Простая песня

* * *

Это – простая песня.
Бим-бам-бом.
Когда он пришёл к ней в гости,
она вышивала крестом.
Пока она с ним говорила
об этом, а может, о том,
она его полюбила.
Бим-бам-бом.
Она его целовала.
Бим. Бам. Бом.
Но им было этого мало.
БИМ! БАМ! БОМ!
И под большим секретом
Бим-Бам-Бом!
он рассказал мне летом,
как всё случилось потом.
И песня была б допета,
Но!
Бим! Бом! Бам!
Я не нашла ответа,
что делать с любовью нам.

* * *

Качнётся маятник, и медленное время
за ним вдогонку…
Только, знаешь, не спеши.
Так всё меняется,
что сам себе изменишь
и не поймёшь.
А для моей больной души
нет лучшего, чем ощущенье мира
и тишины.
Но, будто бы резвясь,
рвануло время.
И меня накрыло
волною перемен,
в который раз.
Всё хрупкое, способное ломаться –
ломается.
Калины алой гроздь
сжигает мозг.
А вот, с волшебной грацией,
её величество измена.
Жданный гость!
Не торопи.
Спешить туда не надо,
куда мне будет трудно не успеть…
Сейчас в душе – приятная прохлада,
и соловей уже собрался петь.

* * *

От поздней жадности – грешна! –
последней пьяницей
пью капли сладкие со дна,
всё, что останется.
То, что оставила сама
давно – не допито.
Идёт, идёт за мной зима
пока что шёпотом.
Но скоро всё возьмёт она.
Горчайшей пьяницей
пью радость жизни, всю – до дна.
Ей – не достанется.

* * *

Лошадиными грустными мордами
смотрят в окна вчерашние дни.
И душа моя бродит негордая,
тихо слёзы роняет с ресниц.
В чёрных лужах живут отражения
чьих-то ласковых чувств и обид.
И уже ощутимо движение
в глубь зимы от тепла, от любви.
И, спасаясь, должно быть, от этого,
я иду на свиданье с чужим.
Мне б хотелось ответа. Ответит ли?
На веселье, на нежность, на жизнь.

* * *

Подари мне маленькую лошадку,
я уеду на ней отсюда.
И куда уеду – загадка.
А разгадку искать не буду.
И сама я не представляю,
далеко ли на ней уеду.
Не жалей меня, умоляю,
ключ от дома отдай соседям.
Попроси поливать герани,
иногда забирать почту.
Я уеду лошадкой ранней,
утром мне уходить проще.

* * *

А если придумать лето, сейчас, когда льёт безбожно
и мокрые силуэты бегут и бегут за окошком?
Поле в цветах медовых, шмелей в глубинах цветочных,
а в половине второго ливень
тёплый и сочный.
Запахи водных лилий, мельканье стрекозок ловких.
Там я была бы Эмилией, девчонкой с кудрявой головкой,
и было бы мне семнадцать, и я б лучше всех танцевала,
мне б мальчик в любви признался. И я бы его целовала
от счастья быть самой любимой… Но я совсем не об этом.
Последний лист на рябине… Давай придумаем лето.

* * *

Змей плыл в глубоких облаках,
плыл в чёрных тучах переспелых.
Его полёт – его вокал! –
был чист и сладостен без меры.
Он был сегодня кораблём
весёлым, юным и летучим,
его считали королём
тяжёлые и злые тучи.
Был ливень яростным. Рвалось,
гремело, билось, полыхало.
Но после всё же улеглось.
Змей плыл. Земля благоухала.

* * *

У меня был случайный гость.
Был недолго, самую малость.
Он читал, как и я, Гюго
в своём детстве под одеялом.
Он, наверно, когда-то пил.
Дым сводил на нет сигарету.
Очень быстро он говорил
о какой-то статье в газете.
Дело было совсем не в том.
Было это для нас понятно.
Он хотел быть моим котом.
А мне это было приятно.

* * *

Если паук не плетёт паутину,
значит что-то не так.
И есть на это своя причина.
Она, возможно, проста.
Разбилось или
cломалось что-то,
или сменилась власть.
Но это убило паучью заботу.
И нитка оборвалась.
И стало вольготно жужжащим мухам,
паутинным гостям.
И поползли зловредные слухи
по всевозможным путям.
И, ничего изменить не пытаясь,
грустные пауки
бродят без цели и радости стаей,
как без сетей рыбаки.
И что там сломалось и как починишь,
чтобы всё было тик-так?
Если паук не плетёт паутины,
что в этом мире не так?

* * *

Мячик плавал в чёрной луже
долгой, долгой ночью,
не пытаясь обнаружить
в мокром мире прочность.
Листья падали с берёзы
медленно и плавно.
Дождь ронял скупые слёзы.
Мячик плыл, как равный
бригантинам в море. В полночь,
без больших иллюзий,
в мир, опасностями полный,
с контрабандным грузом.
Уходил сквозь злую осень,
сквозь её ненастья,
нёс, в себе сосредоточив,
детство, радость, счастье.

* * *

Я вздыхаю о том, чего больше не будет.
Надо мной небеса, как на волю окно.
Почему-то звонить стали разные люди.
Те, которых я знала когда-то. Давно.
Возвращаются все, я могу прикоснуться
или просто согреть запоздалым теплом
мягких слов. Но уже мы не можем вернуться
в те квартиры, в то время. Что было – прошло.
Я вздыхаю о том, кого раньше любила.
И холодная осень дыханьем полна.
То туманы любви, и в туманы уплыли,
точно лебеди, чувства. Куда – не узнать.
А в больших небесах не меняется время.
На высоких качелях, несущихся ввысь,
я лечу и от этого взлёта смелею.
И мне грустно – я больше не слышу – Вернись!

* * *

Спешно, только б успеть!
Срочно!
Миновать замороженный сад.
Быстрой тропинкой, в снегу простроченной,
тень отбрасывая назад.
Обжигаясь о юную поросль
неизвестности.
Чуть дыша. Скрытно.
Как просроченный скорый
под сердечное тра-та-та
пронестись горящим туннелем
чуть расширенного зрачка.
И успеть.
Поцелуй – карамелью.
Эта станция – «Облака».

* * *

Это – детскость в моём исполнении
с партитур,
не растрёпанных прошлым временем.
В аллюр!
Переход из глубокой снежности в майский зной.
И игра в поддавки с неизбежностью – и с тобой.
Мелководье. Чуть-чуть шевелятся плавники.
Беззаботное время ссыпано у реки.
Это – завтрашнее.
Безмерное. Не считай.
В настоящее, в салки-пряталки поиграй.
В синем воздухе белым облачком мотыльки.
А песочное время сыплется из руки.

* * *

Ты стирал с него пыль и трогал
пальцем клавиши. Дребезжал.
И вздыхал. Это было плохо.
Не звучал…
Ты вздыхал в ответ и наивно
ждал, что, может, заговорит…
Его звали все – пианино.
И был он – пианино на вид.
Он давно жил с тобой в квартире,
как какой-нибудь кот больной.
Его дека и струны были
сожжены когда-то давно.
А вчера он, уставясь в стену,
всё сутулился у окна.
Он давно ожидал измены.
И вчера появилась Она.

* * *

Чужая раковина жмёт. И ты устало
глядишь в ночной холодный потолок.
Вздыхается. И пианино старое
бесформенную тень бросает вбок.
Там, в потолке, ты знаешь одну трещину…
В неё уходит струйкою душа,
когда ты спишь.
Ты думаешь о женщине,
которая давным-давно ушла.
А ты остался. И часы настенные
стоят. И неохота заводить.
И время постоянно-неизменное.
И мысль об этом стала холодить.
Воронка-жизнь, закрученная исподволь
в другую сторону…
Вновь в сетку паука
попала муха. Что ж, придётся вызволить.
Лети, тебе же надо в облака…

* * *

Кот лёг живым воротником на плечи. Еле слышно
мурлыча что-то там о том, что третий будет лишним.
По крышам тёк безвольный свет, погода чуть дышала,
и ожидался всеми снег. Я тоже ожидала.
Чего-нибудь, кого-нибудь, звонков, гостей незваных…
Тянулся день, как пеший путь от Томска к Магадану.
А кот лениво щурил глаз зелёным светофором.
Он ощущал природу. – Раз.
А два – урчал мотором.

* * *

Крылья пахли летним ветром,
мы купались в жарких струях,
нас затягивало к верху,
в сердце нежного июля.
Мы пьянели от желаний,
от сознанья цели высшей,
мы владели, как крылами,
силой, мы взлетали быстро.
Нас с ума сводили дали,
ну, а мы с ума сходили.
Мы с тобою точно знали,
что на небо восходили.
Но тревожно в эту осень…
Стонут ветры в ржавых трубах…
Где тебя сегодня носит?
Я судьбу целую в губы.

Кроме наших двух теней...

       1

Кроме наших двух теней,
соучастниц преступленья,
бывших тоньше и длинней
в туловищах и коленях,
знал, конечно, жухлый лист,
что шуршал на ветке сверху,
на которой скучно вис
и был мёртвым на поверку,
потому не мог краснеть.
Но никто, никто не знает,
что свила гнездо во мне
память сладкая и злая.

       2

Шурша разливами листвы
опавшей, как за наказаньем,
не поднимая головы,
на место позднего свиданья
иду. Так дорог каждый шаг,
насколько труден. Цели скрыты
визита. Тень, мой верный враг,
всё время рядом, но мы квиты
с ней в этом. Зреют фонари
плодами, круглыми, как луны.
И предлагают повторить
то, что случилось накануне.

* * *

Когда ты воешь на Луну
от безысходности собачьей,
я тоже не могу уснуть
и иногда бессильно плачу.
И нашу общую болезнь,
которой мы сейчас болеем,
немного облегчает лесть
и свежих нежностей елеи.
Но их сегодня не достать.
И страшен приступ лихорадки
любовной в наших злых местах,
где встречи радостны, но кратки.

* * *

Пролонгируйте, пожалуйста,
с нежной болью договор.
До зимы чуть-чуть осталось,
а зима – известный вор
и нежнейшего, и тонкого.
Холод, вьюга, кутерьма,
танцы с белою позёмкою –
сами знаете, зима.
Может, до неё осталась
пара дней. Закончим спор.
Пролонгируйте, пожалуйста,
с нежной болью договор.