сторону болот, из которых вытекала она, зарождаясь. Под напором бешеной памяти я мчусь за тобой по тропе, и чем я безумней, неистовей, тем ты трезвей и спокойней. Чем быстрей я, тем медленней ты.

Страх не успеть, свой отрезок не проторить, над тобой-и-мною довлеет, и чем дольше-дальше идешь, страх только усиливается, но страшней всего знать: он исчезнет.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за декабрь 2019 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт магазина»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите доступ к каждому произведению декабря 2019 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 


Оглавление

35. Переодевшись в себя
36. Что ему Пифия
37. Чтобы клевать птицы слетались
517 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 12:14 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!