HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Фёдор Избушкин

Два Сергия

Обсудить

Рассказ

 

Ну, тут история и вовсе скверная – назвать двух совершенно разных людей одним именем!

Куда же Бог смотрел?

Говорит, надо сразу и навсегда избавляться от всех бракованных людей!

Медицина, мол, дозволяет это еще в утробе беременной.

Увидели  в мониторе урода – извини, дружок, не место тебе на этом свете!

И мамаше хорошо – не будет судьбу свою жалобить и сердце изводить!

И дитя уже никогда не сможет спросить родителя – а почему я не такой, как все?

А то плодятся, как свинки во хмелю, потом всю жизнь плачутся!

 

Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 21.11.2012
Иллюстрация. Название: "Жизнь". Автор: Кирилл Кокоулин. Источник: http://www.photosight.ru/photos/1215723/

 

 

 

Рыжий еле тащился по перрону. В одной руке, в правой, – чемодан с кусками сала, кругами домашней колбасы и банками, банками с мёдом, облепиховым вареньем и соками, соками всех фруктов и ягод. «Хво̀рая у тебя дочка. Сильно хворая. Только моими продуктами подымешь на ноги». Слова матери, да ещё с добавкой: «Настю свою не ищи, а найдёшь, не зови. Мать, бросившая больное дитё – сука», – никак не выходили из головы.

 

Надоело Рыжему обходить стороной толчею на перроне и попёр напрямую, да не долго: конвой навстречу со скрюченным по рукам гастарбайтером.

 

«Дорогу! Дорогу!» – орали менты вокзальные, а таджик, а может, узбек, плакал от боли. А когда Рыжий не удержал чемодан и придавил ноги бедняге, тот заплакал ещё сильнее. Старший по конвою толкнул Рыжего, да так сильно, что слетела сумка у него с плеча, с тем же мамкиным продуктом, глухим звоном отдалась на асфальте, и стала своя толпа собираться вокруг.

 

«И чего прусь?» – подумал Рыжий. – «Действительно, чего? Тем более, опять объявили, что отправка запаздывает»...

 

В вагон номер пять утреннего рейса Курган – Москва на посадку никто не заспешил. И почему-то проводник не вышел. Втащил Рыжий в тамбур поклажу, прошёл по чистой ковровой дорожке до своего купе. Сначала с чемоданом, потом донёс и сумку. Распахнул сдвижную дверь, а там в купе, справа на полке уже сидит круглолицый, краснощёкий здоровяк лет пятидесяти, с угольной бородой лопатой, расклиненной к низу двумя рожками аж до середины груди. Сидит на матрасе, поджав под себя ноги и сложив руки на коленях. И пыхтит, как паровоз. В нос втянет воздух, через рот со звуком выпустит. Весь в белом. Брюки спортивные, наполовину расстёгнутая курточка с ручной вышивкой вокруг талии из летящих диковинных птиц – всё белоснежное. А вот здоровенный крест, угадывающийся под курточкой, пониже грудной впадины, так точно благородного жёлтого цвета – цепочка такая же…

 

– Заходи, сынок. Располагайся. Напарником будешь. – Заговорил первым Бородач. – Пустые в вагоне купейки. Не по карману демократам. А были времена, в очередь стояли за такими купейками. А тебе, вижу, по карману? Или депутат народный?

– Не было других билетов. А утром на работу. – Отвечал Рыжий, протискиваясь внутрь.

– Капитализм кем строишь?

– Прораб. Трест монтажно-строительный.

– Лучше бы ты коммунизм достроил. Пусть и хреновенький, зато свой. Заноси поклажу, а я малость ещё подышу, и будем харчевать.

 

Ступил в купе Рыжий, запихнул чемодан под сиденье своей полки. Сумка никак не хочет влезать, хрустом стекла отзываясь. Пришлось поднять и уложить ее в верхний багажный проём.

 

– Но ты силён, сынок. Лихо поклажу забросил. Другой бы покорячился. А ты – одним махом. Давай знакомиться. Жупаков, Сергей Фалалеевич.

– Ковалёв Сергей Николаевич. – Уставившись на диковинных птиц, облепивших одежу попутчика, ответил Рыжий.

– Выходит, тёзки встретились! – хохотнул Бородач. – А то вчера один чуть не подселился. Вломился сразу с чемоданами и давай, будто в своей хате, располагаться. А я вижу, что носатый, и турнул его: живи, говорю, отдельно. Храплю я так, что сам сбежишь. Послушался…  Не люблю я носатых, Серёжа.

– Так и я не очень курносый. – Рыжий сел на своё место лицом к лицу к попутчику.

– Ты русак, Серёжа, хоть и рыжий. А носатые — пришельцы. Не знал?

– Откуда пришельцы? – Удивился Рыжий. – НЛО что ли, или вы так шутите?

– Они самые. Под евреев косят. Это я тебе точно говорю. Понимают твари поднебесные, что раз евреи на земле так прижились, то можно и косить под них. Не заметят. Всё лучше, чем под каких-нибудь чурок. Согласен?

– Не очень... Вы до самой Москвы?

– Уходишь от ответа, Сергей Николаевич. До самой я, до Белокаменной. А может, и дальше, в Питер. Как сложится.

 

Бородач застегнул молнию своего птичьего костюма к самому подбородку, поправил стойку белоснежного воротничка.

 

– А ещё, дорогой Сергей Николаевич, я против не только совместного проживания с пришельцами, а их у нас уже навалом, но и против размножения умственно отсталых. А ты как?

 

Помедлил Рыжий с ответом. Скинул плащ, кепку, повесил на крюк. Двинув матрас с валявшимся тут же свежим бельём, ступил на полку.

 

– И чем же вам пришельцы так помешали? – Потянулся к сумке, вынул увесистый свёрток и положил на столик, покрытый тонкой белой скатеркой в треугольник.

– Опять ты от ответа уходишь, Сергей Николаевич. Недоверчивый ты человек. Я вот тебе о пришельцах заговорил, ибо знаю о них не по слухам газетчиков. На озере Иссык-Куль не бывал?

– Нет.

– Так вот, Серёжа, на дне этого ангельского озера уже давно тарелочная база построена. Спроси любого из местных – подтвердят. Я рыбаков допрашивал: сотни раз видели, как со свистом со дна выныривают целыми стаями! А на нашу матушку-Ладогу целый ихний корабль прилетал. Подлетел и завис над озером. Двести тарелок из себя выпустил. В конце семидесятых дело было. Столько людей на улицах в страхе попадало! Я ведь сам в Петрозаводске потерпевших опрашивал…

 

Рыжий развернул сверток, и духом аппетитным наполнилось купе.

 

– Прошу вас к столу. Картошка ещё теплая, а колбасу моя мама сама готовила. Рано пришлось вставать, на поезд успеть, уж, давайте перекусим да вздремнем часок.

– Ох, и запашок! Надо выпить, Серёжа, за твою мамку, да за знакомство!

– Я-то, вообще, непьющий…

– А за мамку – можно! Если за знакомство не по душе.

– Я не хотел вас обидеть. Только не верю я в этих пришельцев. А к евреям у меня большое уважение. Друг был еврей. На строительном факультете.

– Не надо юлить, Серёжа. Я тебя раскусил. Хороший ты мужик! Да мало ещё пожил…

 

Бородач достал из цветастой спортивного кроя сумки поллитровку коньяка, два граненых стакана. Плеснул Рыжему на дно, себе – на четверть.

 

– За мамку твою!

 

Когда выпили и, не торопясь, закусили, а потом и повторили, повел разговор Бородач:

– Давай, Серёжа, про нашу с тобой жизнь поговорим. Коли не хочешь о пришельцах и умственно отсталых. Вот, ты человек мирской и даже учёный, с институтами. А у меня, Серёжа, у священника, представь себе, две жены было. – Бородач хитро прищурился. – А у тебя?

– Одна. – Пожал плечами Рыжий.

– А чего сбежала?

– Откуда вам знать?

– Не снаряжает мамка так в дорогу сына, если жена его не сбежавши… Набит у тебя чемодан продуктом?

– Набит. – Смутился Рыжий.

– Значит, знает мамка, что сбежала от тебя жена, и некому на тебя ворчать: «Не кормлю тебя, да? Плохая жена, да?» Чего же сбежала, если ты непьющий, да ещё при делах и зарплаты хватает на двухместную купейку?

– Дочка больная. – Выдохнул Рыжий. – Синдром Дауна.

– Ну, это я сразу понял, как только ты в купе вошёл.

 

Удивился Рыжий, глядя на Бородача.

– Ясновидящий что ли?

– Духовного я звания, Сергей Николаевич. Был… Все отцом Сѐргием звали. О дочке твоей говорить не будем. Тут я тебе не советчик. Тут ты сам всё решил. Хотя и врачи тебя уговаривали дочку в роддоме оставить. И супруга. И все, кому не лень. Но ты сам всё для себя решил. Бог судья тебе. Давай о супружницах своих расскажу. Вдруг жениться надумаешь?

 

Кончиками пальцев Бородач шевелил рожки своей бороды:

– Первая и единственная, с которой я повенчан, а у нас, не монашествующих священников, только одна и бывает, сбежала от меня с коммерсантом. В середине девяностых было. Душа не христианская, не сдюжила. Вторая, писаная красавица, отказалась рожать мне наследника. Врач из «Центра планирования семьи» сбил дурочку с толку. Дефектным плодом попугал. Я ей талдычу: «плюнь им в рожу и рожай! Врет твой врач, не может у тебя урод родиться!» Ни в какую! Тогда через знакомого достал для нее брошюру с обличением этих Центров планирования семьи. Их только в Питер у нас, представь, больше сотни тогда понаехало. Но не помогла брошюра. А ведь она хоть молода, но умнее меня оказалась. Я потом это понял, после развода. С чего, думаешь, трагедия у нас с демографией? Водка мужикам баб заменила? Нет, дорогой ты мой. Америкашкам главное запугать наших баб в этих Центрах. Не разродимся – и хана нам! Сто сорок миллионов запуганных вымирающих идиотов, плюс инвалиды да старики – народ это, по-твоему? Фитюльки мы, а не народ! И каждый из нас за это в ответе, что не наполнил землю здоровым поколением. И не надо ничего придумывать, и деньгами подстёгивать за второго и третьего ребёнка. Кончится тем дурная эта комедия, что мужик скажет: «Я тебя осеменил, а ну, плати теперь половину!» Разделяешь мою тревогу?  

 

– Не очень. – Ответил Рыжий. – А с теми, кто уже родился неполноценным, что делать?

– В отход, Серёжа. Как это ни больно слышать, но – в отход. Если бы у моей молодой супружницы и вправду урод родился, я бы и глазом не моргнул…

 

Призадумался Рыжий.

– Сами же уговаривали жену рожать? И знали, что ребенок будет неполноценный? А потом, значит, хотели его в отход? Как-то не вяжется. Да и не по-божески это. Разве выживет человек без милосердия? Не знаю, по какой причине ушли вы из духовного звания, но церковь ведь всегда была за милосердие? Убогие да чистые сердцем разве не под приглядом у Бога?

 

– Вот удивил! У нас что, нет других позывов к милосердию? – Сморщился Бородач, закладывая на язык ломтик колбасы. – Или прочие проблемы уже все решены? Я же не говорю тебе, что человека в коляске надо в отход отправлять. Предметов для милосердия хоть отбавляй! Кто мешает милосердствовать голодному и обделенному? При демократии таких, как собак не резанных. Или к бездомному животному? Что же тебе не понять?  

 

Бородач плеснул в оба стакана.

– А вот к дурням безнадежным другой должен быть подход. Вот, представь, что на Земле одни лишь твои дауны живут, парами. И всех-то ты их так любишь, жить без них не можешь… Потом в каждой такой семье народятся еще такие же уроды! Тысячи, миллионы людишек, похожих на человеков! Без мозгов, без надежды, без планов на будущее! А это ведь и есть конец Света! – Стукнул себя по колено рукой Бородач. – И не надо бояться об этом говорить! Это еще бо̀льший грех. В колокола бить надо. Лёг на жену, так проследи кого зачала

 

Раскраснелся лик Бородача от выпитого, от жаркого разговора.

– А тут ещё и наука, глядишь, позволит недоумкам этим доживать до семидесяти лет, и рожать себе подобных! Представь только, что станется с твоей милосердной планетой уже через два поколения! А я скажу тебе – всё это чудное население выродится в законченных дебилов! Хотел бы ты, чтобы у тебя в доме прописалась парочка таких объектов для милосердия?

 

Плеснул Бородач себе коньяка, опрокинул стакан.

– Не было ничего подобного у нас издревле, Сергей Николаевич. Всё ваш прогресс да наука спутала. А мы, как стадо, за ними вслед и кинулись, предали Небеса. Посему, Бог этому не потворствовал. Наоборот, считалось наказанием. За грех родительский. И коли мамка с тятькой являли своё милосердие к этакому дитя, то это было их делом, их покаянием. Соседи разве из вежливости поддакивали, доброту выказывали. Каждый же в сердце хотел себе нормальное дитя. Потому, из нормального получится и талант, и гений, как говорят, и Бог, и царь, и... дуралей. А из дурачка – только дурак.

 

Бородач похрустел костяшками пальцев.

– Знаю я, любая мать в душе верит, что уж её-то дитя особенное, и вырастет непременно хороший человек. Даже и гений. На что же, скажи, надеяться матери, коли растит она заведомого кретина? На что надеяться? Ведь в жизни мозги нужны. И цивилизация вся, она ведь мозгах. Я всегда был той мысли, что какие мозги у людей, такая и цивилизация. А Дауну мозги разве исправишь? Поздно пить боржми. Или может, думаешь, Богу досуг возиться с идиотом? Не-ет! Ему подавай существо, которое устыдить можно, к покаянию призвать за грехи плотские! А твой слабоумный разве устыдиться может? Разве понять ему, что грех в нем сидит? Прости, Серёжа, никому дебил не нужен. Ни людям, ни Всевышнему. Церковь хочет сердцá от скверны очищать. А что такого есть скверного у дурачка, если говоришь, что сердцá их изначально чисты? Разве втолкуешь идиоту, что он еще от Адама во грехе ходит? А без этого ни покаяния нет, ни отпущения.   

 

Понимал Рыжий, намерено провоцирует его Бородач.

– Я уже говорил вам, у меня дома такой ребёнок, и я счастлив! Без дочери я и жизни себе не вижу. Давно бы спился… или удавился. Точно. А она любит меня, и хотя ей всего ничего, и меня вот любить научила... Не пойму я толком: то ли добрый пастор сидит передо мной, то ли, простите, нацист какой-то?

 

Поковырял Бородач ногтем в зубах.

– Не верю я тебе, Сережа. Не может быть счастливым родитель с таким безнадежным спиногрызом. Ведь и жена ушла. От своего же дитя сбежала. Тебе ведь еще и тридцати нет? Да кто же это захочет, да еще по доброй-то воле, судьбу твою на себя примерить? Слушаю вот тебя, как ты о своем счастье тут рассказываешь, а будто бы оправдываешься передо мной. Не верю ни одному твоему слову...

 

Смотрел Рыжий в окно, на гладь Чебаркуля. Озеро облепили стоящие неподвижно лодки рыбаков. «Чебар – Себар» – мелькали в голове читанные им где-то сведения из истории края. «Куль – рука. Сибирская рука!» – вспомнил он вдруг. – «Вот же как легко сменяются названия! И Фалалеич этот странный. Говорит, что священником всю жизнь, а послушаешь, так еще хуже черта. Опять начал про церковь…»

 

– У нас про то открыто не говорят. То – правда. Церковь, в которой я был, на словах за нищих да за убогих. Но знаю я, что у нас в головах вертится, по себе знаю. Потому как сам не один год, как ты говоришь, в попах покорствовал. Помехи каждый сторонится, как черт от ладана Ты, вижу, Библию читаешь…

 

Хотел вставить Рыжий, да не успел, будто бы сам с собой говорил Бородач:

– И что ты там вычитал про инвалидов? Вспомни-ка. Что в Писаниях про убогих да про слабоумных? Разве Боженька их по голове гладит? – Хмыкнул. – А виной всему наука. Она и есть зло! Раньше ведь как было? Ребёнок просто умирал, как самый слабый в семействе. На его же место другой перерождался. Тот самый, взамен предыдущего, как у этих, у буддистов. В домах ползало по десятку ребятишек, и ничего. Никто за это не переживал. Чахлые ещё во младенчестве мерли. Бог дал, Бог взял. Естественный отбор. А сейчас как? Влезла наука в Божий промысел и попортила всё. Даже недоноски пятимесячные выживают? Куда дальше!

 

Обтер Бородач уголком скатерки лоснящиеся жиром губы.

– Нынче ведь всё больше таких, кто сам, без посторонней помощи и жить-то нормально не сумел бы, сдохнул бы ещё на груди у мамки. Но хуже того, – эти уроды могут потомство давать! А наука им в этом потворствуют! Демократы хреновы! Чем дальше, тем больше. Снежным комом пошло…  

 

Не стерпел Рыжий.

– Да ты, все же, фашист, отец! Если обычный поп с такими тараканами, что ж там у вас в приходе делается?

– Можешь сейчас называть меня как угодно. Но, скорее всего, я гуманист. – Парировал Бородач. – Притом, гуманист самый настоящий…

 

Не останавливался Рыжий:

– Гуманист! И это ты мне говоришь, когда нацизм весь мир проклинает? У которого деды в фашистском лагере погибли!?

 

Поморщился Бородач:

– Это были отнюдь не фашистские лагеря. – Забросил новый кружок колбасы на язык. – Это была рука Бога! Общественные гуманисты – хлюпики. Среди них не нашлось ни одного, кому можно было бы доверить столь серьёзное дело. Очистка генофонда – это работа для серьёзных мужчин. Все ваши «человеколюбивые» теории о важности, о спасении всякого человеческого заморыша – человеконенавистны. От них только зло и гибель разуму…

 

Распалялся и Рыжий:

– Чёрт знает что! Со стороны послушать тебя, будто бы правильно говоришь. Но от того как-то ещё мерзче. Как же ты попом, и такое несешь! Да ты ведь самого простого-то и не знаешь. Что даже и ребёнку ясно. Жизнь-то человека священна! Любая! Никто не смеет распоряжаться, кроме Бога…

 

– Ух, ты! Ух, разошёлся! – энергично потёр Бородач свои маленькие ладошки, плеснул сразу полстакана. – Мне ты будешь рассказывать о Боге? – Сморщившись, отломил хлеба для занюха. – Да я на нём… собаку съел!

 

Одним махом сдёрнул Бородач молнию своего костюма до пупа, выдрал из-под майки крест величиной с хороший кулак и потряс им над головой.

– Вот где ваш гуманизм! Видишь!? – Заорал и саданул крестом, тем его концом, к которому была распята правая рука Спасителя, о край столика. – Вишь, какой он крепкой? Когда мои нежные длани пастыря не могут разломать ореха, я бью его этим распятием! И знаешь что? Он колется! Я достаю зерно и даю страждущим. И сам тоже ем. Где тут зло? В чём я преступил? Кинулись сами в порочный круг, и не знаете теперь, что со всем этим делать!

 

За стенкой купе кто-то во сне вскрикнул.

– Тут тебе не райские кущи! – Продолжал греметь Бородач. – Тут выживать надо, да наперёд думать. Не сопли разводить, а от дитя своего избавляться!…

 

Подскочил Рыжий с места.

– Ты что сказал, поп смердячий!? Чтобы я дочку свою… Да ты смелый, пока тебя самого не коснулось! А вот коснулось бы, тогда бы по-другому запел! Правы были врачи в семейном Центре, правы! В родах тебе Бог спасение посылал, а ты не заметил, убил ребенка!

 

– Да уж, я такой монстр, и вовсе не человек даже! Будто не понимаю чувств родительских! Ту же мать, носившую и родившую в муках. – Без тени смущения продолжал Бородач. – Нет, всё не то. Не меньше твоего понимаю. И чувствую. Вот здесь чувствую. – Хлопнул ладонью себя в грудь. – Только у меня ещё и другое чувство есть. Ответственность. Я должен дать земле здоровое потомство. Или уж не давать никакого, если уж здоровое не получается. Чем гуманизмы и нюни разводить, лучше ставь вопрос: быть или не быть? Нам ведь повезло ещё, остались люди добрые с кулаками. За счёт них и живём. Только чем дальше, тем крепче должны быть кулаки у этих добряков. Миру всё труднее дышать. Поголовье растёт. Лагерями и приютами не спастись уже нам …

 

Перебил Рыжий:

– Погоди, Фалалеич! Объясни-ка мне, чем тебе так помешал инвалид? Тем, что не может дать здоровое потомство? Или он кусок хлеба у тебя отнял? А ты знаешь, что дауны, в отличие от тебя, святоши, не эгоисты? Они по природе не способны быть эгоистами! Так Бог устроил! И разве такой плосконосый симпатяга – это не призыв к тебе от Бога, служителю добра и милосердия?

 

Слушать слушал, но не уступал Бородач.

– Вот, смотрю я на тебя, Серёжа, и что вижу? Однозначно, доброго человека. А что ты есть из себя? Думаешь, если твой сосед Иван Иванович ни разу тебя не оскорбил, он непременно добрый человек? Так, по-твоему? А у меня есть другой критерий, понадёжнее твоего. Попроси-ка добренького Ивана Ивановича вместе с супружницей его, чтобы понянчились они с твоим идиотом пару дней, пока ты в командировке будешь! Вот и поглядим тогда, чего стоит милосердие. Станут они твое дитя выгуливать, поить-кормить, заботиться? Станут ли добрее от этого? То-то и оно! Никто не хочет лишнего беспокойства. А значит, всё твоё милосердие – это ты сам и есть.

 

Бородач не унимался:

– Дочку твою, Серёжа, хорошо бы пришельцам передать. Я серьезно. Иначе ничего ей не светит, окромя интерната, когда сам помрёшь. С такой дитёй долго не протянешь. Хотя сегодня ты здоров и ещё крепок. Подумай, попади твоя дочь к пришлым, не будет ли она там спасена? А я уверен, что на их планетах нет ни сирот, ни умственно отсталых. Если только они сами из жалости их туда не свозят с разных уголков Вселенной… А что, недурная идея – выставить инопланетян в добром свете! Гуманоиды-гуманисты! Может, потому-то и Землю нашу они нынче особенно достают, что очередь нам пришла! Отдадим-ка им на усыновление наших лишних деток! За так. По-дружески. За их технологии! Разве нормальный кто из людей будет против этого? И коли уж добрались пришлые до нас со своей «Андромеды», значит не такие уж они и тупые. И даунов наших вылечат. А глядишь, и вернут потом обратно, по доброте своей, в родные дома. Чего у себя-то держать? Родители-то как обрадуются! И всё это без твоего выдуманного телячьего милосердия. Просто вылечат недоумков, и всё тут!

 

На больное давил Бородач:

– Неужто ты сам, Серёжа, не захотел бы этого? Или всё стоишь на том, что Даун есть тварь совершенная, и мозги с хромосомой ему менять не надо? Что он Богом дан, чтобы Иваниванычи добрее становились? А что же сбежавшая мать твоей дочери? Она бы отказалась от помощи пришлых? Глядишь, и не бежала бы от тебя, и сейчас бы вместе дочь воспитывали. Да какая мать от такого откажется?

 

Изрядно захмелевший, путаясь в словах, нес свое Бородач:

– По глазам твоим, Серёжа, вижу, противен тебе мой совет. Да, мерзкие они, эти пришлые. Предатели. Пусть так. Мне-то всего лишь Церковь изменила, а не Христос. И я ещё из ума не выжил. Разве ты не заметил, как в глазах пришлых предательство сквозит? Я заметил. Посмотри в глаза монастырского старца, сравни-ка с глазами пришельца. Кажется, пришлым так и не удалось от нас это скрыть. Все они твари бездушные! Не будь люди такими милосердными хлюпиками, я бы никогда не отдал им наших ребятишек!

 

Ответил Рыжий:

– А вот одна моя знакомая, например, всю жизнь воспитателем в детском доме. Как здорово, говорит, Сергей Николаевич, что американцы наших сироток усыновляют! И сами материально обеспечены, и детки, стало быть, будут в надёжных руках. К тому же и государству прибыль! Торговать-то России, оказывается, прибыльно…

 

Вытирая жирные пальцы о бороду, Бородач перебил:

– Да, да, твоя замечательная знакомая, конечно же, права! И сарказм мне твой, Серёжа, понятен. Только выбрось свой глупый патриотизм, и ты начнёшь видеть. Торговля детьми или эмбрионами, от которых так помолодел вдруг наш бомонд,  очень уж затея рентабельная, как сейчас говорят. Государственная и безотходная! Точно ты сказал – наш это, национальный товар! Спросом торгуем! Как торгаши в храме Отчем. Может, потому толком и не решаем ничего ни с сиротами, ни с абортами, что выгодно это! Теперь ты, конечно, закричишь: «Это святое! Не смей трогать наших деток!»? А что вы все, крикуны, готовы делать, чтобы не было у нас этого святого позора? Государство с радостью сдаст всех сирот, аки хенерал Власов, со всеми их потрохами, хоть иностранцам, хоть бы и пришлым! Какая государству, к черту, разница? Да хоть и самому дьяволу! Вот и получаются из деток наших государственные выкидыши, точь-в-точь, какие бывают у не разродившихся баб.

 

Бородач набрал полные лёгкие воздуха и сквозь сжатые губы замычал какую-то нерусскую букву, натужно выдыхая:

– Не обращай внимания, Сережа, все мы в душе буддисты, только не признаемся в том. И что неприятен тебе был разговор про евреев с пришельцами, я тоже понял. Да, да, антисемит я. Хотя, на деле их и не бывает вовсе. А ты в этом ничего не понимаешь. Говорю же, если сам, хоть чуть-чуть не еврей, антисемита из тебя никогда не выйдет! Изнутри это. У тебя, Серёжа, этого нет.

 

– Мне и моего хватает, а чужого не возьму. Но с чего ты взял, что пришельцы – родственники евреям? – Спросил Рыжий.

 

Прослезился Бородач.

– Ты еще сомневаешься? А чем ещё объяснить такой успех? Везде они лучшие, везде первые. Притом же, – всегда в тени. Каюсь, я в своё время не обратил внимания на морды пришлых. Есть сходство, но больше не с нашими, европейскими евреями, а теми, что поюжнее. Но смотрю я на человека, а не на кровь его. И не сомневайся, Серёжа, антисемит я в самом что ни на есть здравом смысле слова. Знаю я эту историю, потому и не могу им не быть.

 

– Почему везде первые, и почему в тени? – спросил Рыжий. – Мой друг никогда не выделялся, мы и еду делили пополам, тогда, в студенческом общежитии.

– И до сих пор делите?

– Он уехал. Давно уже уехал в Хайфу.

– И что он там делает?

– Просто живет, обзавелся семьей. Меня звал в гости.

– Вот я и говорю – в тень ушел. Живет себе припеваючи, и никто ему больше не нужен. И тебя больше не позовет. Нужен ты ему, как собаке…

– А ты сам дал себе право всех судить? – оборвал Рыжий. – Пришельцев, евреев, меня, за то, что не бросил дочку?

– Не всегда я священником был, Сережа. – Заплетался языком Бородач. – Да и склад ума у меня особенный, взрывной. Меня ведь долгое время ничто утишить не могло. Я ведь поначалу-то дьяконом служил. А ещё раньше, когда прилепился к Христу, так уже тогда ничем меня отодрать нельзя было. Не видел я иной силы. Но знал твёрдо, поколебать меня может только здравость ума.

 

Отодвинул свой стакан от себя Бородач, к стенке откинулся:

– Дослушай меня ещё малость. Я вроде как специалист по сектам. Был тогда факультет в духовной академии… Разные веры штудировал, оттого и знаю, что крепче отеческого Православия на свете нет ничего! А в последние годы, когда йогу попробовал, даже вот изнутри у меня что-то исходить стало. И в голове как будто кто говорит со мной. Слова отдельные так хорошо слышишь, ну, точно Христос у тебя над ухом шепчет. А что ответить слову Его, не знаю…

 

Зевнул Бородач.

– Дальше только хуже стало, с подробностями. Стал я размышлять, что это со мной? Как подпустил я их к себе?

 

– Кого же их? – Спросил Рыжий.

– Их, их! – закивал Бородач. – Их самых и подпустил! И что я завтра приходу своему скажу, как в глаза людям смотреть буду? А ты думаешь, мне вопросов люди не задавали? Ещё какие вопросы! Я ведь сам тогда промаха дал, всё, что про пришельцев-то узнавал, людям рассказывал. Я к настоятелю своему, а он нос воротит. Крепись, мол, отец Сéргий, испытание бесово идёт! Кто ныне устоит, тому и спасение! А мне слова его, как пустышка для подростка. Мне опровержения нужны, а не упокой. Уверовавший-то знает, что только его вера истинная. А тут подмена, такой мне удар, что, вроде как, и сам Спаситель апостолам своим от них, от пришлых, являлся. Старинные иконы увидел я с летящими этими тарелками на Небесах! Настоятель сам их мне показал, в доме у него, перед самой Троицей. Вроде как, тоже доверился пришлым. Говорил, будто бы были в вере нашей нерадивые предки, иконы с бесами писали. Но я-то вижу, из ракеты и руки, и лик Спасителя на нас сверху смотрит … Духа Святого шлет. А ты ещё спрашиваешь, кто мне право дал…

 

С последними словами Бородач совсем сник:

– Тьфу, на это всё! Отвернулись от меня, один Христов голос остался…

 

Совсем уронил голову Бородач, ткнувшись носом в надкусанный ломоть ржаного хлеба, сложил на правую щеку и левым глазом своим прокряхтел на Рыжего, как из преисподней:

– Уходи в другое купе. Договорюсь с проводницей...

 

Рыжий подался вперёд.

– Голову подыми!

– Ну, поднял… И шо?

 

Истово, но крепко ухватил Сергей Николаевич Ковалев отца Сѐргия за клочья бороды его, чтобы голова не упала:

– Внимательно разгляди меня.

– Ну, гляжу...

– Понял, кто я?

– Кто?

– Пришелец.

 

 

 

518 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 18:28 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

https://bettingcafe.ru/bookmakers/
Поддержите «Новую Литературу»!