Японская сказка

Японская сказка

– Мама, мама, смотри, какая красная луна!
    Что это с ней?
– Это, Акиро-сан, просто весна, весна 
    стародавних дней.
    Сядь на татами, ужин прожуй,
    я тебе о краснолунной весне расскажу... 

Далеко, дальше, чем моря край –
Трудно представить эту длину –
Жил да был один самурай,
Любивший Большую Луну.
Вечер снимал все заботы с плеч,
Соседи садились играть в го,
А самурай вешал на гвоздик меч,
До утра прощая врагов,
И спешил к ручью в сад камней –
Небесную госпожу встречать.
Он стихи писал полной луне
И доверял их вручать
Змеям бумажным – летели они
За волнистые крыши и облака.
Так проходили ночи, дни,
Так проходили века...
Как-то монголы весной на Хонсю
Пришли, оскверняя храмы.
Мудрый сегун призвал нацию всю
Молиться в сторону Фудзи-ямы.
На юг, на север и на восток
Молились все-все японцы,
Чтоб камикадзе-тайфун помог
Стране Восходящего Солнца.
И тайфун пришел, и любой самурай
Врага смог выбрать и поразить.
Только наш жил дальше, чем моря край,
Дальше, чем можно вообразить.
Он на битву спешил, загнал сотню рикш,
Но не успел – как печально, Акиро!
Ведь такой позор покрывает лишь
Ритуальное харакири.
Он сложил под веткой сакуры хокку,
Он отдал свою душу Великому Духу.
И той же ночью, поднявшись высоко,
Луна совершила сэппуку.
Видишь, там, меж горных вершин,
Кровь на ее кимоно алеет?
Каждый должен, сынок, вершить
Карму, ни о чем не жалея.

* * *

Шторку отодвинь вправо,
посмотри на мир слева.
И сперва скажи "право!",
а потом добавь "лепо..."
У каштана лист сложен,
семинотных струн слаже...
На земле всего плоше
бесполезность слов наших. 

Разницы ведь нет "право-лево",
и границы нет "осень-лето",
не имеешь ты, право, права
говорить про мир: "Очень... лепо..."

* * *

Влетела в мой сад птица-песнь Одиночество.
Влетела в мой сад птица-песня Отчаянье.
Влетела в мой сад птица-песнь Заблуждение.
Влетела в мой сад птица-песня Забвение.
Проснись же, проснись, птицелов.
Отдай мое тело певцу одиночества
И сеть приготовь, приготовь.
Отдай мою душу певице отчаянья
И сеть приготовь, приготовь.
Отдай мои мысли певцу заблуждения
И сеть приготовь, приготовь.
Отдай мою память певице забвения
И сеть приготовь, приготовь.
На птичьем базаре такие не ценятся
За смутные песни свои.
Но там, далеко, за лесами высокими
Живет королева стихов.
За птицу, поющую песнь одиночества,
Заплатит она серебром.
За птицу, поющую песню отчаянья,
Заплатит она серебром.
За птицу, поющую песнь заблуждения,
Заплатит она серебром.
За птицу, поющую песню забвения,
Заплатит она серебром.
А ранней весной на луга изумрудные
Она понесет этих птиц.
Чтоб выпустить в небо певца одиночества,
Она понесет этих птиц.
Чтоб выпустить в небо певицу отчаянья,
Она понесет этих птиц.
Чтоб выпустить в небо певца заблуждения,
Она понесет этих птиц.
Чтоб выпустить в небо певицу забвения,
Она понесет этих птиц.
А может, неброскую птицу забвения
Оставит, оставит себе...
Но нам дела нет до того, наши помыслы –
Поймать и продать этих птиц.

Соломинка

В месте, чуть более теплом, чем рай,
в годы, прекрасней которых нет,
рисовал на песке я сказочный край
соломинкой... Я был поэт.
И когда волною смывало наброска след,
мне казалось, что снова потоп настал,
и рушится мир... Я был поэт,
и время от времени вены вскрывал.
После мира конца это было легко,
на глаза наплывала соленой волны вода;
пачки две димедрола – и ты далеко-о-о...
Но не тонет соломинка никогда.
Кровь высыхает, судьбы эльзевир*
с трудом, но читается там и здесь.
Так что же держит песочный мой мир –
соломинка, Благая Весть?
В месте, совсем не похожем на рай,
в годы, паршивей которых нет,
все рисую, рисую я сказочный край...
А вчера вдруг приснилось, что я – поэт. 


        05.06.96. 

 *эльзевир – старинный типографский шрифт, использующийся в модернизированном виде и в настоящее время

Глупые мысли

глупые мысли приходят в голову
глупые песни текут по горлу
так и уйду не набравшись опыта
ни жизненного ни духовного 

как Ихтиандр испытавший сушу
я выхожу к океану Вечность
в нем растворюсь и не надо опыта
ни жизненного ни духовного

* * *

Ах, Лето поет о лете,
но – красный по небу ветер.
Скоро...
Как ни храни в ладонях
тридцатый изгиб числа,
на временном кордоне
слышится плеск весла.
Дочь-осень – акселератка –
уже рождается в пене,
уже примеряет украдкой
мамино украшенье.
Скоро...
Окрасит и измочалит
мир заново и споет
песню своей печали
над вечным покоем вод.
Долго ли будет сетовать,
что Харон грубоватый
увез и матушку-Лето
и бабку-Весну в закаты?
Ах, Осень поет про осень,
но ветер ту песнь уносит.
Скоро
засыплет белым пеплом
все, что лепилось и пелось.

В ритме хокку

вечером стылым
вЫносит сна эмбрион
сердце пустыни 

дверью без двери
выйдет воздать этот сон
твари по вере 

к вере по паре
тихо и сонно пойдут
разные твари 

в сон отражений
в сонмище мыслей и дум
и отношений 

Грузии хОлмы
или морские прельстят
бурные волны 

или церковный
пахнущий Богом обряд
сладости полный 

орден героя
или величье страны
рушившей Трою 

лавровый веник
или что площе стены
площадь и денег 

лучшей наградой
был бы возврат без наград
и без парада 

блудного сыне
в несотворяемый сад
в сердце пустыни

* * *

Блестящие нити сна ползут, не спеша, во мхи,
Непрочная тишина читает во тьме стихи
И лунная пелена по шторам окна глухим струится,
Музыка выси и дна струится....
Стуи воды заплескались на кухне – матушка ужин готовит.
Капли воды застучали снаружи – дождь пробужденье готовит.
Там, на далеком краю на поляне друг все, что надо, готовит.
В платье блестящем невеста с косою встречу готовит, готовит.
В платье блестящем, блестящем, блестящем....
Блестящие нити сна ползут, не спеша, во мхи,
Непрочная тишина читает во тьме стихи
И лунная пелена по шторам окна глухим струится,
Музыка выси и дна струится...