Пар у воды

Любимый город

Любимый город, не полмира,
Тебе полжизни навяжу.
Ветра летящие, Пальмира
Литая северная жуть.

Как пса, меня виденье тащит,
С рассветом на литейный стрит,
Архангел, на игле торчащий,
Не вострубит, не вострубит,

И слышно, призывает некто,
Седой как лунь, под луч луны,
Кострами невского проспекта
Твои зрачки озарены.

Сердечный ритм отстукан мерно,
Лишь только паузу возьму –
Под холм немецкого модерна
Он сходит шорохом во тьму,

А я не лаю и не вою,
Поскольку знаю наперёд,
Что наше время над Невою,
Невольно замедляет ход.

* * *

Пар у воды. Спят бронзовые птицы,
Свинцовый свет не меркнет до утра,
Наверно, здесь мне суждено родиться,
В кирпичных сотах Скобского двора.

Где безразлично, поздно или рано.
В чугун Невы сбегают небеса,
Прибитый к тучам, ангел Монферрана,
Глядит в мои незрячие глаза.

Туман съедает стены и аллеи,
Тяжёлый ветер в арках валит с ног,
Как я войду сюда, как я посмею,
Перешагнуть неведомый порог,

И кто отмерит время для прогулок?
Средь городов иных, а может – стран,
Приснится вдруг Фонарный переулок,
Поросший мхом заброшенный фонтан.

Другого нет, другое – позабыто.
Среди дворцов, мостов и колоннад
Я жду вестей у царского гранита,
Который год, который век подряд.

* * *

Не глядя, бросить наудачу
Монетой в птичку. Неспроста
Кисейный дождь стеною плача
Застыл у Львиного моста,

Меж дуг усталого металла,
На целый длинный век, и вот,
Патиной губы обметало
Цепным охранникам у вод.

И тень, двуглава и перната,
Вплетя затейливую вязь
В свеченье вод, под свод Сената,
Стекает, плавясь и дробясь,

Прикосновение которой
Бессрочным сплином наградит…
Гудки буксиров, стук моторов,
Набеги влаги на гранит.

* * *

Иду мимо кирхи, под киром, не финн, ни эстонец,
Над Финским заливом, под тонкими пальцами звонниц,
Проспектом полночным, где встречные девы – порочны,
И мнится сей город одним гобеленом барочным,
Голландским, как сыр, и потраченным молью, местами,
Мазут и разводы на водах плывут под мостами.
И сизое облачко плачет и тает, бедняжка,
В разлившейся тьме, и Коломна застёгнута Пряжкой.
И мраморный мальчик, стоящий на страже погоста,
И рёв катеров, обходящих Васильевский остров,
Как будто приходят и длятся короткими снами,
Предвечной мечтой, навсегда остающейся с нами.

* * *

Зелёный сумрак за ступенями,
Ведущими в гнилую воду.
Я прижимаюсь к ним коленями,
Кляня дождливую погоду.

Тут каждый дом люблю домысливать,
Рисуя башню над фасадом,
А кто-то в небе слышит исповедь,
Над затонувшим Ленинградом,

А кто-то красит лужи блёстками,
Глухие громы с неба сыплет,
И истуканами громоздкими
Напоминает про Египет,

И разливает воды вешние,
В протоки превратив дороги.
И я прощаю вам, сердечные,
Что нет на Невском синагоги.

* * *

Шумы деревянные, тонкие, кто не расскажет,
Как тикает ночь под картонками пятиэтажек,
И льдинки за окнами просятся, будто воздвигли
Бессмертье и за переносицей шепчутся иглы.
Пропали баронские кони все, сжавшийся мир же
Заключен в мигающем конусе света над Биржей,
А снег, поплотнее устроится, кашей поспел и
Прижался к обугленной Троице, каторжник белый,
Сминая лаптями холопьими редких людей, но
Внезапно, безуглыми хлопьями, лёг на Литейном.
Покажется, скроет всё скоро, да Б-г сохранит и…
Губами любимого города пахнут граниты.

* * *

Мне на палубе мало места,
И боюсь, что на берег спишут,
Где Милосская спит невеста,
За портьерой, в укромной нише.

Этот город учил бесплатно,
Как не ждать, считая минуты,
Что на солнце – тёмные пятна,
И в ночи – полумесяц гнутый.

За огнями на чёрной штанге
Обрывается твердь. Не с тем ли,
На гранитной грот-мачте ангел,
Чтоб найти мне другие земли.