HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Роберт Кармин

Случай на водах

Обсудить

Пьеса

 

Роберт Кармин

 

Сергей Николаев

 

 

 

Документальная фантазия

 

Одноактная пьеса в десяти картинах с прологом.
Действие происходит в Пятигорске летом 1841 года.

 

Памяти литературоведа Владимира Левина

 

Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 23.03.2012
Оглавление

10. Картина VIII
11. Картина IX
12. Картина X

Картина IX


 

 

 

Гостиная Верзилиных. Те же. А также (в стороне, в полумраке) невидимые для собравшихся Демон и Печорин.

 

З е л ь м и ц. Я вот над чем размышляю, господа... Ежели Мартынов действительно был предметом психологического опыта, тогда и дуэли-то, в настоящем понимании её, никакой не было...

 

А г р а ф е н а. А что же было?

 

З е л ь м и ц. А был, можно полагать, поставленный господином Лермонтовым-Печориным психологический опыт, и во время произведения оного психолог-экспериментатор погиб – произошёл, так сказать, несчастный случай. На водах, м-да-с...

Но по всему выходит, что наш поэт оказался плохим Печориным. Окажись хорошим в кавычках, – он бы не погиб. Однако ж, с другой стороны, Печорину, при его холодном разуме, зачем, как говорится, попадать в историю, да ещё со смертоубийством? Нет, опять что-то не сходится... Что-то здесь не так.

Да взять хотя бы те же испытания Печориным своей судьбы! Помните, в «Фаталисте»? Судьбу испытывает Вулич! Печорин же только наблюдает.

 

К о р н е т. При этом подталкивая экспериментатора и оставаясь в стороне!

 

З е л ь м и ц. Вот именно! И в итоге Вулич гибнет. Пусть и не от собственной пули, а от сабли пьяного казака.

 

А г р а ф е н а. А разве не Печорин вступает потом в схватку с этим казаком и побеждает его?

 

З е л ь м и ц. Да, вступает и побеждает! Но заметьте, Аграфена Петровна: казак, окружённый в хате, и казак, зарубивший Вулича, – два разных человека! Рыская в ночи с обнажённым клинком, он был роковой силой! А Рок, загнанный в угол, – уже не Рок. И было б странно, если бы с Печориным тогда что-то случилось.

 

А г р а ф е н а. Но как же в дуэли с Грушницким? Встать под дуло пистолета – разве не испытание Судьбы?

 

1-й г о с т ь (иронично). Уж больно тряслись поджилки у той Судьбы. Нет, наш уважаемый полковник, несомненно, прав: Печорин, при всех его байронических позах, вовсе не склонен был рисковать своим душевным спокойствием, а уж тем более – жизнью. Потому, возможно, и Грушницкого убил – чтобы тот более его не тревожил.

 

К н я з ь. А это интересная мысль! Но мне сдается, что наш поэт поступал наоборот. Он настолько не желал оставить в покое бедного Мартынова, что будто и впрямь задался целью заставить его, в конце концов, действовать всерьёз.

 

Э м и л и я. Он словно испытывал судьбу... И все эти его бесконечные эпиграммы, розыгрыши...

 

З е л ь м и ц. К слову сказать, последний, увы, визит нашего дорогого Мишеля в Пятигорск тоже был результатом розыгрыша.

 

В с е. Как-как? Что вы такое говорите?

 

З е л ь м и ц. Мне Столыпин сам сказывал. Должны они были следовать в отряд, в крепость Шуру. Однако Лермонтов начал уговаривать Монго заехать сюда, на воды.

 

Н а д е н ь к а. И что же?

 

З е л ь м и ц. Да то, что Столыпин, имея поручение доставить Мишеля в отряд, был поначалу непреклонен. А Мишель и предложи ему разыграть монету: орёл – значит, в отряд, решётка – в Пятигорск. Столыпин возьми да и согласись, на беду. Выпала решётка. Деваться некуда – пришлось ехать сюда.

 

1-й г о с т ь. А здесь – известное дело: пирушки, волокитство, карты...

 

2-й г о с т ь. Погодите, я вспомнил... Одна фраза Михаила Юрьевича... Как раз во время карточной игры. Как же он сказал?..

 

З е л ь м и ц. Уж не этот ли экспромт вы пытаетесь припомнить?

 

В игре, как лев, силён
Наш Пушкин Лев,
Бьёт короля бубён,
Бьёт даму треф.
Но пусть всех королей
И дам он бьёт:
«Ва-банк!» – и туз червей
Мой – банк сорвёт!

 

Его после многие повторяли. Правда, говорили, что Михаил Юрьевич тогда проиграл.

 

2-й г о с т ь. Да, проиграл. Но потом... Господа, я вспомнил! Там были ещё офицеры, и они, увидев, что Лермонтов проиграл, отвлеклись, а кто-то вышел. Вот тут-то Михаил Юрьевич и сказал те слова...

 

В е р з и л и н а. Да не томите, что за слова такие?

 

2-й г о с т ь. Он сказал: «Значит, буду в дуэли счастлИв...»

 

Э м и л и я. Так и сказал?

 

2-й г о с т ь. Слово в слово. Я сам слышал!

 

З е л ь м и ц. Так значит... Значит, эта дуэль могла предполагаться ещё задолго до того злосчастного вечера, когда, по рассказам секундантов, был сделан вызов? По крайней мере, предполагаться Михаилом Юрьевичем? Но позвольте, тогда что же получается? Что дуэль эта была... как бы это сказать... Ну, что ли, подстроена им? Самим?!

 

К н я з ь (дотоле молчавший). Знаете... В письме моей столичной кузины – я о нём уже говорил...

 

В е р з и л и н а. Что там еще, князь?

 

К н я з ь. Будто бы перед отъездом из Петербурга наш поэт сделал визит той самой гадалке, которая предрекла Пушкину смерть от «белой головы». А наш Мишель хотел узнать от неё, выпустят ли его в отставку. На что та и ответила, что выйдет ему, дескать, отставка скорая, после коей уж ничто ему не потребуется. Сбылось, как видите-с...

 

К о р н е т (возбуждённо). Непостижимо, господа, просто непостижимо: и гадалка, и монета – поневоле станешь фаталистом! И всё ж таки судьбу не обманешь – и Лермонтову не удалось. А ведь я наверное уверен, господа, что он пытался, и будто получилось – с монетой-то, что решеткой упала и в сторону его увела. Да... вот только (заканчивает с искренней грустью) всё равно привела к могиле.

 

В е р з и л и н а. Да у нас тут сегодня что ни слово, то открытие! А вы-то что, дорогой мой, имеете в виду, говоря, что Мишель хотел судьбу обмануть? Отвечайте сей же час!

 

К н я з ь (задумчиво). А позвольте, я отвечу. Вот что я тут подумал… Может, Михал Юрьич монету-то не только из озорства разыграл? Дайте-ка я вам из одной его поэмы прочитаю. «Измаил-Бей» называется. Без малого десять лет назад написана была, когда и «Демона» он начал. Я её по списку знаю. Вот послушайте...

 

Когда разлука и печаль
Покой душевный возмущает
Мы забываем свет, и вдаль
Душа и мысли улетают
И ловят сны, в которых нет
Следов и теней прежних лет.
Но ум, сомненьем охлаждённый
И спорить с роком приучённый
Не охладить, не позабыть
Свои страдания желает;
И если иногда мечтает,
То он мечтает победить.
И зная собственную силу,
Пока не сбросит прах в могилу,
Он не оставит гордых дум.
Такой вот охлаждённый ум
Природой дан был Измаилу...

 

 

2-й г о с т ь. Так вот почему он сказал те слова у Ильяшенкова!

 

1-й г о с т ь (с иронией). Ну, дорогой мой, вы просто ходячая библиотека последних изречений нашего поэта. Что у вас там ещё в запасе?

 

2-й г о с т ь (обиженно). Этого экспромта я не записывал. А звучит он так:

 

Им жизнь нужна моя, –
Ну, что же, пусть возьмут.

Не мне жалеть о ней!
В наследие они одно приобретут –
Клуб ядовитых змей...

 

1-й г о с т ь сторону). И впрямь «клуб ядовитых змей». Не зря отец Василий назвал его «ядовитым покойником».

(Обернувшись к остальным.) А неудивительно, что все его бумаги почти сразу растащили: никто не хотел, чтобы едкая эпиграмма на него стала известна всему «водяному обществу»! Думаю, что на каждого из присутствующих здесь что-нибудь да было заготовлено. Забавно, забавно всё это, господа! Но более всего забавно другое: ежели господин Лермонтов проводил меж нами свои опыты, то все мы должны быть ему за это премного благодарны. Представьте себе невообразимое: лет через сто, к примеру, имя нашего Мишеля составит славу русской словесности, какие-нибудь учёные мужи намарают летопись его жизни и... тем самым обессмертят всех нас. Потому как наши «мелкие и ничтожные» имена потомки узнают лишь благодаря тому, что с нами когда-то знался сам Лермонтов! Не правда ли, забавно?.. (Себе самому, в раздумье.)

 

Ну, вот теперь у вас для разговоров будет
Дня на три тема…

 

В с е. Это откуда?

 

1-й г о с т ь. Ну как же, господа! Его последний экспромт! А прозвучал он в тот самый вечер тринадцатого июля, после ссоры с Мартыновым.

 

К н я з ь (задумчиво). Значит,

 

Им жизнь нужна моя, –
Ну, что же, пусть возьмут.
Не мне жалеть о ней...

 

А ведь в этих словах, друзья мои, – последняя степень отчаяния. И обречённости... Да и как иначе? Из Петербурга выслали, считай, накануне празднеств в честь бракосочетания наследника. Это ли не знак? Кто из опальных в столице был – все прощение получили. А ему – чтоб уж и не надеялся. Да ещё гадалка эта...

Как вы давеча сказали, Антон Карлович? Рок, загнанный в угол, – уже не Рок? Возможно, что так. Значит, Печорину не выпало тогда схватиться с Роком. Тот казак был уже оставлен роковой силой. Она направляла его на убийство Вулича, – именно он бросил ей настоящий вызов. А Печорин... Что Печорин? Он даже в чём-то подыграл ей. И – остался в стороне. Одоление же казака в таком случае – не более чем красивая сцена, которую позволил сыграть Печорину всё тот же Рок. И думается мне, сам Михаил Юрьевич не мог этого не понимать. Во всяком случае, не мог не чувствовать. Что же из этого следует? Как там у него?

 

Ну вот, теперь у вас для разговоров будет
Дня на три тема...

 

Так? Думаю, он знал, о чём говорил. Знал, что произойдёт дуэль, и что будет она – спектаклем. Вот только с финалом ошибся. Иначе всё вышло. Не как «на феатре». (Вздыхает.) Да, спектакль был. Но лишь для зрителей. Не для исполнителей. И только для главного героя и режиссера в одном лице – совсем всерьёз.

М-да... Погиб поэт, невольник чести...

 

К о р н е т (осторожно). Позвольте, но тогда... Я не понимаю... Получается, что в этой дуэли было уничтожено понятие чести?..

 

К н я з ь (грустно). Знаете ли, дорогой мой... Утверждение чести часто оказывается на поверку игрою тщеславия. Да... А тщеславие нередко мнит себя гордостью.

 

В е р з и л и н а. Значит, Мартынов...

 

К н я з ь. Я лучше скажу о Грушницком. Так вот...

Грушницкий, без сомнения, тщеславен, и потому – сущий ребенок в сравнении с Печориным. Но если бы тот... Если бы тот был по-настоящему горд, разве стал бы он утверждаться, унижая Грушницкого, покоряя княжну Мери? Были бы ему нужны для самоутверждения другие люди? Значит...

 

А г р а ф е н а. Значит, и Печорин тоже был тщеславен?!

 

К н я з ь. Без сомнения. Весь он – гораздо более развитое, но всё же тщеславие. И самоосуждение Печорина – тоже не что иное, как рисовка перед самим собою.

 

К о р н е т. Но что же тогда убийство Грушницкого?

 

К н я з ь. Последняя степень тщеславного самоутверждения. В глазах других.

 

В е р з и л и н а. А ведь это страшно...

 

К о р н е т. Но что мог думать об этом сам Михаил Юрьевич?..

 

К н я з ь. Можно лишь предполагать. Но сдается мне, что он уже тяготился своим «героем». Однако не так-то просто избавиться от того, кого породил, кто стал уже почти самостоятельной личностью, подсказывающей и слова, и мысли, и поступки. И навязывающей своё понимание чести. В общем, не слишком отличное от понимания Грушницкого...

 

З е л ь м и ц (задумчиво). Значит, «невольник чести», – не про нашего поэта?

 

К н я з ь. Если считать его вполне Печориным, то так. Но... Вряд ли он еще оставался Печориным. И даже если отвёл своему противнику, а вернее сказать, партнёру «по сцене» роль незавидную – жалкую, прямо скажем, роль – он всё же предоставил ему полную свободу для импровизации. И даже принУдил его к этой свободе – выстрелом своим на воздух.

 

В е р з и л и н а. Но зачем?

 

К н я з ь (задумчиво). Думаю, поединок этот не был для него поединком с Николаем Соломоновичем...

 

Н а д е н ь к а. Но тогда с кем же?!

 

К н я з ь. Ну... чтобы не впасть в мистику, скажем так: с самим собою... Слишком стал мешать ему Печорин. И слишком долго не давался ему его «Демон» (грустно усмехается) – поэма, конечно. И не давался, и ему покоя не давал.

 

Э м и л и я. Да при чём же здесь «Демон»?

 

К н я з ь. При чём? Позволю себе предположить, что нашего поэта мучил вопрос, кто же есть он сам... по отношению к Року? И насколько Рок властен над ним? А ведь Демон – свободный, гордый дух! Он неподвластен никому и ничему – ни козням недругов, ни чёрным пророчествам гадалок, ни даже Силам небесным...

Так неподвластен или всё же подвластен?! (В волнении встаёт и начинает ходить по комнате.) И в чьи руки Судьба может вложить свой топор? Хотя это, мне кажется, не имело уже для него значения. Важно то, что он сам готов был принять удар этого топора! И не ждать, как простой смертный, склонив голову, – упадёт или не упадёт, а потребовать этого – выстрелом на воздух! И потребовать не от своего противника у барьера, а от того, кто видится за ним! От Рока. (Вздыхает.) Даже если Рок этот – в его собственном воображении...

Вы, возможно, читали в списке его «Маскарад»? Помните:

 

А там, итоги свёл
И карту смятую – под стол!..

 

Приходилось ли кому видеть игрока, который, сводя итоги, сам себя сделал бы такой смятой картой?

Вот и наш поэт... О чести мирской он уже не думал. Но неволя от этого не стала меньше. Возможно, она стала даже больше: как же слукавить перед самим собою? А у такой игры зрителей уж нет... И если поединок этот виделся им как поединок с Высшей силой, то в его глазах это был вызов, достойный Демона. И уже не героя поэмы...

Вот так он её дописал. Смертью своей... (Устало опускается на стул.) Да, таков был его «ум, сомненьем охлаждённый». А проще сказать, сам собою истерзанный...

 

 

З е л ь м и ц (негромко).

 

И зная собственную силу,
Пока не сбросил прах в могилу,
Он не оставил гордых дум...

 

 

П е ч о р и н (неожиданно появляется из полумрака).

 

Такой вот охлаждённый ум
Природой дан был Михаилу...

 

А что, он правду сказал? Именно этого вы хотели? Именно к этому (криво улыбается) «под вашим чутким руководством» шёл наш создатель? Что ж... (Смотрит на часы.) Остаётся четверть часа. Сорок дней истекают. Пришло время говорить серьёзно.

И вот вам мой вопрос...

Хотелось бы вам снова оказаться в том мире, что был нашим создателем вкупе с вами так молниеносно покинут?

Не торопитесь отвечать.

Представьте себе: маленький чистенький немецкий городок... Ну, пусть хоть Рёккен. Добропорядочная семья пастора... Как его имя? Пусть хоть Карл. У вас ведь с немецким было хорошо? Будет ещё лучше! А там... Прекрасная школа, – как же без школы? Потом университет, – он, правда, не будет закончен. А потом... (возвышает голос) Профессор античной филологии Фридрих...

 

Д е м о н (резко). Довольно! Всё, что ты так складно обрисовал, не что иное, как добропорядочная посредственность!

 

П е ч о р и н. Но можно снова писать стихи!

 

Д е м о н. Представляю какие. На Рождество и именины?

 

П е ч о р и н. Великий Гейне...

 

Д е м о н. Чтобы писать как Гейне, нужно им родиться!

 

П е ч о р и н. Чтобы писать не хуже Гейне, можно прийти в мир совсем под другим именем. (Усмехается.) И совсем не обязательно Пушкина или Лермонтова...

 

Д е м о н. Издеваешься...

 

П е ч о р и н. Простите, не удержался. Но всё-таки... Как вам такой вариант возвращения?

 

Д е м о н (равнодушно). Всё одно потом будет смерть...

 

П е ч о р и н. Это так. Но и смерть тоже бывает разной! Как там?

 

Я рождён, чтоб целый мир был зритель
Торжества иль гибели моей...

 

Д е м о н (с усмешкой). Какая же гибель могла бы ждать меня?

 

П е ч о р и н. Хороший вопрос! А представьте себе: запертая комната, в ней на полу рядом с кроватью спит человек. Когда не спит – прыгает по-козлиному и гримасничает...

 

Д е м о н. Это что – жёлтый дом? Спасибо, удружил. Удел жалкого безумца?!

 

П е ч о р и н. Так значит, нет? Воля ваша! Не хотите снова увидеть земную жизнь – и не надо. Может, так и к лучшему. Чего вы там, среди людей, не видали? То ли дело здесь... Но и здесь ваше пребывание уже заканчивается. Как там сказал наш создатель?

 

Мой дух утонет в бездне бесконечной...

 

Знал, что говорил! Так будет. С вами. Если, конечно... (Очень правдоподобно вздыхает.) Если не рассмотреть еще один вариант...

(Декламирует без всякой иронии, подчеркнуто искренне).

 

Чья тень, прозрачной мглой одета,
Как заблудившийся луч света
С земли возносится туда,
Где блещет первая звезда?
Венец играет серебристый
Над мирным, радостным челом,
И долго виден след огнистый
За нею в сумраке ночном...

 

Д е м о н. «Ангел смерти»...

 

П е ч о р и н (продолжает грустно и прочувствованно).

 

Послушай, быть может, когда мы покинем
Навеки тот мир, где душою так стынем,
Быть может, в стране, где не знают обману,
Ты ангелом будешь, я демоном стану!

 

(Держит паузу.)

 

Д е м о н. Ты к чему клонишь, Григорий Александрович?

 

П е ч о р и н (становится серьёзным). К тому, что вам нужно будет принять одно решение. Впрочем, вполне естественное: вся жизнь нашего создателя, да и ваша – куда ж без вас? – как мне видится, была прологом к новому воплощению. Собственно, это и есть мое главное предложение.

 

Д е м о н (задумчиво).

 

Быть может, в стране, где не знают обману...
Я
(пристально смотрит на Печорина) – демоном стану?

 

 

(Печорин подтверждает кивком.)

 

Д е м о н (опустив голову, как бы самому себе, медленно). Значит, выбирать. Одну из трёх дорог. Как в сказке. Направо пойдёшь – утонешь в бездне бесконечной, налево – станешь посредственным профессором в немецком университете...

 

П е ч о р и н (сухо-деловито). В швейцарском. Есть там такой городок – Базель. Да и профессором – не таким уж посредственным.

 

Д е м о н (не обращая внимания на его слова). Направо... Налево... Значит (поднимает глаза на Печорина) – прямо?

 

П е ч о р и н. Вам решать.

 

Д е м о н. Всё это похоже на мышеловку. Мои аплодисменты, Григорий Александрович, ты очень удачно подвесил в ней кусочек сыра! Однако благодарю за прямоту.

 

(Печорин церемонно кланяется. Оба некоторое время молчат.)

 

П е ч о р и н. Так что?

 

Д е м о н (самому себе). Страшный выбор. Неужели именно к нему шла вся земная жизнь? Впрочем, упрекнуть некого. Карты – на столе. «Ва-банк! И туз червей – Мой – банк сорвёт!» Сорвал... Червей... Могильных. (После паузы, уже спокойно и твердо). На твоё предложение я говорю «нет».

 

(Пауза.)

 

П е ч о р и н (с подчёркнутым безразличием). Что ж. Нет – так нет. И всё же... Не ожидал я от вас... такой покорности. Разве не вы готовы были идти до конца? (С пафосом.) «Ты уступал до сих пор, уступишь и теперь. Я сам решаю, быть или не быть и как быть!» Ваши ведь слова...

 

Д е м о н (мрачно). Вот я и решаю.

 

П е ч о р и н. И уступаете. Да, Учитель! В обоих случаях – и канув в бездну бесконечную, и вернувшись в муравейник человечий. Простите за рифму, – с кем поведёшься...

И есть только один путь, чтобы НЕ УСТУПИТЬ. Я полагал, что вы изберёте его. Ибо редко от людей уходит Разум, способный продолжить свой спор и здесь.

 

Д е м о н (почти безразлично). Спор – ради чего?

 

П е ч о р и н (горячо). Подумайте сначала, ПО ПРИЧИНЕ чего! ТАМ (показывает рукой вверх) – уже давно сговорились! Кто? Да те, чьи имена наши милые муравьи всуе не называют и к ночи не поминают! А может быть, и не враждовали никогда! И не воевали между собой, как это уже сотни лет вбивают в миллионы муравьиных мозгов! Подумайте, Учитель: какая война может быть там, где НЕТ ВРЕМЕНИ?! (Понижает голос.) Можно даже больше предположить... Мне порой сдаётся, что ТАМ (снова указывает наверх и переходит на сдавленный шепот) – нет никаких ДВУХ СИЛ. А если их и две, то оч-чень мне сомнительно, что одна из них – как твердят муравьи? – всеблагая! Да вы ведь уже к этому подходили!

 

И пусть меня накажет Тот,
Кто изобрёл мои мученья!

 

Прямо в точку! Сами мученья изобретаем, сами же за них и наказываем! Но ежели так, то зачем нужен некий антипод, «не к ночи помянутый»? Да чтоб кивнуть было на кого! Дескать, вот они, рога и копыта... Всё зло – от них. А без них – волос с головы не упадёт! Что, волосы падают?! (С болью.) Головы! И – ни за что...

(Грустно декламирует.)

 

Он был дитя, когда в тесовый гроб
Его родную с пеньем уложили.
Он помнил, что над нею чёрный поп
Читал большую книгу, что кадили,
И прочее...

 

Д е м о н (тихо). И прочее...

 

П е ч о р и н. Вот я и спрашиваю: где она, эта самая ВСЕЛЮБОВЬ? А? Когда у дитя – отнимается мать? Скажут, наказание… Но кому? Ребёнку? Ей? Если ребенку – то за что? А если матери, то чем же может быть для неё только сознание, что с её смертью родное дитя остается один на один с жестоким миром? Это такое ей наказание? Если так, то, надо сказать, весьма изощрённое. Думаю, вполне достойное Его Высокоизобретательства. (Неожиданно вскидывает голову и смотрит вверх.) Ваше Высокоизобретательство! Вы слышите? Мы – в восхищении! Что?.. (Прикладывает ладонь к уху.) Не хотите отозваться? (Оборачивается к Демону.) Не снисходят-с...

Теперь ты, наконец, понимаешь, ради чего я здесь с тобою бьюсь?! Только здесь ты можешь сделать выбор сам! Своею волей! Он, наш создатель, так и не дописал своего «Демона». И не мог дописать – слишком многое ему мешало. Тебе – не мешает уже ничто! Сделай же СВОЙ ВЫБОР!

 

Д е м о н. Или твой? Снова – твой?

 

П е ч о р и н (жёстко). Мой выбор – продолжить до времени земное бытие нашего создателя, да и твоё тоже – ты уже сломал! Теперь – только твой! (Неожиданно успокаивается.) Итак, Учитель, спрашиваю в последний раз: вы – с кем?

 

Д е м о н. Не с вами...

 

(Пауза.)

 

П е ч о р и н (с лёгкой усмешкой). Тогда... до свидания. И, по земным меркам, довольно скорого.

 

(Демон смотрит насторожённо и вопросительно.)

 

П е ч о р и н (со вздохом). Хотите знать, когда? Всего-то через три года... В тот же день – пятнадцатого октября. И на него возведут напраслину: человеконенавистник, славянофоб... А он будет гордиться своим славянским происхождением. И будет вчитываться – пусть и в переводе – в строки нашего создателя. И еще в отрочестве будет страдать, когда падет Севастополь, среди защитников которого окажется Столыпин-Монго... Вот теперь действительно всё...

Моё предложение вы отвергли. Значит, быть по сему. (Усмехается.) Так и хочется сказать: «Прощайте, Учитель!» А ведь неверно будет. Не навек же прощаемся. (Открывает часы.) Ещё пять минут... Чем бы вас напоследок развлечь? Ах, да... Как бишь перевесть на немецкий слово «заклинание»?

 

Д е м о н (мрачно). Бешвёрунг...

 

П е ч о р и н. Тяжёлое слово. Впрочем, «заклинание» – не легче. Есть у Александра Сергеевича такое стихотворение. Никогда не думали на музыку его положить, нет? (Снова смотрит на часы.) А вот профессор античной филологии, которым вы отказались стать, – его учение потом назовут ницшеанством – эту музыку и сочинит. Три минуты. Ну (усмехается), с Богом...

(Поднимает руку, словно бы делает взмах дирижёрской палочкой, и раздаются первые аккорды фортепиано – романса Ницше на стихи Пушкина в переводе на немецкий Ф Боденштедта – «Beschwörung» («Заклинание»). Романс звучит, и фигура Демона постепенно теряется во мраке. Печорин остаётся один. Музыка звучит с нарастанием, на ее фоне речитативом отстраненно произносится текст.)

 

O wenn es wahr, daß in der Nacht,
Wann alle ruhen, die da leben
Und wann die Mondesstrahlen saht
Herab auf Leichensteine schweben,


O wenn es wahr ist, daß alsdann
Die Grậber öffnen sich, die stillen
Ruf ich, harr ich um Leila’s willen:

Zu mir, mein Lieb! Heran! heran!..
………………………………………..

(Печорин удаляется с последними аккордами.)

 

 

 


Оглавление

10. Картина VIII
11. Картина IX
12. Картина X
518 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 18:28 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!