СДМ, или Сад де Маркиз, или СаДоМазохисты, или Современная Демократическая Молодёжь

 

Соавтор: Лачин

18+

 

Купить в журнале за октябрь 2016 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется полчаса | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

«СДМ» Яны Кандовой и Лачина – сочинение странное; не знаешь, как подступиться к описанию, изложению этого романа. Роман небольшой, около пятидесяти тысяч слов, сто сорок – сто пятьдесят книжных страниц. Но странностей много.

При чтении отдельных эпизодов может сложиться впечатление, что это порнография, более того – фантазия садиста-психопата (де Сад и садомазохизм не случайно присутствуют в названии романа). Кому могут нравиться романы Альфонса де Сада? Садистам, мазохистам… ну и садомазохистам, дальше список уже никак не продолжить. Но так ли это в данном случае? Мы не случайно назвали роман странным, необычным.

Приведём отрывок, точнее, начало романа и ещё небольшой кусок текста из начала.

 

 

Глава 1. О том, как всё начиналось

 

Я всегда была скупа на эмоции и чувства. Всё, что есть во мне – оно моё, и никому нет туда доступа. В детстве была аморфной неумехой с вечно сонными глазами. Одноклассники называли меня за глаза дурой набитой и дебилкой – слух у меня всегда был прекрасный, да и мир, как говорится, не без добрых людей, добрые люди всегда помогут узнать о себе жестокую правду. Впрочем, что знают эти добрые люди о настоящей жестокости?.. Разве что пару-тройку избитых фраз и сводки криминальной хроники на телевидении.

Моя дорогая мамочка… Как же ты меня не любила, и как же ты любила себя… Ты меня так сильно не любила, что сейчас я говорю о тебе в прошедшем времени, когда ты совсем недавно вернулась в Баку из поездки в твой любимый город на Неве, где тебе удалили два нижних ребра. Это я узнала, конечно же, не лично от тебя, ты ведь и не вспомнила, что я совсем рядом, а из новостей из родного Азербайджана, которые я смотрю по кабельному телевидению в Москве. Здесь, в Москве я иногда, в особо холодные зимние вечера, предаюсь душещипательным воспоминаниям о моей прошлой жизни, о детстве, о городе ветров Баку, в котором прожила целых двадцать лет, пока не удрала от тебя, дорогая мамочка, сюда – в страну демократических возможностей и безграничных свобод.

Когда ты живёшь в бывшей союзной республике, на стыке востока и запада, а твоя мать – поп-звезда, которая трясёт своей роскошной жопой на всех телеканалах страны, то жить не очень весело. Только одно украшает эту жизнь – хренова куча денег, которые гребёт твоя разнузданная и неуёмная мамаша. Она настоящая восточная красавица – губки бантиком, брови вразлёт, глаза нараспашку, лицо разукрашено, на голове дом, тело – плодородная нива, склонная к разрастанию хлебов вширь. Раз в год – город на Неве, подтягивать бантик губ, отправлять в полёт брови, распахивать глаза и подрезать свободные хлеба. А ты остаёшься в холодном и скучном особняке, в окружении сварливых тёток и противных горничных, в голове которых звенит хрустальным звоном пустота, а рот никогда не закрывается, ведь разговорчивость людей прямо пропорциональна хрустальному звону в их головах.

Ненавижу горничных, ненавижу тупых, ненавижу тупых горничных, ненавижу холодные особняки, в которых бродят и иногда теряются тупые горничные. До сих пор неприятно вспоминать, как в детстве пришли ко мне подружки-одноклассницы, пришли поглазеть, как живёт поп-дива, какие у неё ковры в доме и какие сервизы, бродили раскрыв рты, пожрали все бананы и потребовали чай. Что может быть проще чая, подумать только. Но нет, когда тебе до тринадцати лет ни разу не доводилось побывать на кухне, то чай – это самое ужасное, что может быть в жизни, в тот момент, когда отсутствуют и сварливые тётки и противные горничные. Чай, он бывает налит в красивый фарфоровый чайник и поставлен на позолоченный поднос, в таком виде он шествует в затканную персидскими коврами роскошную гостиную, в таком виде он появляется перед розовым носом дочери поп-дивы. Но розовый нос сунулся на кухню и не нашёл там ничего, что может быть похоже на ароматный янтарный напиток в фарфоровом чайнике. И когда по газовой плите полилась вода из выкипающего чайника, когда на пол упал прорванный пакет с крупнолистовым цейлонским, когда на пальце мгновенно вскочил большой волдырь от ожога, – тогда явились они, подружки-одноклассницы, впитывая в себя все подробности позорной ситуации, чтобы прославить навек на всю школу имя дочери поп-звезды, которая сидела на кафельном полу среди рассыпанного чая и рыдала самым некрасивым образом.

С тех пор я ненавижу бедных, которые сами заваривают чай и знают, что такое веник и совок, с тех пор я ненавижу горничных. У них дома сопливые дети и по комнатам развешано сырое бельё, в их квартирах пахнет топлёным маслом и нафталином, и ещё чем-то мерзким и дешёвым.

Какое возбуждение охватывает меня, когда вспоминаю, какой я была правильной и аккуратной, как сильно переживала свой позор перед подругами, как мне стыдно было ходить по школьному коридору и встречаться глазами с насмехающимися одноклассниками. Конечно, дочь поп-звезды, богатая девочка с розовым носом, а такая дура, что даже рассказать страшно, и чай она заваривать не умеет, она думает, что чай появляется в волшебном чайнике, а хлеб растёт на деревьях. Она ходит в музыкальную школу и играет на фортепиано, подтянутая стройная девочка, не в пример своей жиреющей матери, сидит за инструментом и исправно выстукивает мелодию на радость учительнице. Сладкая дрожь пронизывает тело при воспоминании об этой наивной девочке, так и хочется погладить её розовые щёки, приблизиться губами к её лицу… А потом провести рукой по её шее, а потом ниже… Бедная девочка.

Что есть зло, с точки зрения этой девочки? Знает ли она, что такое понятие существует? Она ведь читала книги, эта бедная девочка, и даже одолела собрание сочинений Мопассана. Что бы она ещё делала в том пустом и безвкусном особняке, если бы не читала книг? Поп-звезда для шика отвела целую комнату под библиотеку, для неё это был серьёзный поступок, потому что она пожертвовала при этом тренажерным залом, одним из двух. Писалось ли в тех книгах о настоящем зле, холодном, изощрённом, без всей этой бараньей вульгарности с раскаянием и соплями, были ли в тех книгах герои, которые совершали злые поступки с чистым сердцем и открытой душой, а не боясь и не оглядываясь? Как мне не хватает иной раз подобных историй. Хочется чего-то поистине настоящего и значительного. Интеллигентному человеку нужно пикантное зло, умное и утончённое, продуманное на все сто, с психологическим садизмом. Только это доставит истинное удовольствие настоящему ценителю.

С улыбкой вспоминаю подслушанный однажды разговор. Тихим шёпотом мои тётушки обсуждали старого развратника, который, уже имея правнуков, приставал ко всем своим невесткам и родственницам. Что ему стоило? Он старый и всеми уважаемый человек, подкрадывался сзади к молодым женщинам и лапал их самым «возмутительным образом». Они обалдело оборачивались, а он щерился беззубым ртом и нагло хихикал, почёсывая то, что осталось у него на старости лет между ног. И ничего его невестки не могли сделать: неудобно на старого человека жаловаться, да и кто поверит? Так и жил, веселился. Люблю таких хитрющих старичков. Их безнаказанность вызывает зависть. Именно к такой безнаказанности стоит стремиться, ведь это главная козырная карта.

Наверное, я окончательно поняла, что стыд – это то, чего не должно быть у умного и раскрепощённого человека, когда со мной случилась одна история… Это был своеобразный урок, очень наивный и умилительный, который я до сих пор с приятными чувствами вспоминаю. Мы с подружкой поехали вдвоём на пляж. Нам было по пятнадцать, обе – созревшие и красивые милашки. Я буквально удрала из-под надзора сварливой тётки, ведь меня держали взаперти. Мы, радостные и счастливые, приехали на пляж. Народу было мало, и мы с подругой вели себя раскованно. После очередного купания в море мы прогуливались по берегу, чтобы обсохнуть. Сзади откуда ни возьмись мужичок: маленький, противный, весь обросший шерстью, этот мужичок, обгоняя нас, резко выкинул руку и похлопал мою подругу по заду. После этого, даже не глядя в нашу сторону, припустил рысцой, как заяц, боясь, что его в любой момент поймают. Моя подруга от возмущения стала кричать и ругаться ему вдогонку. На крик прибежал молодой человек. Узнав о том, что случилось, парень побежал за мужичком. Тот как раз споткнулся от усердия и упал на мокрый песок. Парень догнал его и провёл с ним какую-то морализаторскую беседу, вид имел грозный, мужичонка трясся от стыда и кланялся, потом повернулся в нашу сторону, приложил руку к груди и почему-то снова поклонился. А затем, резко развернувшись, побежал от парня так, что пятки засверкали, всё той же заячьей рысью. Парень вернулся к нам, с приветливой улыбкой сообщил, что всё в порядке, держался он уверенно, смотрел прямо в глаза, было явно видно, что он не подлец. Моя подруга, раскрыв рот, смотрела на него благодарным взглядом зачарованной овечки. А парень попрощался с нами и направился назад, в неизвестность, из которой и прибыл. Но перед этим, огибая наши полуобнажённые тела, он резким движением залез моей подруге в трусы и похлопал её по злосчастному заду. Как бы между прочим, с видом полной самодостаточности, с уверенностью в своих силах, с гордостью в раскрытых навстречу миру честных глазах. На этот раз моя подруга не кричала. Она потеряла дар речи очень надолго.

Этот случай показал мне наглядный пример: каким человек быть не должен и, наоборот, каким нужно быть. Трусливый заяц, готовый лизать пятки всем подряд – этот вариант не годится для нормального человека. А вот самоуверенный, открытый, честный, всегда получающий то, что ему нужно, и абсолютно не стыдящийся своих поступков, Человек – да, таким Человеком я хотела бы стать. Можно сказать, что с того момента у меня появилась наивная детская мысль – стать таким, как он. Может, его тигриная манера двигаться меня окончательно добила. Ведь в моей ещё детской голове царил полный хаос, и сейчас я не могу понять, какие процессы двигали мной – умственные или чувственные.

А ещё помню, как пришла ко мне в гости другая подруга, которая была старше лет на десять. Пришла со своим любовником, чтобы посмотреть порнушку. Они мне хитро подмигивали и снисходительно посмеивались: хочешь, мол, маленькая, посмотреть как взрослые тёти и дяди трахаются? Ведь ты же ещё девственница, не правда ли? Тебе ведь интересно? Ты когда-нибудь видела, как это делается? Нет, не хочу, с непроницаемым лицом говорила я. Мне неинтересно. А они пошленько смеялись и выискивали на моем лице следы румянца. Но мне действительно это было безразлично. Ведь все эти животные акты такие скучные, тупые… Все эти люди, что смотрят эти фильмы, превращаются в тупых животных, что пускают слюни при виде чужого оргазма. И подруга мне в тот день опротивела, больше я с нею не захотела общаться. Даже не потому, что она смотрела как тупая скотина на чужой оргазм, а потому, что отнеслась ко мне как к тупой скотине, которая тоже хочет смотреть на чужой оргазм, но, сама являясь девственницей, стесняется при посторонних. Она, наивная, думала, что засмущала меня до ступора. Мне бы её раздавить в тот же день как муху. Но мой внутренний потенциал в тот момент не отвечал моим возможностям. Несчастная, как же её звали?.. Лалочка… Мы с ней встретились позже, уже в Москве.

Чуть позже того случая читала маркиза де Сада. Что за романы!.. Но в моём восклицании не столько восторг, сколько удивление. Я понимаю, он раскрыл глаза на мир не одному поколению, им восторгались великие люди искусства. О нём писали, что он вывернул людей наизнанку и освободил их умы. Это всё правильно. Но в своих романах он не только вывернул людей наизнанку, но и раздул их пороки и качества до невероятных масштабов. Эти масштабы настолько невероятны, что читать всё это смешно, как глупые сказки. А сказки я никогда не любила. В детстве я читала не сказки, а произведения, в которых была прописана психология героев. Сердце моё тянулось туда, где царили смерть и кровь. И оно потянулось к Саду. И разочаровалось. Потому что когда члены мужчин без конца фонтанируют спермой, так, что сбивают люстры с потолка – это слишком. Когда из женщин без конца вытекают реки «соков» – это чересчур. Когда герои сутки напролёт обсасывают друг другу клиторы, анусы и члены, и у них при этом даже челюсти не устают, не говоря уже о клиторах, анусах и членах, – то это уже глупые сказки.

Некоторые эпизоды я выписала в блокнот, чтобы поделиться потом с разбирающимися людьми. Вот парочка:

 

«Наше внимание привлекла обстановка столовой, показавшаяся нам не совсем обычной, и хозяин сказал:

– Вы видите перед собой живую мебель, и все предметы передвигаются по моему знаку.

Минский щёлкнул пальцами, и стол, стоявший в углу комнаты, переместился в середину, к нему придвинулись пять стульев, с потолка опустились два огромных канделябра и зависли над столом.

– В этом нет ничего волшебного, – продолжал великан, довольный произведённым эффектом, и объяснил: – Стол, канделябры, стулья – всё это живые рабыни, специально обученные для этого; блюда ставятся прямо на их спины, свечи вставлены во влагалища, а наши зады будут покоиться на их лицах или упругих грудях, поэтому я прошу женщин задрать юбки, а мужчин спустить панталоны, чтобы, как говорится в Писании, "плоть слилась с плотью"».

 

«…Мне сорок пять лет, и даже в этом возрасте я обладаю такими способностями к плотским утехам, что никогда не ложусь спать без того, чтобы не испытать десять оргазмов. Впрочем, это и неудивительно, потому что я употребляю огромное количество человеческого мяса, увеличивающего объем и плотность семени: перешедший на эту диету, наверняка утроит свою сексуальную мощь, не говоря уже о здоровье и сохранении молодости».

 

«В дальнем конце комнаты мы увидели широкую полукруглую апсиду, увешанную зеркалами, в которой стояли шестнадцать колонн из чёрного мрамора; к каждой из них, спиной к двери, была привязана девушка, и посредством двух верёвок, пропущенных через изголовье хозяйской кровати наподобие используемых звонарями на колокольне, наш злодей мог подвергать несчастных рабынь всевозможным мучениям, и пытка длилась до тех пор, пока он не отпускал веревку. Кроме девушек в апсиде, в спальне находились шестеро других и дюжина мальчиков – ночные слуги, дежурившие в прихожей на тот случай, если их развратному господину потребуются какие-нибудь услуги.

Первым делом Минский, когда мы подошли к постели, продемонстрировал нам свою эрекцию и с жуткой ухмылкой направил на нас свой гигантский смертоносный инструмент. Потом попросил нас обнажить задницы и, ощупывая ягодицы Августины, пробормотал, что ещё до наступления вечера заберётся в эту пещерку. Услышав эти слова, девушка содрогнулась от ужаса, а Минский перешёл к фаллосу Сбригани, помассировал его, пригласил моего супруга в постель, и они пососали друг другу анус, получив большое удовольствие; затем хозяин спросил, не желаем ли мы посмотреть, как он будет истязать привязанных к колоннам девушек. Я стала умолять его поскорее запустить свой адский механизм, он дернул за поводья, и на девушек, испустивших один общий стон, одновременно обрушились хитроумные орудия пытки: колющие, обжигающие, сдирающие кожу, щиплющие и прочие, и через две минуты весь альков был забрызган кровью.

– Когда мне захочется покончить с ними, – объяснил Минский, – что случается довольно часто – всё зависит от состояния моих чресл, – достаточно дёрнуть за главный шнур. Я люблю засыпать с мыслью, что в любой момент могу совершить сразу шестнадцать убийств».

 

И так почти с каждым злодеем в его книгах. Допустим, не у всех у них члены величиной с дубину, но все они развратны до такой степени, что круглосуточно друг друга трахают. А некоторые из них высокопоставленные чиновники, есть министр, множество аристократов. Откуда у них находилось время на свои служебные обязанности, вообще непонятно. А уж количество их жертв… Я специально узнавала: в Париже в XVIII веке жило около шестисот тысяч человек. Если подсчитать количество убиенных и замученных многочисленными героями де Сада, то получится, что весь Париж должен был быть вырезан, Франция должна была жить во страхе от осознания того, что там живёт несметное число маньяков. Сразу вспомнился «Парфюмер» Зюскинда, который сумел довести до ужаса Париж только двадцатью жертвами. А что бы делал Париж, если бы жертв было не двадцать, а двести тысяч? полмиллиона?

Поэтому я решила, что если буду писать своё повествование, которое достойно этого, то оно будет настоящим, а не выдуманным, как у Сада. Там не будет сказочных великанов-людоедов, но будут настоящие и реалистичные истории, возможно, не такие потрясающие, но зато правдоподобные. Может, в них не будет вселенской дыбы, но зато садизм будет реальный, а не сказочный.

Я всю ту, прошлую жизнь мечтала о человеке, который будет полностью в моей власти и над которым я смогла бы от души поиздеваться. Все мои тётушки и горничные были не в счёт, с ними было невозможно дать выход своим эротическим фантазиям. Для эротических фантазий нужны были объекты, как минимум, помоложе, да и лучше, чтобы это были мужчины. Но мужчин в той моей жизни не было, вокруг были сопливые и прыщавые одноклассники, дряхлые и набожные старички-родственнички… Были любовники мамаши, но мамаша ловко вела двойную жизнь, её привычка постоянно прятаться от общественности и родственников никогда её не подводила. Так что любовников её я и не видела…

И ещё мечтала я о стыдливом человеке. Скорее всего, это должна была быть девушка, юная красавица, честная, с наивным представлением о справедливости и торжестве добра над злом. Но, к сожалению, таковую не нашла. Восток, о котором было известно как о колыбели чистоты и нравственности, этот Восток куда-то исчез. На нём сказалось пагубное влияние Запада. Восточные люди теперь раскрепощённые и совсем забыли, что такое стыд. Я, конечно, не имею в виду мусульманские страны, в которых религия до сих пор вешает на столбах и забивает камнями грешников. Я говорю о таких странах, как Азербайджан, моя родина, где я прожила первые двадцать лет своей жизни.

Люди у нас перестали стесняться. Это плохо. А когда я смотрела фильм «Роксолана: пленница султана», то буквально плакала от умиления, глядя, как пленные девушки на базаре, которых щупают покупатели, рыдали от стыда. Для них самым позорным было то, что их, голых, рассматривают десятки глаз. Хорошие были времена… Не то что сейчас. Пойди найди девушку, которая покраснеет от того, что кто-то пялится на её прелести. Наоборот, все сами раздеваются.

Самое смешное, что, несмотря на отсутствие стыдливости, на моей родине живут ужасно закомплексованные люди. С ними очень скучно. Многие европейцы думают, что на Востоке какой-то изысканный секс, на Востоке потрясающая эротика, что якобы это просто скрыто от посторонних глаз, тем более чужеземных. Вся эта восточная вычурность, дворцы, гаремы, красивые одежды и предметы быта… Европейцы просто начитались «Тысяча и одной ночи», где полно жгучих восточных красавиц и тайн. На самом деле на Востоке нет такого секса. Всё по-будничному и по-животному. Обычная похоть, простая животная любовь, больше ничего. А после тридцати пяти вообще мало кто трахается, даже со своей половиной. Да и мало у кого стоит. Содержание не соответствует антуражу.

И я так и не нашла людей, близких мне по духу. Поэтому, купив на тихую себе билет, улетела в Москву. Просто удрала из дома, из-под опеки противных толстых тёток, которые не спускали с меня глаз, из-под опеки мамаши, которая уже давно путала, сколько мне лет… Денег у меня было достаточно, не зря же я дочка поп-звезды. Я могла снять себе двухкомнатную квартиру и жить не думая о завтрашнем дне.

[…]

Последующие четыре часа Еб.лкин с Еб.нштейном в поте лица лишали меня девственности. Еб.лко громогласно уверяла их, что искренне жалеет о своей неспособности внести свою лепту в общее дело, но зато оказывала моральную поддержку своими советами. Методы использовались самые различные: план «Барбаросса», заключающийся в резкой и ошеломляющей атаке, план Кутузова с медленным измором противника, македонская фаланга, я со страхом ожидала троянского коня, но обошлось, просто они не придумали, кого туда запрятать. Еб.лко, как разбирающийся в военной тактике человек, предложила провести штурм крепости с задней стороны, дабы немедленно осквернить сии девственные залежи.

В качестве музыкального сопровождения штурмовики вдохновлялись «Реквиемом» Моцарта, «Реквиемом» Верди, траурно-триумфальным маршем не помню кого. Наконец Еб.лкин в качестве деликатеса для гурмана поставил похоронный марш Мендельсона. Я бы поставила последний шлягер своей мамочки, но диска не оказалось. «Я тебе потрясу-потрясу, ты меня оцени-оцени».

Я никогда не думала, что человеческое тело способно принять столько поз. Еб.лко предложила позвать на помощь какого-то загадочного Лысого Хрена, но я отказалась, возразив, что и так оба присутствующих хрена тоже лысые.

Бойцы покинули поле брани, а я, как поле брани, размышляла (-ло) о предстоящих сражениях.

[…]

– Понимаешь, моя милая чернооко-черножопая сучка, лет двадцать назад мораль совкового народа была очень схожа с состоянием твоей п.зды четырехчасовой давности.

– О ужас, – схватился за голову Еб.нштейн, вспомнив виденное четыре часа назад. – Такое не забывается…

– Не надо травмировать Еб.натлы воспоминанием о её позорном прошлом, – укоризненно сказала Еб.лко, протягивая мне пачку сигарет.

– И таким, как мы, – продолжал Еб.лкин, – это было очень на руку. Ну, то есть людям, в чьих глазах стыда не больше, чем у жопы твоей попсовой мамаши.

Я вспомнила постер, в котором мама выпячивает свою задницу, и всмотрелась в глаза Еб.лкина. Действительно, сравнение было очень точным.

[…]

– Капитализм – это тебе не цацкаться с девичьей п.здой.

– Да, вы со мной точно не цацкались…

– То ли еще будет! Не с тобой, а с другими, – утешила меня Еб.лко.

– Эх, в девяностых было раздолье… Надо выискивать совестливых людей с честными глазами. Их уже мало. Надо уметь искать».

 

«И это только начало», хочется сказать, тем более что эта фраза будет иметь двойной смысл. Ибо десять глав романа написаны по принципу нагнетания, возрастания секса, мата, насилия и всевозможных ужасов. В приведённых отрывках главные герои с моральной точки зрения выглядят лучше, чем в любой из девяти последующих глав. Эти главы в чём-то идентичны девяти кругам дантовского ада, здесь также возрастает степень беспросветности и мучений жертв, только главными героями выступают четверо чертей, современных, в кофточках и джинсах. А юмористическое описание лишения девственности Еб.натлы служит преддверием дальнейшего ада, в который герои не спускаются, а сами его творят.

Азербайджанка Еб.натлы́ (в чьей матери легко узнать реальную азербайджанскую поп-звезду, кстати, также имеющую дочь) переезжает в Москву, где знакомится со сверстниками двадцати трёх – двадцати восьми лет: украинкой Еб.лко, русским Еб.лкином и евреем Еб.нштейном. Все они дети долларовых миллионеров – эстрадной звезды, министра, депутата и бизнесмена-мультимиллионера. Вчетвером разъезжают они по городам (сменяющимся в каждой главе) России второй половины девяностых, измываясь над людьми. Слово «насилуют» прозвучало бы неточно, неполно, ибо оно сопровождается какими-то изощрёнными психологическими издевательствами, плюс избиения и порки с финальным убийством. Жертвы (по одной на главу), как и палачи, различных национальностей – русской, еврейской, татарской, немецкой, азербайджанской, армянской... «…будут настоящие и реалистичные истории, возможно, не такие потрясающие, но зато правдоподобные». Еб.натлы с лихвой выполняет обещанное – творимое ею сотоварищи не только правдоподобнее, но и – именно благодаря реализму – жутче фантазий сумасшедшего француза.

Однако далее. Погрузимся во второй слой романа – не будь его, мы не писали бы этой рецензии. И во многом благодаря второму слою это именно роман, а не большая повесть.

Повествование, как можно было видеть, ведёт бакинка Еб.натлы, что делает её главным героем. Но особую роль играет и Еб.лкин, глава сей группы. Вся эта палаческая компания довольно начитана и владеет литературным языком, как минимум русским, кстати, это видно и по изложению событий этой самою Еб.натлы. Литературные обороты странно сочетаются с матерщиной и грубыми словами. Но Еб.лкин – ещё и мыслитель, он идеолог сей компании, и страшен не только действием (как прочие), но и своими мыслями.

Тут, кстати, можно поиронизировать над «философией» де Сада, по примеру Еб.натлы, высмеивающей его сюжетные неувязки. Идеология тупого маркиза сводится к топорной проповеди садизма и животного эгоизма, часто женоненавистничества, при этом автор постоянно ссылается на такие авторитеты, как некие племена «мамба-юмбу» из далёких джунглей, ведущие первобытный образ жизни. Не таковы герои СДМ, особенно Еб.лкин.

В первые дни знакомства он преподносит азиатке Еб.натлы уроки секса и сплошной матерщины. Впрочем, от него не отстают и остальные. Но вот начинаются избиения и изнасилования – и вырисовываются контуры плана Еб.лкина, его цели, стратегия. Каждое преступления сопровождается его пояснениями, почему оно совершено так, а не иначе.

Во второй главе, с которой начинаются «подвиги» этой «великолепной четвёрки», друзья устраивают пикник в лесу с тремя подростками: парнем и двумя девушками. СДМ (так называют себя сами герои) угощают своих жертв, а затем насилуют. Точнее, насилуют двоих, парня с девушкой, а вторую девицу не трогают. Без всякой видимой причины. Еб.натлы, мучитель-дебютант, удивлена – друзья объясняют ей жестами и мимикой, что вот «эту» трогать нельзя, разве что связать, чтоб не побежала звать на помощь. После немалых измывательств все трое отпущены. Команда СДМ разводит костёр, обсуждая «операцию». За выпивкой СДМовцы объясняют новичку свою тактику. Нельзя ставить в одинаковое положение всех потенциальных жертв, иначе они могут объединиться и станут опасны. Нужно разъединять, делать кому-то поблажки, давать привилегии, притом бессмысленные, безо всякой справедливости. «Это важный момент! – воскликнул Еб.нштейн, подув на картошку. – Чтобы везунчик больше злости вызывал у остальных». В заключение сей познавательной беседы Еб.лкин делает обобщение.

 

«– Надо мыслить масштабно. Всё, что мы сейчас сделали, делается во всей постсоветии. Такими, как мы, еб.натлинка моя дорогая. А этих трёх бедолаг можешь считать разными нациями, или религиями, или ещё каким хреном. Разделяй и властвуй, говорили римляне, а я добавлю: мучая – разделяй, насилуя – ссорь. Русских свиней, черножопых баранов, горных шакалов и п.здоглазых саксаулов. Всех.

В первый и последний раз я тогда видела у него какое-то вдохновенное лицо, и ещё это пламя костра, и наступающая темнота – всё было этак поэтически, что ли. И ребята молчали, видно, чувствовали важность момента. Я тогда только прониклась, что мы важное дело делаем, мы людей гробим с умом, а не как попало, и это счастье, что у нас есть такие, как Еб.лкин. Я схватила его руку, нагнулась и поцеловала её.

Конечно, и водяра на меня подействовала. Но он стоил того».

 

Продолжая сравнение с «Божественной комедией», можно заметить, что Еб.лкин играет роль… Вергилия, но будто в насмешку над римлянином, он злая пародия на героя поэмы – Вергилий, как провожатый Данте, объясняет ему, за что мучаются грешники, чего делать нельзя; Еб.лкин же поясняет своей подопечной Еб.натлы, как получше мучить невинных, как «обустроить» преисподнюю для более успешного мучительства. Эту роль, роль Вергилия наизнанку, частично играют и Еб.лко с Еб.нштейном, как опытные ученики Еб.лкина.

 

«Я так и подскочила.

– Стоп, ребята. Я что-то в толк не возьму. А что, таких как мы, много? Народ такой продвинутый?

– Народ как раз-таки тупой, – сказала Еб.лко со смешком.

– Понимаешь, – Еб.лкин мечтательно уставился вдаль. – Вот ты СССР… не очень любишь, скажем, так… Да?

Мы рассмеялись.

– Что Россия вымирать стала, так у тебя сердце оттого кровью не обливается, так? Да и все восточные славяне – один хрен. Немцы умный народ, нормальный, верно? Книги ты читать забросила. В бога веришь. Капитализм уважаешь. Протестантская Европа поумнее южан, верно? Ну там англичане, шведы всякие – повыше итальяшек и латиносов будут, так? Интеллектуал, узкий специалист-профи, лучше интеллигента с книжками, так ведь? Самые интересные виды спорта – силовые и футбол, да?

– Ну да…

Еб.лкин повернулся ко мне с улыбкой.

– Ну вот я только что подробный портрет Гитлера и описал. И твой портрет заодно.

– Наш, коллективный, – весело блеснул Еб.нштейн стёклами очков».

«Целый день мы жрали эти бананы, сырыми, потом жареными и какими-то там ещё, обсуждали сделанные фото и записи, прежде чем уничтожить как улики. Помню, в тот же день Еб.нштейн дал мне хороший совет: почаще использовать в разговорах с людьми слово «фашисты», к месту и не к месту, чтобы «запутать дело». Так людям труднее разобраться, где фашисты, гитлеровцы, где нет».

 

Гитлеризация России и всей постсоветии – вот что предлагают герои «СДМ», вот чем они заняты, и, размышляя над прочитанным, приходится признать, что гитлеризация действительно идёт, и власть имущие, сознательно или бессознательно, СДМовцам потворствуют. Кстати, ведь герои романа – главным образом дети этих самых власть предержащих.

Если Еб.лкин предстаёт дантовским Вергилием наизнанку, то Еб.натлы невольно можно уподобить… самому Данте, ведомому Вергилием по кругам ада, и недаром в финале она мысленным взором видит Гитлера – ведь и Данте в финале «Ада» видит дьявола. И Еб.натлы ещё более злая насмешка над Данте, чем Еб.лкин над Вергилием, ибо зрит дьявола с восторгом, осознавая, что, идя по кругам ада (и сама его творя), она к нему и стремилась, жаждала его.

 

«Я лежала, заложив руки за голову, и мысленно смаковала подробности нашего последнего злодеяния – глаза, крики, и ещё приятно вспоминать эти контрасты – между наглыми минами палачей и лицами жертв. Особенно приятно бывает сравнить с жертвами свою собственную рожу. Но в тот день мне было лень протянуть руку за мобильником, чтобы просмотреть вчерашние фото, к тому же я не помнила, сбросил ли их мне Еб.нштейн. В результате я просто свернулась калачиком и заснула.

Приснился мне кошмар. Я уверена, что это худший из всех тяжёлых снов в моей жизни, и надеюсь, что он таковым и останется.

Я была на Красной площади. Не помню, в каком её месте, помню только, что вжавшись в стену. И там был Ленин, вдали от меня, он стоял в окружении людей во френчах и шинелях и о чём-то с ними беседовал. И было много людей вокруг, они стояли кучками по пять-десять человек, переговаривались и смотрели в сторону Ленина. Я не слышала ничего из говоримого, но понимала, что говорится что-то мне чуждое, и для меня опасное. Было страшно и одиноко. Ещё помню красные стяги над головами людей, и от этого мне тоже было дурно. Потом Ленин вынул из кармана часы на цепочке, посмотрел и деловито положил их обратно. Было чувство, что он собрался что-то делать, сделать, вместе с окружающими. Моё ощущение кошмара усилилось, я сползла на карачки и проснулась.

Ничего страшного там вроде не произошло, но ни от одного сна мне не было так плохо, и не будет, наверно. Я проснулась именно от чувства страха, не калачиком, как заснула, а вытянувшись пластом. И сообразила задним числом: во сне, на площади, было вроде просторно, но меня что-то давило, было тесно, как в клетке, во всяком случае, такое вот было ощущение, и только со мною такое делалось, я чувствовала, что всем вокруг было именно просторно, вольготно. И ощущение сна не проходило, казалось, будто на меня надвигается что-то, виденное во сне надвигается.

Я выскочила на лестницу в чём была, в шлёпанцах и домашних шортах, хотела выйти во двор и вдохнуть побольше воздуху, чтобы избавиться от этого сна. Но во двор я не вышла, на лестнице меня ожидал больший подарок – та самая старушенция, «божий одуванчик». Она прислонилась к стене на площадке второго этажа, наверно, чтобы отдышаться. И я сразу сообразила, что вот это мне и нужно сейчас – старенькая, беззащитная, задыхающаяся жертва. И я взяла её за полы потрёпанного пальто, стукнула головой о стену и прокричала в устрашённые глаза: «Ленин сдох! Ленин сдох! Ленин сдох!».

«Позже, вновь засыпая, я представляла себе Гитлера на трибуне, сперва глядя в потолок, потом с закрытыми глазами. И вот странно – фюрер так дёргался, кричал, сотрясался всем телом, а мне было покойно, от него покойно. Я тогда только поняла по-настоящему, что ведь он – родной мне, близкий. Перед отъездом в Россию я задержалась взглядом на постере, где моя мамаша выпячивала жопу, оборачиваясь с зазывной улыбкой, обнаруживая тождественность лица и задницы – гладких, розовых, тупых и непробиваемо-оптимистичных. И засыпая с Гитлером в голове, я подумала, поняла: задница мамы была началом моего пути, а фюрер – финалом, который законно меня ожидал. И я сообразила, чей портрет повешу на стенку вместо маминого. Маму я уже переросла.

Жаль только, Адольф не приснился, когда я задремала. Но главное, сон был спокойный, крепкий».

 

Почему же эта клоака с матом, кровью, спермой и циничными откровениями, этот панегирик всяческой мерзости – двойственный? Люди, подобные членам СДМ, верно, не стали бы говорить так, выговаривать свои мысли так откровенно, как это делает рассказчица в романе. Может, это и рождает двойственное впечатление от СДМовских кошмаров? Может, «СДМ» написан против описываемого? Но те, кто против – пишут ли подобные тексты?

Вспомним Овидия. Август подверг его опале, сослал в глухую провинцию, и поэт не мог догадаться, за что, ведь он не порицал императора, он вполне лоялен, и более того – пишет как приверженец августовского режима. Овидий не мог понять, что он хвалил правящий режим таким, какой он есть – а император не хотел быть отображённым в подлинном виде, пусть даже с хвалебным комментарием, он желал выглядеть в глазах народа иным, вымышленным героем, коим никогда не являлся. Похвалы Овидия невольно разоблачали Августа. То же мы видим в «СДМ». Рассказчица воспевает постсоветско-профашистский строй таким, какой он есть, без прикрас. Зло, говорящее о себе правду, достойно того, чтобы быть выслушанным – его рассказы познавательны. «СДМ» фактически есть обвинительный вердикт, изобличение СДМовцев, саморазоблачение, изложенное устами СДМовца.

Даже если считать соавторов сторонниками их героев (что теоретически возможно), изобличение остаётся в силе, разве что становясь самоизобличением. Впрочем, подозревать авторов в СДМовстве не обязательно, если знать другие их сочинения. Уместно вспомнить их статью, также соавторскую, «Танец Гитлера (реализация планов Гитлера на постсоветском пространстве)», где как раз и говорится о вхождении Гитлера во власть и быт постсоветии.

«СДМ» типичен и нетипичен для Кандовой и Лачина. Он характерен для них уподоблением всего постсоветского фашизму, смесью трагического и комического и отсылками к Данте. И совершенно нехарактерен матом, вульгаризмами, просторечиями, большими диалогами, подробно выписанными эротическими сценами и издевательским характером аналогий с героями Данте. Что, впрочем, во многом объясняется характером героини, ведущей повествование.

«СДМ» во многом действительно и порнография, и дневник мерзавца; многие эпизоды, взятые в отдельности, являют собою масскульт в его наихудшем виде. Он же является обвинением миру, породившему этот масскульт. Позиция, с которой он написан, и средства (стиль, лексика, тематика), использованные при написании, разительно не соответствуют друг другу. Подобные авторы так не пишут и даже не читают подобные тексты. Но, возможно, о СДМовцах нужно писать и так. От их лица, их глазами и языком. Оригинальность этого произведения – в сочетании такой позиции с такой тематикой.

Путь, коим следуют СДМ, отвратителен. Путь, пролагаемый авторами «СДМ» в литературе, возможно, перспективен, как минимум, оригинален. Конечно, нормальному человеку читать подобное в большом количестве будет трудно. Но можно считать это интересным экспериментом. Который можно и повторять. Изредка.

 

 

2008–2009 гг.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за октябрь 2016 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению октября 2016 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.